Чезаре Павезе - Идол

• Название: Идол
• Автор: Чезаре Павезе
• Жанр: Короткие истории

---

Мы продолжали встречаться друг с другом, каждый раз утром. Мина носила все то же платье коричневато-зеленого цвета. Один раз она пришла, одетая во все белое и показалась мне еще более стройной и серьезной под развевающей на ветру пелериной. Чтобы выкроить себе каждую неделю по два-три свободных утра, я стал ездить ночью, уменьшая продолжительность поездок до минимума, и, не выполняя обязательств по отношению к ряду клиентов. Иногда, сев в поезд, и, оказавшись без попутчиков, я принимался думать со страстью об этой столь стройной и серьезной Мине, но мне никогда не удавалось увязать в единое целое этот образ с другим, владевшим мною. Для решения этой дилеммы надо было её раздеть. Её нахмуренный, по-женски маленький лоб, бросал меня в дрожь. Чуть ли ни до смеха мне было жалко тех дней, что она провела на море. В моем представлении она была там одинёшенька. Разнежившись, я мысленно сопровождал Мину в её поездке: вот я сижу с ней, затем я прогуливаюсь подле неё и бормочу какие-то слова. И наконец, наступает момент, когда мы засыпаем вместе. Иногда мне все же удавалось справиться с тем беспокойством, которое внушали медленно протекавшие полдни, и я убеждал себя, что все идет хорошо. Что я встретил совершенно новую женщину, не растратившую своих нежных чувств, несмотря ни на какие унижения. И именно та решительность, с которой она сопротивлялась всем моим попыткам овладеть ею, имела для меня и ценность, и горестную сладость. Некоторое утешение я находил от мысли, что та жизнь, о которой она не распространялась, была и простой, и вызывала решительный протест. Я чувствовал, что в этом она была чем-то схожа и с моей.

Как-то свежим сентябрьским утром Мина пришла на свидание в компании своей молодой подруги. На ней была косая шляпка, сдвинутая на одну сторону. Особенно бросались в глаза губы, обильно накрашенные губной помадой. Кажется, я скорчил недовольное лицо, ибо они поглядели друг на друга и рассмеялись. Причем, девушка особенно звонко.

— Не означает ли это, что бы больше не будем ходить обедать вместе? — спросил я у Мины, устроившись сбоку от неё.

Мы сейчас, как раз и идем на обед, — улыбнулась она и взяла меня под руку.

Неожиданно она резко прижалась ко мне. Я был удивлен и счастлив, так как мне хотелось поведать ей о многом в непринужденной обстановке за обедом. Но присутствие девушки меня раздражало.

Мина принялась говорить со мной о моей работе и заставила меня перечислить все те места, где мне довелось побывать за последние дни. Она нахмурилась, когда я с легкой улыбкой на устах открыл ей, что потерял ряд клиентов, стремясь не пропустить утренних свиданий. Она приостановилась на тротуаре и состроила мне гримасу. Я прекратил улыбаться, и, взмолившись, глазами указал на её подругу, остановившуюся вместе с нами.

— Ты когда-нибудь погубишь себя из-за всех этих глупостей, — заметила Мина резко, — а я совсем не хочу этого. Подобного ребячества я просто не выношу. Когда находишься на работе — надо работать. Ты живешь один и должен строго следовать избранному пути. Получается, что я невольно способствую твоей гибели, поэтому лучше будет, если мы больше не будем встречаться.

На губах у меня снова некстати появилась глупая улыбка. Лицо подруги Мины, которое я видел в профиль, было бесстрастным и обращенным вниз, на тротуар.

Я не нашел, что ответить Мине, взял её за руку и, говоря сбивчиво, предложил ей продолжить путь. Мина тут же решительно высвободила свою руку, и мы двинулись дальше.

Продолжительное молчание неожиданно прервала её подруга, что-то спросив у Мины резко. Они тут же принялись энергично выяснять между собой, насколько наказание хозяйки отвечало провинности Аделаиды, израсходовавшей за месяц две дюжины ирисового мыла.

— И, что она ей сделала? — поинтересовался я.

— В том то и дело, что она ей ничего не сделала, — сгримасничала девушка, поджав уголки губ. — Просто у Аделаиды есть этот каприз, а это раздражает хозяйку.

Я взглянул на Мину. Она, опустив голову, глядела на мостовую. Я сопоставил её профиль, с тонким, чувственным профилем подруги, я обнаружил в нем всё ту же уверенную линию, увенчанную властным подбородком, так нравившимся мне. Я слегка коснулся её руки, а затем — сжал её.

— Вы уже давно знаете друг друга? — спросил я девушку.

— Нучча — романьолка (родом из области Романья), — ответила Мина.

— Послушай, Нелла, госпожа Мартире интересовалась у меня, когда ты снова сможешь поехать в Болонью?

Я вздрогнул. Мина пристально посмотрела на Нуччу. Мы несколько прибавили шагу и в молчании достигли кафе. Нуччу здесь уже ожидали.

Мы сидели за белым столиком нашей траттории, поглядывая друг на друга, и молчали. Я заметил, что руки Мины вновь посветлели.

— Ты в этом году загорела сильно?

— Я проводила много времени на солнце. Брала лодку, уходила далеко в море, и там снимала с себя костюм.

— Ты гребла сама?

— Это нетрудно.

Я не сводил с неё глаз. Мина попыталась улыбнуться. — Ничего у меня не спрашивай, Гвидо. На море я езжу только, чтобы отдохнуть немного.

— Я часто подумывал поехать туда вместе с тобой.

— Именно поэтому я хочу уточнить, что я езжу туда только для отдыха.

Мина быстро справилась со своим блюдом. Наблюдая за мной, как я ем, она неожиданно спросила: — Почему ты так поступаешь?

— Ты что имеешь в виду?

— Почему ты совсем забросил свою работу? И ты хочешь, чтобы я тебе верила, после всего этого?

— А ты, почему не хочешь выйти за меня замуж?

— Я уже тебе сказала почему, Гвидо.

— Нет, ты мне этого еще не сказала. Тебе нравится разыгрывать меня. Когда ты собираешься ехать в Болонью?

— Я не поеду в Болонью. Вероятнее всего, что я поеду в Милан.

— И сколько домов ты уже посетила?

— Я их не считала.

— Так кто же тебя содержит?

Властный взгляд Мины, неожиданно стал мягче. — Гвидо, ты должно быть сильно страдаешь, если говоришь подобные вещи. Я верю, что и тебе тяжело, от всего этого.

— Я предпочитаю платить злом за зло. Ты не хочешь меня, потому что у тебя есть кто-то другой.

— Но, Гвидо, разве, ты не видишь, как мне приходится работать, и какую я веду жизнь? Если бы кто-то содержал меня… — она остановилась, не находя слов, и тут же нахмурила брови. — Я сама зарабатываю себе на жизнь, и ты это знаешь.

— Именно потому, что я вижу, какую жизнь ты ведешь, я хочу жениться на тебе. О, Мина, почему ты не хочешь никак понять меня? Мы могли бы работать вместе, если ты этого хочешь, и видеться только по вечерам. Если ты не хочешь, чтобы мы поженились, мы можем не жениться, но вырвись из этой жизни, пожалей меня.

Ты — единственная женщина, ради которой я готов на всё. И тогда в Вогере, ты не захотела прислушаться к моей мольбе. Скажи мне, ради своего же блага, как я должен тебя просить. Эта жизнь, которую ты сейчас ведешь…

— Эта жизнь мне нравится, — спокойно отрезала Мина.

У меня было такое ощущение, словно меня ударили обухом по голове. Я находился в сильнейшем шоке, и, совершенно ничего не соображая, принялся озираться по сторонам. Затем в мое сердце закралась дикая ярость. И понизив голос, я обрушил на Мину поток оскорблений, всё, на что только я был способен.

— Вот видишь: а ты ещё хотел жениться на мне, — заметила спокойно Мина.

* * *

Как-то утром она неожиданно попросила меня, чтобы я показал ей мою комнату, и пожелала привести её в порядок. Весь трепещущий, я повел ее наверх, по старой, слабо освещенной лестнице, и, войдя в комнату, тут же распахнул в ней окно. Вместе со свежими лучами солнца, нахлынули и новые чувства. На полу, у едва приоткрытого шкафа, валялся чемодан, и лежала связка старых каталогов фирмы, на которой я сейчас работал. Чашка, перепачканная кофе, и, оставленная на ночном столике, неприбранная кровать — были такими же, какими я их недавно оставил до этого.

Мина пошла мне навстречу и поцеловала меня. Еще и сегодня, я не могу поверить в то, что произошло там, и замирает мое сердце при одном лишь только воспоминании о той девственной и безграничной неги, которая исходила от ее тела. Мина все время

не сводила с меня своих светлых глаз, лаская мне спину. Нас обволакивала какая-то необыкновенная воздушная атмосфера, чего я больше никогда не испытал в моей жизни.

Но настал полдень, и я вновь остался один. Мина пообещала мне, сказаться больной и в тот день не работать, при условии, что я обязательно поеду по делам фирмы. Понурив голову, я сел на поезд. Но на следующий день на рассвете я уже снова вернулся домой и написал ей записку. Её я передал через привратницу, довольно-таки вульгарную женщину, вышедшую в халате, и, взявшую записку с недовольным видом. Город еще спал. Я бегом направился в наше кафе, пересекая улицы, обволакиваемые густым туманом. В аллеях ещё зеленели деревья, но и их не пощадил холод.