Уильям Йейтс - Пьесы (сборник)

• Название: Пьесы (сборник)
• Автор: Уильям Йейтс
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-212-5

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – великий поэт, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии, отец английского модернизма и его оппонент – называл свое творчество «трагическим», видя его основой «конфликт» и «войну противоположностей», «водоворот горечи» или «жизнь». Пьесы Йейтса зачастую напоминают драмы Блока и Гумилева. Но для русских символистов миф и история были, скорее, материалом для переосмысления и художественной игры, а для Йейтса – вечно живым источником изначального жизненного трагизма. В приземленных и прозаических персонажах он умеет увидеть свежесть и живость мифа – трагического и героического. И потому музыка бродяг для него – музыка Гомера, ибо йейтсовские бродяги у кочевого очага передают вечную трагическую мелодию жизни, служат звеном дотянувшейся до XXI столетия мифологической цели, звеном, которое казалось утраченным.

---

СЛЕПЕЦ (ощупывая ножки большого кресла). Ах! (Восклицает еще громче, когда ощупывает спинку.) Ах! Ах!..

ДУРАК. Что это ты разахался?

СЛЕПЕЦ. Это кресло мне знакомо. Сегодня сюда приедет верховный король Конхобар. Вот и поставили тут его кресло. Ему хочется стать хозяином Кухулина на веки вечные. За этим он и едет сюда.

ДУРАК. Верно, он великий человек, если хочет стать хозяином Кухулина.

СЛЕПЕЦ. Так оно и есть. Он великий человек. Ему уже подчинились все короли Ирландии, кроме Кухулина.

ДУРАК. Хозяин Кухулина! А я-то думал, Кухулин может делать все, что хочет.

СЛЕПЕЦ. Так все и было, так все и было. Но слишком уж он зарвался, вот Конхобар и приезжает сегодня, чтобы взять с него клятву верности, которая прекратит его вольности и сделает его послушным, не хуже домашней собачонки, чтобы всегда держать его под рукой. Конхобар усядется в это кресло и возьмет с Кухулина клятву верности.

ДУРАК. Думаешь, у него получится?

СЛЕПЕЦ. У тебя совсем нет мозгов, вот ты и не понимаешь. (Слепец садится в кресло.) Он сядет в кресло и скажет: «Дай мне клятву верности, Кухулин. Я требую, чтобы ты поклялся мне в верности. Делай, как я говорю тебе. Твой ум ничто в сравнении с моим, и богатства твои ничто в сравнении с моими. Разве у тебя есть сыновья, чтобы заплатить твои долги и поставить камень на твоей могиле? Дай мне клятву верности, Кухулин. Пора дать клятву».

ДУРАК (ежится и хнычет). Не хочу. Не буду давать клятву верности. Я хочу есть.

СЛЕПЕЦ. Хватит, хватит. Еще не готово.

ДУРАК. А ты говорил, что готово.

СЛЕПЕЦ. Да? Может быть, готово, а может быть, и нет. Крылышки, верно, уже побелели, а ножки еще красные. И мясо от костей не отстает, его зубами не отдерешь. Но ты не сомневайся, Дурак, я уж сварю ее как следует, прежде чем ты вцепишься в нее зубами.

ДУРАК. От голода у меня живот сводит.

СЛЕПЕЦ. А я тебе кое-что расскажу. Ублажу тебя, как ублажают кооролей, пока они ждут обеда. В моем рассказе будут и битва, и герой, и корабль, и сын королевы, который постановил во что бы то ни стало убить того, кто нам с тобой знаком.

ДУРАК. Кто же это? Кто плывет сюда, чтобы убивать?

СЛЕПЕЦ. Да погоди-ка, лучше послушай. Пока ты воровал курицу, я сделал себе нору в песке и, лежа в ней, слышал, как шли трое и все еле ноги волочили, да еще стонали из-за своих ран.

ДУРАК. Ну же! Расскажи о битве.

