Ханох Левин - Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом

• Название: Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом
• Автор: Ханох Левин
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0439-3

Ханох Левин (1943–1999) — крупнейшая фигура израильской культуры конца XX века. Прозаик, поэт и драматург гротескно-абсурдистского направления, признанный в Израиле классиком еще при жизни, он с беккетовской трагической силой пишет о своих героях, жалких и жестоких, молящих о сострадании и глумящихся над ближними. Первая в России книга Левина включает образцы его прозы, одну из самых известных пьес и лучшие театральные скетчи.

---

РОБИНЗОН. Может, выпьете чего-нибудь?

ГЕРДА. Нет, спасибо. (Толкает Шлезвига локтем в бок.)

ШЛЕЗВИГ (слабым голосом). А может быть… (Герда вонзает в него пронзающий взгляд, и он замолкает. Длинная пауза.) Через неделю Песах.

РОБИНЗОН (улыбаясь). Да, Песах.

ГЕРДА (шепотом). Шлезвиг, ты же знаешь, что ей это напоминает!

ШЛЕЗВИГ (шепотом). Что, и Песах тоже?

ГЕРДА (шепотом). Его звали Песах.

ШЛЕЗВИГ. Извините, госпожа Робинзон.

РОБИНЗОН. За что?

ШЛЕЗВИГ. Ну, за то, что… (Встречается взглядом с Гердой.) Нет, ничего, это я так…

ГЕРДА. Шлезвиг, он очень деликатный. Все время извиняется. (Длинная пауза.)

РОБИНЗОН. Я вам говорила, что через месяц выхожу замуж? (Герда и Шлезвиг встают.)

ШЛЕЗВИГ. Поздравляю, госпожа Робинзон!

ГЕРДА (шепотом). Чтоб ты провалился со своими поздравлениями. У нее траур!

ШЛЕЗВИГ (шепотом). Она сказала, что выходит замуж.

ГЕРДА (обращаясь к Робинзон). Вы, конечно, делаете это по экономическим соображениям?

РОБИНЗОН. Нет, мне просто нужен муж.

ГЕРДА. A-а… (Пауза.) Значит, вы делаете это ради детей?

РОБИНЗОН. Нет, ради самой себя. (Герда и Шлезвиг садятся. Пауза.) Вы придете на свадьбу?

ШЛЕЗВИГ (испуганно). Спасибо, но мы только что пили.

ГЕРДА (утирая слезу). Придем, придем, конечно, придем, почтем за честь.

1968

Оккупированные территории

БЕРТА и ЦВИ принимают гостя, ЗЭБАЦА.

БЕРТА. Кушай, Зэбац, кушай.

ЗЭБАЦ. Спасибо.

БЕРТА. Почему ты не кушаешь? Остынет.

ЗЭБАЦ. Большое спасибо. Я только хотел спросить, где у вас тут туалет.

ЦВИ и БЕРТА (оскорбленно). Туалет?

ЗЭБАЦ. Да, туалет.

БЕРТА. Кушай, Зэбац, кушай.

ЗЭБАЦ. Я имею в виду, туалет, ну… удобства.

БЕРТА. А вам, что, неудобно, господин Зэбац?

ЗЭБАЦ. Да нет, что вы, мне очень удобно.

БЕРТА. Так ешьте тогда.

ЗЭБАЦ. Мне надо в сортир.

ЦВИ. Зэбац, здесь женщина!

ЗЭБАЦ. Прошу прощения, но я не знаю, как это сказать по-другому… Ноль-ноль?

ЦВИ. Кто с кем играет?

ЗЭБАЦ. Цви, мне надо в уборную!

БЕРТА. Зачем?

ЗЭБАЦ. Что значит, зачем? Мне надо по… по…

ЦВИ. Зэбац, здесь присутствует женщина!

ЗЭБАЦ. Извини. (Пауза.) Цви, я больше не могу, я хочу пи-пи.

БЕРТА. Скажи лучше, что хочешь вернуть арабам оккупированные территории.

ЗЭБАЦ. При чем здесь территории? Я не говорил ни про какие территории. Я мигом. Туда и обратно.

БЕРТА. А почему мы должны в это верить?

ЦВИ. Вот именно. Почему?

ЗЭБАЦ. Ты что, Цви, меня не знаешь?

ЦВИ. Знаю, конечно, знаю, ты — Зэбац, верно?

ЗЭБАЦ. Верно.

ЦВИ. Ну вот видишь, в наши дни ни в чем нельзя быть полностью уверенным. Когда человек входит, он один, а когда выходит — он уже не тот, что был.

ЗЭБАЦ. Если хотите, я могу оставить дверь открытой.

ЦВИ. Зэбац, не забывай: здесь присутствует женщина.

ЗЭБАЦ. Я могу свои часы в залог оставить.

БЕРТА. Грязная сделка.

ЦВИ (презрительно смеясь). Взятка.

ЗЭБАЦ. Отличные часы. Швейцарские. Правда. Я их купил. Что ты смеешься, Цви?

ЦВИ. Послушай, Зэбац. Давай поговорим как два взрослых человека. Ты — здесь, я тебя вижу. Ты входишь…

БЕРТА. Теперь понимаешь, Зэбац?

ЗЭБАЦ. Понимаю.

БЕРТА. Тогда ешь. (Пауза.)

ЗЭБАЦ. Ну, Цви! Ну только один разок. (Цви отрицательно мотает головой.) Берта, вы даже не заметите. (Кричит.) Что, в этом государстве уже и пописать спокойно нельзя?! Сразу надо обвинить человека в том, что он хочет вернуть арабам территории?!

Пауза. Неожиданно на его лице появляется выражение огромного облегчения. Берта и Цви с отвращением смотрят на его брюки.

БЕРТА (с укором). Зэбац!

ЦВИ. Что ты наделал, Зэбац?

ЗЭБАЦ. Прошу прощения, господа. Но, как говорится, вылетела птичка — не поймаешь.

1969

Исайя и Иеремия

АЙЗЕК заканчивает свой ужин. Его жена ВАФЛЯ нежно кладет ему руку на плечо.

ВАФЛЯ. Айзек, я хочу тебя кое о чем спросить. (Айзек вопросительно смотрит на нее.) Ты знаешь, сколько у меня грудей?

АЙЗЕК. Знаю.

ВАФЛЯ. Сколько?

АЙЗЕК. Две.

ВАФЛЯ. Верно. (Пауза.) Ты сам сосчитал?

АЙЗЕК. Сам.

ВАФЛЯ. А может, тебе сказал кто-нибудь?

АЙЗЕК. Нет, я сам сосчитал. Причем не один раз.

ВАФЛЯ. А ты иногда о них думаешь?

АЙЗЕК. Все время думаю. Они у меня из головы не выходят. А также твоя попа и мой автомобиль. Уж такой я человек.

ВАФЛЯ. А ты их любишь?

АЙЗЕК. Грудки твои? Да я их люблю сильней, чем свою мать. Если бы мне предложили выбирать: отрезать тебе грудь или зарезать мать, я бы предпочел зарезать мать, отца и трех своих сестер в придачу.

ВАФЛЯ. Я горжусь тобой.

АЙЗЕК. И дядю моего Эльханана.

ВАФЛЯ. Спасибо, Айзек. Моим грудкам очень приятно это слышать. Вечером я отведу их в ванную. Тебе, наверное, странно, почему это я вдруг с тобой об этом говорю?

АЙЗЕК. Да нет, что тут странного? Женщине захотелось поговорить про свои груди. Ничего странного.

ВАФЛЯ. И все-таки кое-чего о моих грудях ты еще не знаешь. Я тебе до сих пор про это не рассказывала. А сейчас вот хочу рассказать. (Пауза.) Дело в том, что у них есть имена. Одну зовут Исайя, а вторую — Иеремия.

АЙЗЕК. А какая из них Исайя и какая — Иеремия?

ВАФЛЯ (показывая на правую грудь). Это Исайя. (Показывая на левую.) А это — Иеремия. Ты не хочешь спросить, почему я тебе до сих пор об этом не рассказывала?

АЙЗЕК. А что тут спрашивать? Жена и автомобиль — две самые загадочные в мире вещи. Что тут непонятного?

ВАФЛЯ. Но ты на меня за это не сердишься?

АЙЗЕК. С чего это мне сердиться? Что, я обед пропустил? Или мне дверцу машины поцарапали? С чего мне сердиться?

ВАФЛЯ. Как ты прав, Айзек, когда говоришь, что женщины — существа таинственные.

АЙЗЕК. И мою двоюродную сестру Ривку тоже.

ВАФЛЯ. Что ты сказал?

АЙЗЕК. И ее бы тоже зарезал.

ВАФЛЯ. Я горжусь тобой. Ну вот. Поскольку ты теперь знаешь мою тайну, можешь с ними познакомиться.

АЙЗЕК (протягивает руку к правой груди). Очень приятно. Я — Айзек.

ВАФЛЯ. У грудей нет рук. Ты ее просто сожми. Она поймет.

АЙЗЕК (сжимает правую грудь жены). Привет, Иеремия.

ВАФЛЯ (поправляя его). Исайя.

АЙЗЕК. Привет, Исайя. (Сжимает левую грудь.) Привет, Иезекииль.

ВАФЛЯ (поправляя его). Иеремия.

АЙЗЕК. Иеремия. А можно я буду называть их Исайка и Ерема?

ВАФЛЯ. Боюсь, они с этим не согласятся. Скоро ты сам поймешь почему. Как бы там ни было, теперь ты знаешь, что в течение последних пятнадцати лет ты каждую ночь трудился над Исайей и Иеремией.

АЙЗЕК. А мне это ничуть не мешает. И я ужасно рад, что два года назад нам удалось купить автомобиль.

ВАФЛЯ. Исайя и Иеремия — это две замечательные книги, отличающиеся великолепием стиля и гуманизмом.

АЙЗЕК. Да?

ВАФЛЯ. Я тебе все это рассказываю, чтобы ты понял, почему Шведская академия наук решила удостоить тебя Нобелевской премии по литературе за этот год. (Пауза.)

АЙЗЕК (не выказывая удивления). И сколько это будет?

ВАФЛЯ. Не знаю. Но, Айзек, дорогой! Ты только подумай! Ведь это же Нобелевская премия. Тебя это не удивляет?

АЙЗЕК. А чему тут удивляться? Пятнадцать лет почти каждую ночь я занимался Исайей и Иеремией. Верно? Исайя и Иеремия — это две замечательные книги, отличающиеся великолепием стиля и гуманизмом. Верно? Сочини две таких книги — вот тебе и Нобелевская. Меня лично это абсолютно не удивляет.