Уильям Йейтс - Пьесы (сборник)

• Название: Пьесы (сборник)
• Автор: Уильям Йейтс
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-212-5

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – великий поэт, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии, отец английского модернизма и его оппонент – называл свое творчество «трагическим», видя его основой «конфликт» и «войну противоположностей», «водоворот горечи» или «жизнь». Пьесы Йейтса зачастую напоминают драмы Блока и Гумилева. Но для русских символистов миф и история были, скорее, материалом для переосмысления и художественной игры, а для Йейтса – вечно живым источником изначального жизненного трагизма. В приземленных и прозаических персонажах он умеет увидеть свежесть и живость мифа – трагического и героического. И потому музыка бродяг для него – музыка Гомера, ибо йейтсовские бродяги у кочевого очага передают вечную трагическую мелодию жизни, служат звеном дотянувшейся до XXI столетия мифологической цели, звеном, которое казалось утраченным.

---

МАРТИН. Не думаю, что меня увлекает каретное дело. Не думаю, что мне было приказано делать кареты.

ТОМАС. Поздно говорить об этом, когда ты все, что у тебя есть, вложил в дело. Заканчивай работу, и тогда, может быть, я разрешу тебе отвезти карету в Дублин.

ЭНДРЮ. Вот это да, это будет ему по вкусу. Когда я был молодым, то больше всего на свете хотел побывать в Дублине. Дороги – это здорово, главное, им нет конца. Они все равно что змея, проглотившая свой хвост.

МАРТИН. Нет, я был призван не к путешествиям. Но к чему? К чему?

ТОМАС. Ты призван к тому же, к чему призваны все, у кого нет больших богатств, – к труду. Без труда и жизни бы никакой не было.

МАРТИН. Интересно, так ли уж важно, чтобы эта жизнь продолжалась? Не думаю, что это так уж важно. Как сказал мюнстерский поэт? «Перенаселенный, ненадежный мир, что без колясок ни на шаг». Вряд ли я призван к этой работе.

ЭНДРЮ. Мне тоже лезли в голову такие мысли. Жаль, что семейство Хиарнов вообще должно работать.

ТОМАС. Поднимайся, Мартин, и не повторяй дурацкие слова. Ты задумал золотую карету, ты мне все уши прожужжал ею. Ты сам придумал ее, всю расчертил, не забыл ни об одной мелочи, а теперь, когда конец близок и тебя ждет победа, лошади уже ждут, чтобы везти тебя в Дублинский замок, ты вдруг засыпаешь и потом болтаешь всякий вздор. А нам грозит потеря денег, ведь мы можем и не продать карету. Ну-ка, садись на лавку и принимайся за работу.

МАРТИН (садится). Попробую. Не понимаю, зачем я вообще за нее взялся, всё какой-то дурацкий сон. (Берет колесо.) Какая радость может быть от деревянного колеса? Даже позолота ничего не меняет.

ТОМАС. Начинай. У тебя была какая-то задумка насчет оси, чтобы колесо катилось гладко.

МАРТИН (роняет колесо и хватается за голову). Не получится. (Со злостью.) Зачем вам понадобилось, чтобы священник разбудил меня? Моя душа – это моя душа, и мой разум – мой разум. И где они гуляют – моя забота. У вас нет власти над моими мыслями.

ТОМАС. Нечего так разговаривать со мной. Во главе семейного дела стою я, и, племянник ты или не племянник, я не потерплю, чтобы ты или кто-то другой работал спустя рукава.

МАРТИН. Лучше я пойду. Все равно от меня толку не будет. Я должен – мне надо побыть одному – иначе я забуду, если не буду один. Дай мне, что осталось от моих денег, и я уйду.

ТОМАС (открывает шкаф, достает мешок и бросает его Мартину). Вот все, что осталось от твоих денег! Остальное ты потратил на карету. Если хочешь уйти, уходи, и с этой минуты мне плевать на тебя.

ЭНДРЮ. Послушай меня, ТОМАС. Мальчишка еще дурачится, но скоро это пройдет. Он не в меня, ему твои слова безразличны. Успокойся, оставь его пока, оставь его мне, послушай, я ведь понимаю его.

Он ведет Томаса вон из мастерской, и Мартин со злостью захлопывает за ними дверь, после чего садится и берет в руки льва и единорога.

МАРТИН. Как будто я видел светящееся существо. Что это было?

ЭНДРЮ (открывает дверь и просовывает внутрь голову). Послушай, Мартин.

МАРТИН. Уходи. Не хочу больше разговаривать. Оставь меня одного.

ЭНДРЮ. Да подожди ты. Я понимаю тебя. Томас тебя не понимает, а я понимаю. Разве я не говорил, что когда-то был таким же, как ты?

МАРТИН. Как я? Ты тоже видел то, что не видят другие? То, чего тут нет?

ЭНДРЮ. Видел. В четырех стенах мне плохо. Томас не знает. О нет, он не знает.

МАРТИН. У него не бывает видений.

ЭНДРЮ. Не бывает. В его сердце нет места веселью.

МАРТИН. Он никогда не слышал нездешнюю музыку и нездешний смех.

ЭНДРЮ. Нет. Он не слышит даже мелодию моей флейты. Я прячу ее в соломе, что на крыше.

МАРТИН. С тебя тоже соскальзывает тело, как с меня? Твое окно в вечность открыто?

ЭНДРЮ. Нет такого окна, которое Томас закрыл бы, а я не мог открыть. И ты такой же, как я. Когда я еле двигаюсь по утрам, Томас говорит: «Бедняжка Эндрю стареет». Больше он ничего не хочет знать. Сохранять молодость – значит делать то, что делают молодые. Двадцать лет я ускользал от него, и он ни разу ни о чем не догадался!