СЛЕПЕЦ. Битва и вправду была, великая битва, смертельная битва. Юноша высадился на берегу, и тамошние стражи спросили, как его имя, но он отказался им ответить, а потом одного убил, остальных обратил в бегство.

ДУРАК. Хватит тебе. Пора есть курицу. Хорошо бы, она была побольше. Хотя бы с гуся.

СЛЕПЕЦ. Помолчи! Я еще не все тебе рассказал. Тот юноша мне известен. Воины, которые бежали мимо меня, кричали, что у него рыжие волосы и он приплыл из страны Айфе, и он хочет убить Кухулина.

ДУРАК. Да кому же это под силу? (Поет.)

Убивал Кухулин королей,
Королей и сынов королей,
И драконов, живущих в озерах,
И колдуний, летающих в небе,
И Банаков, и Бонаков, и лесных людей.

СЛЕПЕЦ. Замолчи! Замолчи!

ДУРАК (поет).

Колдуньи крадут молоко,
Фоморы крадут детей,
У колдуний головы зайцев,
У зайцев когти колдуний,
Всех Кухулин убивал,
Всех, кто на палке скачет верхом

(Перестает петь.)

В дальнем краю ледяного черного Севера.

СЛЕПЕЦ. Замолчи, говорю тебе!

ДУРАК. А Кухулин знает, что он явился его убить?

СЛЕПЕЦ. Откуда ему знать, если он витает в облаках? Он и думать-то забыл о здешних делах. Ну, вернется он с облаков, а тут кто? Обыкновенный юнец? Вот если бы это была белая лань, которая на заре должна обернуться королевой…

ДУРАК. Хочу курицу. Была бы она величиной со свинью, да с гусиным жиром, да со свиной корочкой.

СЛЕПЕЦ. Не спеши, не спеши. Я знаю, кому юнец приходится сыном. Никому об этом не скажу, а тебе скажу. Такая тайна стоит обеда. Ты же любишь, когда тебе рассказывают чужие тайны.

ДУРАК. Ну, выкладывай.

СЛЕПЕЦ. Этот юноша – сын Айфе. Уверен, он – сын Айфе, я сразу догадался, чей он сын. Помнишь, как я рассказывал тебе об Айфе, великой женщине-воительнице с Севера, которую победил Кухулин?

ДУРАК. Помню, помню. Грозная королева из голодной Шотландии.

СЛЕПЕЦ. А это, точно, ее сын. Я ведь долго жил в стране Айфе.

ДУРАК. До того, как проклял ветер и тебя ослепили?

СЛЕПЕЦ. В ее доме жил мальчишка такой же рыжий, как она, и все говорили, что он подрастет и убьет Кухулина, ведь она ненавидела Кухулина. Она всегда надевала шлем на каменный столб, называла его Кухулином и приказывала мальчишке кидать в него камни. Я слышу чьи-то шаги. Это Кухулин.

Кухулин проходит в тумане мимо большой двери.

ДУРАК. Куда он?

СЛЕПЕЦ. Встречать Конхобара, который требует клятву верности.

ДУРАК. Ах да, Слепец, ты уже говорил о клятве. Но не могу же я помнить все, что ты говоришь. А кто должен дать клятву?

СЛЕПЕЦ. Кухулин должен дать клятву верности Конхобару ведь он теперь верховный король.

ДУРАК. Всё ты путаешь, Слепец! Сначала рассказываешь одно, а теперь заговорил совсем о другом… Как мне понять тебя, если ты с самого начала все запутал? Подожди, дай мне разобраться. Скажем, это Кухулин (он показывает на одну ногу), а это юноша (он показывает на другую ногу), который явился сюда, чтобы убить Кухулина, о чем Кухулин понятия не имеет. А где же Конхобар? (Кладет мешок) Вот Конхобар со всеми его богатствами. Вот Кухулин, вот юноша. Вот Конхобар. А где же Айфе? (Подбрасывает в воздух шапку.) Вот Айфе. Она высоко в горах своей голодной Шотландии. А может быть, все это неправда? Может быть, ты взял и все придумал? Сколько раз ты уже меня обманывал. Ладно, где курица, а то у меня совсем скукожился и заржавел желудок? Хочешь, чтобы он заскрипел, как несмазанные ворота?

