Альберт Мифтахутдинов - Очень маленький земной шар

• Название: Очень маленький земной шар
• Автор: Альберт Мифтахутдинов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

Представляем вашему вниманию новый сборник повестей и рассказов «Очень маленький земной шар» писателя Альберта Мифтахутдинова. Герои его произведений живут и работают на Чукотке. Это полярники, летчики, геологи, моряки, охотники, оленеводы. Но где бы они ни трудились, в какие бы жизненные ситуации ни попадали, их объединяет полярный кодекс чести, ответственность за себя и за товарища, за общее дело.

Книга проникнута лиризмом, мягким юмором, доскональным знанием северного быта. Читатель откроет для себя особый мир современника — человека, живущего в полярных широтах, «на краю земли», но в гуще проблем сегодняшнего дня.

---

— Копенгаген на проводе.

Телефонистка на хорошем русском языке поздравила его с наступившим Новым годом и спросила, кого дать в Копенгагене.

Он растерялся.

— Знаете что… соедините меня с Эльсинором. Кого в Эльсиноре? Гамлета… Принца Датского…

Эски крепко стиснул трубку, и рука его дрожала.

Этот вредный мальчик Шишкин

Шишкину шесть лет. Я приходил с работы, оглядываясь. Шел по коридору на цыпочках. Но на кухне он вырастал передо мной, руки в карманах, и смотрел, набычившись.

— Павел, ты стал поздно приходить домой.

— Не твое дело, Шишкин.

— Павел, ты стал еще позднее приходить.

— Я тебе сказал, не твое дело. И потом, тебе давно положено спать.

— Я спал, но мне стало скучно.

— Ты вымогатель, Шишкин.

— Павел, ты обещал рассказать о юге, но еще не рассказал.

— Сказку?

— Нетушки, сказки я сам знаю.

— Тогда дай мне спокойно поесть.

— Я картошку почистил… — сообщает Шишкин.

Я поперхнулся. Такие подвиги за Шишкиным не числились.

— Покажи.

Он приносит кастрюлю.

— Молодец. А теперь налей в нее воды. У нас будет что на завтрак.

Шишкина я знаю с первых дней рождения. Зовут его Витя. Мать вскоре оставила Витю на руках отца, моего друга. Мы жили в одной квартире.

Витька был наш, и, пожалуй, мы с его отцом относились к нему одинаково, и он платил нам одинаковой любовью. Может быть, оттого, что всегда рядом с собой Витька видел нас обоих. Когда он научился говорить, я задал вопрос, который от нечего делать задают всем детям:

— Как тебя зовут?

Он ответил с достоинством:

— Шишкин.

С тех пор я его иначе и не называл.

Сейчас его отец бьет китов в Беринговом море, он будет плавать полгода, а мне поручено отвезти пацана на юг, к бабушке, когда будет у меня отпуск.

Отпуск у меня начнется вот-вот, но я люблю Шишкина и боюсь за него, и не хочу везти его даже к родной бабке.

— Ты уже лег? Ну и молодец. Послушай, Шишкин, я сегодня устал и ничего рассказывать тебе не буду. Просто через неделю мы вместе поедем на юг, и ты сам все увидишь, ладно?

— А через неделю — это сколько?

— Ну давай руку. Вот здесь все пальцы, и на этой два. Вот столько дней должно пройти.

— Много… — разочарованно вздохнул он.

— Нет, Шишкин, не много. Вот столько раз тебе нужно спать.

— А сегодня считается?

— Да, считается.

— Тогда я буду спать быстро-быстро, чтоб скорее все эти пальцы проходили.

Он зарылся головой в подушку и закрыл глаза.

— Спокойной ночи, Шишкин!

Я поцеловал его и пошел к себе.

Вот уже вторую неделю мы в Хабаровске. Шишкин загорел, научился плавать, все погожие дни мы проводим на левом берегу Амура, с палаткой и костром. Шишкин пристрастился к рыбной ловле.

Все ему было внове — начиная с мороженого, которого в наших краях нет, и кончая обилием автомашин, которых до этого Шишкин никогда не видел. В нашем поселке на Чукотке была всего одна дорога и две легковых автомашины. Эти единственные машины умудрились столкнуться на единственной дороге, их увезли пароходом чинить, — и больше мы их у себя не видели.

Однажды, когда я возился с костром и мастерил печеную рыбу, Шишкин прыгал вокруг на одной ноге, вытряхивая из уха воду, и напевал что-то очень знакомое… Я прислушался. Это была наша песня, — моя и его отца. Мы сочинили и этот мотив, и эти немудреные слова. Отец Шишкина китобой, и песня, естественно, была о ките.

Один очень добрый и странный кит был знаменит на всю Антарктику. Он был знаменит своей странной любовью. Когда его китиха спросила: «Поплывешь за мной на край света?» — он поплыл. «Вот чудаки, — удивлялись другие киты, — стоит ли плыть на край света? Разве здесь плохо?» Но эти двое побывали во всех морях, их трепали разные штормы, но они никогда не разлучались. Так и плавают по свету. И когда их встречают китобои, они не расчехляют своих пушек.

