Леонид Ленч - Из рода Караевых

• Название: Из рода Караевых
• Автор: Леонид Ленч
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1982

В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Пять лет тому назад здесь бушевала война.

Проводник курьерского Семен Игнатов стоит на ступеньках своего вагона и тоскливо смотрит на лужи, на черные, мокрые заборы, на низкое небо, на новенькое здание станции, рядом с которым высятся огромные кучи грязного щебня — развалины былых построек. Ему холодно и скучно.

К вагону подходит женщина. На ней пальто, перешитое из шинели, надетое поверх ватника, на голове теплая шаль, на ногах высокие прочные сапоги, залепленные дорожной грязью.

Лицо у нее красное, усталое, но очень счастливое, как будто сверху сыплется не мокрый, мгновенно тающий крупный снег, а манна небесная.

— Милый человек, подвези до Звездина, — говорит женщина, с улыбкой глядя на Семена.

— Что я вам — базарный подводчик? — сердится Семен. — Билет есть — садитесь, поезжайте. А нет билета — извиняйте, пожалуйста.

— Не продают на ваш поезд здесь билеты. Подвези так. Тут всего-то один пролет.

— Не могу, тетка! Не проси!

Женщина поправляет шаль обеими руками и улыбается еще шире:

— Очень уж нужно ехать, товарищ железнодорожник. Подвезите. Я вам за это… двести граммов поднесу. У меня есть с собой.

— И за триста нельзя, гражданка. За нами пассажирский идет. На него и ловчись!

— Не могу я ждать. Мне скоро надо. Подвези, кавалер.

— Сказано уже: не проси! Какие могут быть просьбы на транспорте!

— Не я прошу, радость моя просит.

— Что же это у вас за радость такая особенная, чтобы зайцем ехать? — равнодушно-иронически спрашивает Семен Игнатов.

— Про мою радость в газете написано. Прочтите. Там отчеркнуто, что надо.

Продолжая улыбаться, женщина протягивает Семену сложенный вчетверо газетный лист.

Проводник читает про себя отчеркнутую синим карандашом заметку, и постепенно скучливая хмурь сходит с его сурового, скуластого лица.

Улыбаясь, он смотрит на сияющее лицо женщины и говорит:

— Отстроились, значит?

— Отстроились! Пятьдесят две избы стоят. Новехонькие! А ведь когда вернулись из лесу, одна зола была. Кое-где только печные трубы торчали. Все немец пожег!

Что-то вспомнив, женщина смеется мелким, счастливым смехом.

— Мою землянку последнюю рушили. Что было! Председатель наш, Степан Лукич, ломом ворочает, а сам вприпляс!.. А Ванька Кутасов, инвалид, на баяне жару поддает. Ну а бабы — те, конечно, ревут от радости!

— Почему же тебя последнюю переселяли?

— Вы не думайте, я хорошо работала в поле. Так уж вышло. Надо же кому-нибудь и последней быть. Да я не обижаюсь. Избу мне хорошую поставили. Район помогал, а колхоз строил.

— Детишки небось рады?

— И не говорите! Так и скачут с печки на пол да с полу на печку. Как зайцы. Отвыкли за это время от деревянного пола, радуются теперь. Вот на новоселье спешу. Я сюда за припасами ездила. Подвезите, сделайте милость. Я бы три билета взяла, да ведь не продают на ваш поезд!

Бьет второй звонок.

Быстро оглядевшись по сторонам, не следит ли главный, Семен Игнатов бросает шепотом:

— Ну, полезай скорей, новоселка!

Он берет у женщины ее мешок и помогает ей взобраться на высокие ступеньки.

В вагоне тепло и уютно. Утомленные дорогой и непогодой, бушующей за вагонными окнами, пассажиры дремлют на лавках.

Женщина робко садится на краешек скамейки.

Лежащий на скамейке пожилой мужчина просыпается, садится, недовольно смотрит на новую пассажирку и желчно заявляет:

— Послушайте, это все-таки плацкартный, купированный вагон. У вас есть билет?

— Нету у меня билета, гражданин, — вздыхает женщина.

— Как же вы едете без билета? На каком основании?

— На основании радости моей. Вот… прочтите, гражданин.

Теперь заметку, очерченную синим карандашом, читает желчный пассажир. И с ним происходит то же самое, что несколько минут назад произошло с проводником Семеном Игнатовичем: он тоже расплывается в широкой улыбке.

— Значит, восстановили все-таки свою Кочетовку?

— Восстановили! Пятьдесят две избы! Новехонькие!

— И у вас теперь хорошая изба?

— Хорошая. Лучше прежней!

— Вот видите, как хорошо! Да что вы сидите, как птичка на ветке? Садитесь поудобнее.

