Валери Тонг Куонг - Мастерская чудес

• Название: Мастерская чудес
• Автор: Валери Тонг Куонг
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82188-4

Герои новой книги Валери Тонг Куонг переживают не лучшие времена. Учительница Мариэтта разочаровалась в своем муже, а дети в классе откровенно над ней издеваются. Секретарша Милли мучается от одиночества и чувствует себя ненужной. Верзила мистер Майк, бывший военный, дезертировал из армии и стал бродягой. Нужно, чтобы кто-то вытянул их из трясины неудач и неприятностей. И — чудо! — в их жизни появляется господин Жан, владелец необычной «Мастерской чудес». Его работа — помогать тем, кто отчаялся. Кто он? Волшебник? Чудак-альтруист? И да, и нет. В самом финале читатель узнает, что у господина Жана — своя история, которая многое объясняет…

---

Я попыталась быть вежливой, хотела ему ответить, шевелила губами, старалась выдавить хоть один звук — не вышло! Я так устала…

— Ничего страшного, потом поговорим. — Врач с тяжелым вздохом отошел от моей постели.

Сестра протянула ему листок с колонками цифр, он внимательно просмотрел их, кивнул. Они вместе вышли в коридор.

— К ней ни разу никто не пришел, никто ее не искал, — зашептала сестра. — Ни родных, ни знакомых… Если она сама не заговорит…

— Заговорит, не волнуйтесь. Пусть понемногу приходит в себя. У нее временная афазия, нарушение речи. Пройдет. Лишь бы не было амнезии…

Молодая брюнетка вернулась в палату, подошла ко мне, взяла меня за руку.

— Мадемуазель, постарайтесь ответить, это очень важно. Мы позвоним вашим родителям, они ведь волнуются!

Родители? Волнуются? В последний раз мы общались прошлым летом. По телефону. Пять минут, не больше. Закон обязывал их поставить меня в известность, что в их брачный контракт внесены изменения. Мать объяснила, что они с отцом нотариально заверили условие общности имущества, согласно которому в случае смерти кого-либо из супругов другой унаследует все движимое и недвижимое.

— Надеюсь, ты не станешь возражать?

— Нет, мама, ни в коем случае.

— Прекрасно. А в остальном ты как, в порядке?

— Да, у меня все хорошо.

— Рада за тебя. Ну еще созвонимся, хорошо?

— Обязательно, мама.

Родители научились скрывать свою неприязнь ко мне еще с тех пор, как я была ребенком, подростком, девушкой. Мама как ни в чем не бывало причесывала меня по утрам, папа чинил мой велосипед и помогал одолеть задание по математике. Мы ужинали все вместе, не поднимая глаз от тарелок, стараясь как можно быстрее поесть и разбежаться. Плотная дымовая завеса разделила нас раз и навсегда, стена подспудных обвинений и упреков. Да и зачем без конца их повторять? Они и так прозвучали в день трагедии. В день невероятной, непоправимой утраты. В реальность которой невозможно поверить, хотя с нею отныне приходится жить до конца своих дней. Непреложность непредставимого факта ранит заново вновь и вновь.

Тогда родители не смогли сдержаться. Слова полились помимо их воли. Мама и папа сознавали, что обращаются к маленькой девочке, к своей дочери… Понимали, что нельзя оглашать подобный приговор. Что лучше обуздать гнев, подавить горечь, промолчать, утаить, замкнуть в своем сердце. Что ненавидеть свою плоть и кровь — смертный грех. Что когда-то они меня любили, ласкали, мечтали стать хорошими родителями. Нужно было бы сохранить лицо. Однако боль куда сильнее разума, она смела все преграды, не оставила камня на камне от доброй воли и благих намерений.

Потом мы принялись обманывать друг друга. Они перед сном посылали мне воздушные поцелуи, делая вид, будто любят меня по-прежнему. А я притворялась, что верю им. Чтобы выжить, приходится лгать.

— Милли, постой, не вешай трубку…

— Да, мама, я слушаю.

— …

— Ты что-то хотела сказать?

— Нет, ничего.

— До свидания, мама.

Когда мне исполнилось восемнадцать, мы все вздохнули с облегчением. «Дочь стала взрослой, не нужно больше о ней заботиться, защищать ее», — думали они. «Я теперь большая и не должна отчитываться ни в чем и ни перед кем», — решила я. Мы расстались по обоюдному согласию. Я сообщила, что уезжаю далеко-далеко, буду жить в столице самостоятельно. Они охотно согласились.

Медсестра поправила мне подушку.

— Или друзьям сообщим, — продолжала она. — Есть же у вас друзья! Кому-то вы небезразличны, верно?

И это вряд ли. Нет у меня друзей. Разве что старик Канарек. Уверена, он хорошо ко мне относится, хоть мы с ним за все время и парой фраз не обменялись. Однажды он поймал мой сочувственный взгляд, когда на него орал домовладелец: «Дождешься у меня, старый хрен, шут гороховый, тридцать три несчастья! Полицию вызову, упекут тебя, тогда пожалеешь!»

С тех пор он подмигивал мне всякий раз, как я проходила мимо. Пытался угостить собственной выпечкой с неведомой начинкой, когда выносил на мостовую складной столик, покрытый красной морилкой, выставлял на него почерневший серебряный чайник и завтракал у всех на виду.

— Попробуй, деточка, тебе понравится!

Но едва ли он стал бы навещать меня в больнице. Да и жив ли он, кто знает?

В Париже я мгновенно нашла и жилье, и работу. При условии, что я буду трудиться по четырнадцать часов ежедневно, пекарь предоставил мне крошечную комнатку. Я начинала уборку в булочной с шести утра и сидела за кассой до восьми вечера. Ведала всеми счетами, заказами, доставкой. Драила печи, полы, мыла стеклянные витрины. Иногда какой-нибудь постоянный покупатель, унося хрустящий горячий багет, жалел меня: «Вы, Милли, света белого не видите. Это не жизнь!»

Я поспешно возражала: «Ну что вы! Вполне себе жизнь, моя жизнь. Я сама такую выбрала и ничуть не жалею». Так и проработала бы в булочной до старости, если бы мой хозяин, мужчина лет пятидесяти, много раз женатый и разведенный, не вздумал прибавить к моим обязанностям еще одну. Однажды утром он вошел в мою комнату — даже рук от муки не отряхнул, — схватил меня и швырнул на постель. Когда он поднялся, то увидел на простыне красное кровавое пятно, присыпанное белой мукой. Тут он испугался, смутился, принялся извиняться, канючить, чтобы я не жаловалась на него в полицию. Ныл, что он не знал и помыслить не мог, иначе бы никогда, ведь он неплохой человек… Затем сбегал вниз, принес круассан с пылу с жару и пачку денег.

К круассану я не притронулась, а деньги сейчас же спрятала в сумочку: нужно на что-то жить, пока не найду другую работу и кров. Пекарь проводил меня до ближайшей аптеки, купил противозачаточные таблетки, одну я сразу же проглотила. На пороге аптеки мы с ним расстались навсегда.

Горький опыт научил меня не связываться с частными нанимателями. Поэтому я без промедления отправилась в агентство. Все-таки я худо-бедно освоила в свое время профессию секретарши. И к тому же отличалась редкостной неприхотливостью. Мне было безразлично, сколько часов в неделю, какова прибавка за сверхурочные, кормят бесплатно или нет. Все равно, где работать и в какое время. Хоть с пяти утра на продуктовом рынке «Рюнжис», хоть с десяти вечера в адвокатской конторе. Лишь бы хватало на еду и жилье.

Я подписала первый контракт сразу же, в день обращения. С тех пор минуло пять лет.

— Мадемуазель, вы прошли полное обследование, результаты отличные. Небольшое сотрясение, более серьезных черепно-мозговых травм нет. Мы и надеяться не могли, что все обойдется. — Медсестра ласково погладила меня, провела рукой по одеялу. — Ну да, вы сломали ногу, берцовую кость, но она срастется, не переживайте, мы вас подлатали. Зато на спине и плечах всего лишь синяки. Вы дешево отделались, прямо в рубашке родились!

Она потрогала мой лоб и понизила голос, будто собиралась сообщить величайшую тайну:

— Вы упали на машину, которую кто-то припарковал у подъезда, у самых дверей. Счастливый случай! Судьба улыбнулась вам, мадемуазель. Ответьте мне что-нибудь, постарайтесь, попробуйте! Ну пожалуйста! Я понимаю, вы испытали шок. Испугались, да и кто бы не испугался пожара в собственном доме? Вполне нормальная реакция. Но теперь вы можете расслабиться, вам здесь ничто не угрожает, вы в безопасности, успокойтесь, не бойтесь.

Я и не боялась. Я была в смятении, в смущении. Совсем запуталась. Разные мысли теснились в голове, донимали, мешали дышать. Что им ответить? Зачем рассказывать, что меня зовут Милли Беккер, что я совершила преступление и потому лишилась будущего, пристанища, покоя? Зачем признаваться, что я жалкая секретарша, непривлекательная, нищая, незамужняя? Что у меня нет знакомых, родственников, друзей? Мне начнут задавать вопросы, придется называть имена, адреса, оправдываться, мямлить… Для чего распахивать дверь, которую потом ни за что не закроешь?

Не лучше ли начать с чистого листа, раз огонь обратил в пепел мое ничтожное прошлое? К чему возрождать прежнюю жизнь, которая и жизнью-то не была, возвращаться к беспросветной серости, полой и тщетной? Я так от нее устала.

«Счастливый случай», — подсказала мне медсестра. В самом деле, никто и никогда прежде не оставлял машину там, где зловредный домовладелец написал гигантскими буквами: «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА!»

«Лишь бы не было амнезии». — Я хорошо запомнила слова доктора.

А если ты сбилась с пути и твои родители больше не могут любить тебя? Где оно, спасительное забвение?

— У вас здоровое сердце, осмысленный взгляд. Вот увидите, после пожара вы станете более здоровой и сильной, чем прежде. Суровые испытания закаляют. Для того они и нужны. Так что хватит себя жалеть, напрягитесь, прокашляйтесь, пора говорить! Попробуйте! Согласны, мадемуазель?