— Рано тебе, Шишкин, петь такие песни…

И я подумал, что неплохо бы для парня зверя какого-нибудь добыть. Или собаку. Ребенок должен опекать живое существо, тогда он вырастет добрым. Было решено поехать в следующее воскресенье на базар.

…Воскресенья Шишкин ждал с нетерпением и утром встал рано.

Птиц в клетках Шишкин не хотел, а больше ничего интересного в живом ряду не было. И только в конце ряда в цинковой ванночке у старика корейца ползали ужи и несколько черепах. Шишкин их видел впервые, глаза его горели любопытством, он проворно схватил ужа и начал рассматривать его головку, потом сунул его в карман и вопросительно посмотрел на меня. Я купил ужа. Признаться, я боюсь их брать в руки. И я был рад, что мы с отцом Шишкина никогда ничем не пугали мальчишку. Наверное, с такой же непринужденностью малый положил бы за пазуху небольшого аллигатора.

— А черепаху ты не хочешь?

— Хочу…

Мы уходили с базара. В руке Шишкин нес черепаху, то и дело заглядывая в карман, где, свернувшись колечком, дремал уж.

— А какая польза от черепахи? — спросил мальчик.

— В общем-то, никакой… Главное, они вреда не приносят.

— Нет, — сказал Шишкин. — Мне какая польза?

«Ого! — испугался я. — Это-то у него откуда?»

— А зачем тебе польза?

— Просто так… чтобы знать…

— А просто так — наблюдай ее, учись у нее спокойствию. Когда пойдешь в первый класс, подаришь школе, отнесешь в живой уголок.

— Хорошо, — согласился Шишкин.

Мы шли молча.

— Я кормить ее буду, — вдруг твердо сказал Шишкин.

— Правильно. А как же иначе?

— А чего они едят?

— Разное… траву, стебли горькие, мясо, хлеб… колбасу можно, яблоки… молоко.

— Тогда прокормлю! — обрадовался Шишкин.

При выходе, у базарных ворот молодой человек держал на коротком поводке овчарку. Шишкин, привыкший к добродушным чукотским собакам, потянулся было погладить ее, овчарка зарычала, и я удержал его:

— Ты не дома!

Овчарка поскуливала.

— Продаешь?

— Да.

— Павел! — потянул меня Шишкин. — Павел!

Мы отошли в сторону.

— Чего тебе?

— Не покупай ее, Павел. Ты видишь, она не хочет, чтобы ее покупали.

Овчарка лежала, уткнув голову в ботинок парню и обхватив его ногу лапами.

И я представил: Шишкин смотрит расширенными от ужаса глазами, как уводят собаку и как собака плачет.

— Идем, Витя, домой!

Мы быстро пошли на стоянку такси.

В машине я успокаивал мальчика:

— Если он ее продаст, она попадет в хорошие руки.

— Почему?

— Плохой человек покупать собаку не станет.

— А если он ее посадит на цепь?

Настроение было вконец испорчено.

В Хабаровск мы с Шишкиным приехали только потому, что мне давно было пора выяснить отношения с Людмилой. Я ждал ее. Афиши извещали о скором возвращении ее труппы. Вечерами я пропадал в Доме актера и таскал с собой малыша. Персонал привык к Шишкину, старушки ого любили, не сердились, что он поздно засиживается со мной, за глаза мне сочувствовали и называли отцом-одиночкой.

Шишкин вел себя корректно. Во всяком случае, мне на него не жаловались.

Я заметил, что Шишкину нравятся стихи. Если он не совсем вникал в смысл, то музыку стиха, музыку слов он чувствовал как-то инстинктивно. И когда однажды в Доме актера объявили поэтический вечер, я взял с собой Шишкина. Он восторженно аплодировал каждому поэту, ему, наверное, нравилась новая непонятная работа, какую выполняли взрослые дяди. Он смотрел на них, как на живые книжки, и уговорил меня скупить сборники всех авторов, которые на вечере присутствовали.

За автографами Шишкин ходил сам и получил их вне очереди.

Потом объявили кино. Идти никуда не хотелось, и мы остались. Это был тяжелый военный фильм. Шишкин вышел из зала сумрачный, сосредоточенный. Он думал о чем-то. Зря мы с ним остались на этот фильм.

В баре я усадил его за журналы, принес чаю, а мы с ребятами налегли на кофе.

— Почитай мне, — подошел через полчаса Шишкин и протянул журнал. Он уже знал, что если строчки расположены столбиком, то это стихи.

Поэтический разворот журнала был представлен четырьмя авторами. Над каждым стихом или подборкой — портрет. Три солдата и один офицер.

Шишкин показывал пальцем, а мой товарищ, актер, выразительно ему читал.

— Нравятся?

— Нравятся, — ответил Шишкин.

Он о чем-то думал.

— Павел, — спросил он, показывая на портреты. — они солдаты, а он командир?

— Ну раз он офицер, значит — командир.

— А почему командир пишет стихи хуже, чем солдаты? Разве так бывает?

Мои друзья расхохотались.

— Павел, а ты солдат или офицер? — продолжал Шишкин.

— Ну, если будет война, буду офицером…

— Значит, ты тоже пишешь плохие стихи?