Проходит проводник Семен Игнатов, разговор становится общим, и скоро весь вагон узнает, что в третьем купе едет колхозница, которую третьего дня переселили из землянки в новую избу. Всем хочется на нее посмотреть, и — к ужасу Семена Игнатова — в купе, где едет этот не совсем обычный железнодорожный заяц, набивается тьма людей. Дорожной скуки как не бывало. Радость, которую несет в своей душе женщина из Кочетовки, становится общей — шумной, говорливой и бестолковой. Раздаются смех, шутки. Румяный чубатый лейтенант заявляет, что он воевал в этих местах и, возможно, освобождал Кочетовку. Семен приносит огромный закопченный казенный чайник, кто-то заваривает чай. Безбилетную пассажирку наперебой угощают пирогами, холодной курицей, солеными огурцами. Женщина развязывает свой мешок и тоже достает кольцо твердой, как камень, колбасы.

— Кушайте, пожалуйста! — говорит она, обращаясь к веселым пассажирам. — Кушайте за нашу радость!

— Граждане пассажиры! — просит Семен Игнатов. — Вы только потише чаевничайте. А то придет начальник, тогда будет мне горе за эту радость!

Потом чубатый лейтенант приносит из своего купе гитару и поет «Землянку»:

Мне в холодной землянке тепло, —

выводит он ладным тенорком, —

От твоей негасимой любви…

В Звездино поезд приходит совсем затемно. Колхозницу из Кочетовки выходят провожать лейтенант и Семен Игнатов. В темноте все с той же ровной окаянной силой хлещет ноябрьский ледяной ливень.

— До деревни-то далеко до вашей? — спрашивает женщину проводник.

— Тридцать без малого.

— Доберешься?

Из мокрой студеной темноты женский голос отвечает:

— Доберусь! Спасибо вам за ласку вашу! Счастливого пути!

Лейтенант и проводник слышат, как женщина бодро хлюпает сапогами по лужам.

— Доберется! — говорит Семен Игнатов. — У нее теперь вроде как крылья за плечами. Да и помогут ей. У нас народ такой!

Поезд трогается. Лейтенант и проводник уходят в вагон.

ОДНА ФРАЗА

Маленькая американская девочка из Сан-Франциско недавно сказала своей матери фразу, которую потом — на весь мир! — произнес с трибуны Варшавского конгресса сторонников мира один из делегатов конгресса.

Когда я думаю об этой смешной и страшной фразе, я понимаю, что американская девочка не могла произнести ее так просто, в порядке гениального озарения. Бедный ребенок был вынужден сказать эти простодушные и дикие слова. Его довели.

И мне представляется, что жизнь девочки из Сан-Франциско в тот день, когда она обратилась к своей матери с этим потрясающим предложением, сложилась так.

Утром за завтраком папа, просматривая газеты, сказал маме:

— Посмотри-ка на эту карикатуру! Здорово нарисовано! Вот это — видишь? — пещера в Скалистых горах, в которой будет укрываться от бомбежек наше правительство, когда начнется война. А это — пенек нашего обожаемого президента… А в этой луже — видишь? — разместился государственный департамент во главе с самим государственным секретарем! Довольно комфортабельные апартаменты!

Мама посмотрела и поджала губы. Потом сказала:

— Они-то найдут себе пещеры получше, будь спокоен. А вот что мы будем делать здесь, во Фриско?!

Девочка с робкой надеждой взглянула на папу: что-то он скажет? Папа сказал:

— Да, нам будет худо. Газеты пишут, что атомные бомбы будут сыпаться с неба, как град!

— Хватит и одной, чтобы от нас ничего не осталось, — сказала мама и снова поджала губы.

Папа, хмурый, толстый, в подтяжках, ничего не ответил, только вздохнул, прожевывая яичницу, — торопился в свой оффис. Конечно, он не бог уж весть какой папа, но все-таки это папа. Жалко будет, если от него ничего не останется.

Мама спросила:

— А что, положение очень серьезное?

— Очень! Адмирал Мэтьюз прямо пишет, что надо начинать превентивную войну против русских. Сама понимаешь, чем это пахнет. Мы кинем на них, а они начнут кидать на нас! И пойдет!

— Ну если у них есть что кидать на нас, — сказала рассудительная мама, — тогда, по-моему, лучше уж не кидать на них!

— А в таком случае они придут сюда, в Штаты, и установят у нас свой коммунизм. Так пишет Мэтьюз.

— Ты веришь в это?

— Нет! По-моему, это чепуха. Но так пишет Мэтьюз, наш морской министр.

Девочка не выдержала и вмешалась в разговор.

— Папа! — сказала она. — А что, если кинуть с неба не атомную бомбу, а этого Мэтьюза?!

Папа побагровел и зашипел, как кот Прикс, когда его схватишь за хвост: