Наоми Кляйн - Доктрина шока. Становление капитализма катастроф

• Название: Доктрина шока. Становление капитализма катастроф
• Автор: Наоми Кляйн
• Жанр: Публицистика

«Доктрина шока» — новая книга Наоми Кляйн, жестокая правда о современном мировом порядке, история о том, как американская «свободная рыночная экономика» покоряет мир. Каждая катастрофа глобального масштаба завершается сегодня новым триумфом частного капитала. Эти события — примеры новой стратегии завоевания мира, которую Наоми Кляйн называет «доктриной шока»: использование замешательства народов и государств, возникающие в результате массовых общественных потрясений — войн, террористических атак, природных катаклизмов, — для проведения экономических реформ, известных как «шоковая терапия». «Доктрина шока» разрушает миф о том, что глобальная рыночная экономика торжествует по всему миру и принимается странами на основе свободного волеизъявления их народов.

---

Известно, что пытка совершенно ненадежное средство для извлечения нужной информации на допросе, но как средство запугивания и контроля над населением она крайне эффективна. Именно по этой причине в 1950–1960‑е годы жителей Алжира так сильно раздражали французские либералы, которые возмущались тем, что их солдаты пытают борцов за освобождение электротоком или погружают в воду, но ничего не сделали для приостановки оккупации, которая и была причиной этих зверств.

В 1962 году Гизель Алими, французский адвокат нескольких алжирцев, которая была зверски изнасилована и подвергалась пыткам в тюрьме, гневно писала: «Эти слова — давно затасканные клише, и с тех пор, как в Алжире применяют пытки, они повторяются вновь и вновь, с тем же негодованием, с теми же призывами собрать подписи протестующих, с теми же обещаниями. И эта рутина, доведенная до автоматизма, не остановила ни одного удара током или ни одной пытки водой и нисколько не ограничила власть тех, кто их применяет». О том же пишет Симона де Бовуар: «Нравственные протесты против «эксцессов» или «злоупотреблений» — это ошибка, которая косвенно делает соучастником преступления. Тут не существует «злоупотреблений» или «эксцессов», это одна всесторонняя система»[388].

По ее словам, оккупацию невозможно проводить человечно, не существует человечного способа управлять людьми вопреки их воле. И приходится выбирать, пишет Бовуар: или согласиться с оккупацией наряду со всеми ее методами принуждения, «или отвергнуть не только отдельные акции, но и главную цель, которая их оправдывает и для достижения которой они очень важны». Подобный выбор можно сделать относительно Ирака или конфликта Израиля с Палестиной сегодня, а в 1970‑е годы только с такой позиции можно было относиться к странам южного конуса. Не существует доброго и мягкого способа осуществления оккупации, подобным образом невозможно мирным путем отнять у миллионов граждан то, что им необходимо для достойной жизни, а именно это стремились осуществить «чикагские мальчики». Чтобы разбоем отнять у людей землю или привычный образ жизни, необходима сила или по меньшей мере правдоподобная угроза, именно поэтому грабители носят пистолеты и нередко их применяют. Пытки омерзительны, но часто это рациональное средство достижения определенной цели, а возможно, даже единственное такое средство. И это заставляет поставить серьезные вопросы, которые так часто не решались задать себе люди, наблюдая за происходящим в Латинской Америке. Не является ли неолиберализм по самой своей природе идеологией насилия? Может быть, его цели требуют прохождения цикла жестокой политической чистки, за которой следует подчищающая операция по поводу нарушения прав человека?

Один из самых ярких ответов на этот вопрос дает Серхио Томаселья, фермер, выращивавший табак, и генеральный секретарь Аграрной лиги Аргентины, который испытал на себе пытки и провел пять лет в тюрьме, как и его жена, другие родственники и друзья [389]. В мае 1990 года Томаселья сел в ночной автобус, направлявшийся из сельской провинции Корриентес в Буэнос Айрес, чтобы выступить перед Аргентинским трибуналом, где проходили слушания показаний о нарушении прав человека во время правления хунты. Выступление Томасельи отличалось от всех прочих. Он стоял перед городскими жителями в рабочей обуви и одежде фермера и объяснял собравшимся, что стал жертвой длительной войны — войны между бедными крестьянами, которые мечтали о клочке земли для создания кооператива, и всемогущими землевладельцами, которым принадлежала половина всей земли этой провинции. «И эта история продолжается: те, кто отняли земли у индейцев, продолжают угнетать нас при помощи своих феодальных структур»[390].

