Соломон Барт - Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

• Название: Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений
• Автор: Соломон Барт
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Критика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9796-0126-7

Среди поэтов Серебряного века есть забытые почти намеренно. Таким поэтом был Соломон Веньяминович Копельман, в первой публикации (1915) выбравший псевдоним «С. Барт». Первый сборник Барта — единственный, изданный в России, — известен в одном экземпляре. Позже Барт обосновался в эмиграции, в стране, неблагоприятной для русской поэзии, — Польше. В Берлине и в Варшаве вышли еще четыре его книги. В 1941 году поэт погиб в Варшавском гетто. Более полувека должно было пройти, чтобы в Стэнфордском университете вышло первое собрание стихотворений Барта. Книга стала библиографической редкостью, а факты и материалы продолжали копиться. В предлагаемом читателю издании собрано всё, что дает право считать Соломона Барта одним из значительнейших русских поэтов Восточной Европы.

---

13 февраля 1932 г. Барт впервые выступил в «Содружестве» с докладом. Текст его до нас не дошел, и поэтому мы приводим хроникальную заметку, раскрывающую его содержание:

Темой своего интересного доклада С. В. Барт избрал «определение творческого темперамента Чехова». В соответствии с целью, поставленной себе докладчиком, он сосредоточил свое почти исключительное внимание на разборе рассказа «Черный монах», который признает он «наиболее симптоматичным».

С. В. Барт утверждает, что, несмотря на «беспросветный реализм» тем почти всех чеховских рассказов, Чехов «по существу своего дарования — романтик».

В докладе своем с большой тонкостью С. В. Барт показал, как Чехов — «питомец науки, позитивной методологии», — боится романтических сюжетов, решительно открещивается от них.

Своего рода «принципиальный» позитивизм держит Чехова в плену «границ земного тяготения», заставляя его «повторять жизнь». Но истинная сущность таланта Чехова вступает в тяжбу с начерченным кругом тем и их освещения. Отсюда — «напряженнейшая борьба между до крайности романтической темой и реалистической трактовкой ее» в «Черном монахе». Художник оказался равным по силе «клинисту» и романтик Чехов побеждает Чехова-реалиста.

Тема С. В. Барта была, конечно, шире разбора одного, хотя бы и весьма показательного чеховского произведения. Докладчик попутно успел очень метко охарактеризовать любимых и нелюбимых героев Чехова, подчеркнуть глубину жалости и нежности в отношении его к человеку…

Это дало возможность во время прений говорить о Чехове «вообще».

Доклад вызвал оживленный обмен мнений, в котором приняли участие почетный председатель Содружества Д. В. Философов, С. Е. Киндякова, С. Л. Войцеховский, Е. С. Вебер-Хирьякова, Н. А. Рязанцев, Г. В. Семенов[21].

Доклад врезался в память присутствующим, и Гомолицкий сослался на него дважды в позднейших заметках о деятельности кружка[22].

С появлением новой газеты Молва, пришедшей с 6 апреля 1932 на смену За Свободу!, Барт становится едва ли не самой заметной фигурой варшавской русской литературной среды, на короткое время заслонив собою более энергичного и предприимчивого, чем он, Льва Гомолицкого. Стихи его появились там в литературной странице первого же воскресного номера (10 апреля 1932), и Барт стал главным поставщиком литературного материала в газете, выходившей до февраля 1934 г. Там помещены были не только стихи его, но и проза и статьи. Ни до того, ни после прекращения Молвы у него не было подобного форума для публичных выступлений. В апреле 1933 целая полоса в номере была отведена под статью Гомолицкого о Барте. О весе, приобретенном им в кругу Молвы, свидетельствует то, что осенью 1933 г. одна за другой появились две его статьи по поводу поднятой газетой кампании по пропаганде достижений эмигрантской литературы.