МАРТИН. Говорят, это экстаз, но какими словами объяснить, что это значит? Разум как будто освобождается от мыслей. Когда мы облекаем чудо в слова, эти слова так же похожи на чудо, как ежевика на солнце или луну.

ЭНДРЮ. Я понял это в те времена, когда меня считали буяном и все время докучали вопросами, что хорошего я нахожу в картах, женщинах и выпивке.

МАРТИН. Так помоги же мне вспомнить мое видение и разобраться в нем. Я все забыл. Постой, оно возвращается понемногу. Я знаю, что видел топчущихся единорогов, потом появился некто, все время меняющийся и в чем-то сверкающем. Что-то должно было случиться, так мне казалось, или быть сказано, что-то такое, после чего моя жизнь переменилась бы, стала бы сильной и прекрасной, как бег единорогов, а потом, потом…

ГОЛОС ДЖОННИ БОКАЧА (за окном). Бедный я, бедный, нет у меня ни еды, ни работы, ни земли, ни денег, ни друга, ни приятеля, ни надежды, ни здоровья, ни тепла…

ЭНДРЮ (глядит в сторону окна). Те самые попрошайки. Отправляются со своими хитростями и воровством на Кинварскую ярмарку.

МАРТИН (нетерпеливо). Здесь неспокойно… Пойдем в другую комнату. Я пытаюсь вспомнить.

ЭНДРЮ. Вид у них не того. Надо их прогнать, но сначала дам им что-нибудь.

МАРТИН. Прогони их, или пусть они замолчат.

ДРУГОЙ ГОЛОС:

Моей молитвой будет защищен
Всяк, кто поможет мне теперь,
Его поддержит в среду Рафаил,
В четверг накормит Сахиил,
Бедою в пятницу займется Хамиил,
И Кассиил богатство даст в субботу.

Если подадите нам, подадите Самому Богу и укрепите богатство Небес.

ЭНДРЮ. Эй! Он лезет в окно.

Джонни карабкается вверх.

ДЖОННИ. Клянусь своими грехами, тут никого нет.

ПОДИН (снаружи). Прыгай внутрь и посмотри, нельзя ли там что-нибудь взять.

ДЖОННИ (прыгает внутрь). Все мои благословения пусть обратятся в проклятия тем, кто ничего тут не оставил! (Он все переворачивает) Наверно, что-то есть в сундуке, но как его открыть?

Пригнувшись, Эндрю приближается к нему.

НЭННИ (снаружи). Поторопись, хромой краб! Мы не можем стоять тут вечность!

ДЖОННИ (хватает мешок с деньгами и обеими руками поднимает его над головой). Глядите-ка, что я нашел, глядите!

Эндрю подходит сзади и кладет руку ему на плечо.

Мы пропали!

Мешок шумно падает на пол.

МАРТИН (подбегает, хватает его. Головы в окне исчезают). Вот оно! Я вспомнил. Так оно и было. Это приказ. Кто прислал вас сюда?

ДЖОННИ. Несчастье послало меня сюда и голод, трудные пути Господни.

НЭННИ (снаружи). Так оно так, мой бедняжка, мой единственный сыночек. Будь милостив к нему, ведь он лишь сегодня покинул тюрьму.

МАРТИН (обращаясь к Эндрю). Я пытался вспомнить – когда он произнес одно слово, у меня получилось. Я увидел меняющегося некто; он держал сверкающую чашу. (Поднимает руки.) Потом чаша упала и с громким стуком разбилась. И я увидел, как единороги топчут ее. Они разбили наш мир на кусочки – когда я увидел это, то закричал от радости! И услышал приказ: «Разрушай, разрушай, разрушение творит жизнь, разрушай!»

ЭНДРЮ. А с ним что делать? Он же хотел унести твое золото.

МАРТИН. Как я мог забыть или ошибиться? Нет, я все помню. На меня накатило, как волна, как речной поток.

ДЖОННИ (плачет). Голод и жажда привели меня сюда.

МАРТИН. Других посланий у тебя нет? Ты видел единорогов?

ДЖОННИ. Ничего я не видел и ничего не слышал. Я чуть не умер от страха и от тюремных ужасов.

МАРТИН. Надо разрушать все, что стоит между нами и Богом, между нами и блистающей страной. Круши стену, Эндрю, круши все, что между нами! Но с чего начать?…

ЭНДРЮ. О чем ты?

МАРТИН. Этот человек всего лишь начало. Он был послан – бедный, у него ничего нет, поэтому он видит Небо, как мы не можем его видеть. Он и его спутники поймут меня. Но как сделать, чтобы все люди потянулись к нам сердцем и поняли нас?

ДЖОННИ. А ячменный сок на что?

ЭНДРЮ. Ты хочешь возвысить людские сердца? Об этом ты думал все время? Если ты примешь на себя проклятия, я все сделаю. Но ты должен дать мне денег. (Берет мешок.) О, у меня такое же сердце, как у тебя. Мы всех возвысим. К нам отовсюду сбегутся люди. Это будет великий день.

ДЖОННИ. Можно мне пойти с тобой?

МАРТИН. Нет, оставайся тут. Нам нужно о многом подумать и многое сделать.

ДЖОННИ. Мы все погибаем от голода и жажды.

МАРТИН. Так купи себе поесть и выпить, чтобы стать сильным и храбрым. Собери людей. Приведи их сюда. Нам надо совершить нечто великое. Мне надо начать – и я хочу объявить об этом всему свету. Веди сюда всех, всех веди. А я пока приготовлю тут.

Он стоит, глядя вверх, словно в экстазе; Эндрю и Джонни Бокач уходят.

Акт второй

Те же декорации. Мартин расставляет кружки, кладет хлеб и т. д. на стол. Он погружен в свои мысли.