Томаселья утверждал, что жестокость, которую пережил он и другие члены Аграрной лиги, нельзя отделить от мощных экономических интересов, ради которых причиняли боль их телам и уничтожали результаты их общественной работы. Поэтому вместо того, чтобы перечислять имена солдат, которые его мучили, Томаселья стал перечислять названия корпораций, иностранных и аргентинских, которые получали прибыль от длительной экономической зависимости страны. «Иностранные корпорации навязали нам свои сельскохозяйственные продукты, свои химикаты, загрязняющие нашу землю, свои технологии и идеологию. И все это они совершили при посредстве олигархов, владеющих землей и контролирующих политику. Но нужно помнить, что олигархия также находилась под контролем тех же самых корпораций: Ford Motors, Monsanto, Philip Morris. Нам надо изменить именно эту структуру. Именно ее я обвиняю. Вот, собственно, и все».

В аудитории раздались аплодисменты. Томаселья завершил свои показания следующими словами: «Я верю, что в итоге восторжествуют истина и справедливость. На это уйдет жизнь нескольких поколений. Если я погибну в этом бою — пусть так и будет. Но в один прекрасный день мы победим. А сегодня я знаю моего врага по имени, как и мой враг знает меня».

Первое приключение «чикагских мальчиков» в 1970‑х должно было бы прозвучать грозным предостережением для человечества: их идеи опасны. Но идеологию не удалось обвинить в преступлениях, совершенных в ее первой лаборатории; эта субкультура, не ставящая под сомнения свои взгляды, получила иммунитет и свободу продолжать свое дело покорения мира. Сегодня мы снова вступили в эпоху компоративистских расправ, когда страны страдают от чудовищной жестокости военных наряду с организованными попытками переделать их по образцу экономики «свободного рынка», где исчезновения и пытки порождают ответную месть. И снова цель создания свободного рынка рассматривают вне всякой связи с причиной возникновения этой жестокости.

Часть третья. Выживание демократии: Бомбы законов

Нас ужасают военные конфликты между государствами. Но экономическая война не менее страшна, чем вооруженное столкновение. Она подобна хирургической операции. Экономическая война — это длительная пытка. И она оставляет после себя опустошение не менее ужасное, чем так называемая обычная война. Мы не задумываемся об экономической войне, потому что привыкли к ее смертоносному действию… Движение против войны — доброе дело. Я молюсь за его успех. Но меня гложет опасение, что это движение потерпит неудачу, если не будет направлено на корень всех зол — на жадность человека.

М. К. Ганди «Ненасилие — величайшая сила», 1926 г.

Глава 6. Спасенные войной: Тэтчеризм и его полезные враги

Властитель — это человек, который может ввести чрезвычайное положение.

Карл Шмидт, нацистский юрист [391]

Когда Фридрих Хайек, «святой покровитель» чикагской школы, вернулся в 1981 году из Чили, он был под таким сильным впечатлением от Пиночета и «чикагских мальчиков», что написал письмо своей подруге Маргарет Тэтчер, премьер министру Великобритании. Он призывал ее взять за образец эту южноамериканскую страну для изменения кейнсианской экономики Британии. Позже Тэтчер и Пиночет стали такими друзьями, что она навещала престарелого генерала, находящегося под домашним арестом в Англии по обвинению в геноциде, пытках и терроризме.

Британский премьер министр была прекрасно осведомлена о «замечательных успехах чилийской экономики», как она это называла, говоря, что это «потрясающий пример экономической реформы, который может нас многому научить». Но несмотря на восхищение Пиночетом, Тэтчер не была готова поддержать предложение Хайека о проведении шоковой терапии у себя в стране. В феврале 1982 года премьер министр объясняла свои проблемы в частном письме к своему интеллектуальному наставнику: «Я знаю, Вы согласитесь, что в Британии, учитывая наши демократические институты и необходимость высокой степени согласия, некоторые из мероприятий, осуществленных в Чили, произвести невозможно. Наши реформы должны соответствовать нашим традициям и Конституции. Иногда кажется, что этот процесс идет с мучительной медлительностью»[392].

Главная проблема заключалась в том, что шоковая терапия в чикагском стиле была невозможна в условиях британской демократии. Тэтчер оставалось три года до окончания первого срока, ее популярность падала, и радикальные или непопулярные меры, которые предлагал ей Хайек, почти наверняка привели бы к поражению на очередных выборах.

Для Хайека и его движения это было разочарованием. Эксперимент в странах южного конуса приносил такие сказочные прибыли, хотя и узкому кругу деятелей, что глобальные транснациональные корпорации с жадностью ожидали покорения новых территорий — и не только в развивающихся странах, но и в странах богатого Запада, где в руках государств находились еще более доходные активы, которые можно было использовать для получения прибыли: телефонные компании, воздушные сообщения, радио и телеканалы, энергетические компании. И в богатом мире эту программу могли бы начать два человека: Тэтчер в Англии или Рональд Рейган в Америке.