СЛЕПЕЦ. Да не обманываю я тебя. Правда все это, одна правда. Ты лучше слушай меня, тогда и о своем желудке забудешь.

ДУРАК. Не забуду.

СЛЕПЕЦ. Да послушай ты. Я знаю, кто отец юноши, но тебе не скажу. Потому что боюсь. Знаешь, Дурак, ты позабыл бы обо всем на свете, если бы узнал, кто его отец.

ДУРАК. Ну и кто? Говори, не то я вытрясу из тебя правду. Давай выкладывай, если не хочешь, чтобы я силой заставил тебя говорить.

Слышится далекий гул голосов.

СЛЕПЕЦ. Подожди, подожди. Кто-то идет сюда… Это Кухулин. Это он возвращается вместе с верховным королем. Пойди и спроси Кухулина. Он тебе скажет. Вот уж не до курицы тебе будет, если ты спросишь Кухулина о…

Cлепец уходит в боковую дверь.

ДУРАК. А я спрошу. Кухулин должен знать. Он был в стране Айфе. (Идет к задней двери.) Спрошу его. (Поворачивается и идет к авансцене) Нет, не буду спрашивать. Страшно. (Идет обратно.) А вот возьму и спрошу. Что в этом плохого? И Слепец сказал, что надо спросить. (Опять идет к авансцене.) Нет. Нет. Не буду спрашивать. Еще убьет меня. Я-то если убивал, то лишь кур, да гусей, да свиней. А он королей убивал. (Подходит почти вплотную к большой двери.) Кто сказал, что мне страшно? Совсем мне не страшно. Я не трус. Спрошу его. Нет, нет, Кухулин, не буду я ни о чем спрашивать тебя.

Убивал Кухулин королей,
Королей и сынов королей,
И драконов, живущих в озерах,
И колдуний, летающих в небе,
И Банаков, и Бонаков, и лесных людей.

Дурак уходит в боковую дверь, и последние слова говорит уже за кулисами. В большую дверь на заднем плане входят Кухулин и Конхобар. Еще из-за кулис доносится раздраженный голос Кухулина. У него темные волосы, и ему лет сорок с небольшим. Конхобар намного старше, и он опирается на длинный посох, украшенный или искусной резьбой, или золотым набалдашником.

КУХУЛИН.

Я убивал без твоего приказа
И награждал без твоего приказа,
И, верно, из-за этого решил ты
С меня взять клятву верности. Теперь же
Ты требуешь совсем другую клятву,
Меня почти рабом ты хочешь сделать
Из-за юнца, приплывшего от Айфе
И стражника убившего.

КОНХОБАР.

Он прибыл,
Тебя ж не видно было и не слышно.
Охотился ты иль плясал с друзьями?

КУХУЛИН.

Его прогоним мы, но я свободен.
Пляшу, охочусь, ссорюсь я, влюбляюсь,
Когда и где мне самому угодно.
И если б жидкой кровь твоя не стала,
Увы, с годами, ты б меня не трогал.

КОНХОБАР.

Я детям сильную страну оставлю.

КУХУЛИН.

Ты хочешь, чтоб тебе я подчинился,
Чтоб следовал во всем твоей я воле,
Бежал к тебе по твоему приказу,
Сидел в совете между стариками;
И это я, чье имя охраняет
Наш край теперь, и, помнится мне, в прошлом
Изгнал я Медб, и северных пиратов,
И сорхских королей числом до сотни,
Да и царей богатого Востока.
Зачем же мне, который с трона
Тебя не дал согнать, еще и клясться,
Как будто я король у свиноводов,
Как будто я у очага потею,
Как будто я руками лишь рисую
Узоры на золе? Неуж и вправду
Ленив я так, что без кнута не стану
Тебе служить?

КОНХОБАР.