К этому моменту еще ни одной книги, вышедшей в эмиграции, Барт не имел. Но вопрос об отдельном издании его стихов поставлен уже был: летом 1932 г., выпустив на дупликаторе крохотными тиражами стихотворные сборники четырех варшавских поэтов (Вл. Бранда, С. Войцеховского, С. Киндяковой и Л. Гомолицкого), «Литературное Содружество» объявило о предстоящем выпуске и книги Барта Камни… Тени…, а также о подготовке общего сборника группы, в котором предполагалось его участие[23]. Однако обещанная под маркой «Литературного Содружества» книга Барта не вышла (как не состоялся и общий сборник кружка). Спустя два года автор издал ее независимо от «Литературного Содружества», и принята она была как его первая книга; о Флоридеях читателям ничего не было известно. Между тем ее выход был предварен другим, «пробным» сборником поэта, названным просто Стихи и вышедшим в середине 1933 г., в разгар сотрудничества его с Молвой. Сборник был кустарный, «самодельного», домашнего изготовления, и, согласно справке Ф. Полякова, вышел в одном экземпляре[24]. Возможно, не следовало бы вообще останавливать внимание на этом «псевдо-дебюте» уже немолодого автора, если бы о серьезности предпринятого дела не говорило то, что в нем в качестве предисловия перепечатана была (в несколько сокращенном виде) та самая статья Льва Гомолицкого о Барте, которая раньше появилась в Молве. Ей суждено было остаться единственным пространным печатным отзывом о поэзии Барта. Книжка состояла в основном из стихов, прежде напечатанных в Молве; в ряде случаев в ней был даже просто использован старый газетный набор. Однако вошли в нее не все написанные Бартом в Варшаве к тому моменту стихи: среди цитируемых Гомолицким текстов есть такие, которые в печати нам не известны.

1931–1934 гг. явились временем наибольшей близости обоих поэтов. Несмотря на большую разницу в возрасте, они очутились в положении как бы литературных сверстников — и потому, что одновременно вступали на литературную арену русской Варшавы, сойдясь как в «Литературном Содружестве», так и в литературном отделе Молвы, и потому, что у обоих за плечами был сознательно преданный забвению старый литературный дебют — Флоридеи Барта (1917) и Миниатюры Гомолицкого (1921), — от которого каждый к тридцатым годам ушел далеко.

Но к осени 1934 г., когда вышел «первый» сборник Барта Камни… Тени…, в отношениях обоих поэтов обнаружилась трещина, вскоре обернувшаяся полным разрывом. Причин было несколько. Во-первых, после появления поэмы «Варшава» (лето 1934) лирика Гомолицкого стала приобретать всё более головной, вымученно-архаистический характер, охладивший энтузиазм Барта по адресу своего младшего собрата. Вместе с тем Гомолицкий, недавно перебравшийся в столицу после многих лет, проведенных в захолустье, развил бурную деятельность по организации литературной жизни русской Варшавы. Будучи уже осенью 1931 г. избран секретарем Союза русских писателей и журналистов в Польше, он приобрел решающий вес в литературном отделе еженедельной газеты Меч (пришедшей на смену Молве) и неуклонно усиливал свои позиции за пределами страны, в других литературных центрах русской диаспоры — в Праге, Таллинне, Выборге (и в меньшей степени в Париже), — затеяв совместные издательские проекты с молодыми поэтами там. Углублялись его литературные контакты и в самой Варшаве. В конце 1934 г. он стал одним из инициаторов создания русско-польского литературного кружка «Домик в Коломне», в который Барт, несмотря на высказанный им интерес, так и не был приглашен. Всё это не могло не возбуждать ревности и раздражения у Барта. Конечно, уже сам по себе отказ от ранее объявленного в рамках «Литературного Содружества» выхода книги Камни… Тени… и перенос ее в «нормальную» типографию сигнализировали о решимости автора взять судьбу своих литературных проектов в собственные руки, освободившись от организационной опеки младшего друга. Будучи, казалось бы, естественным кандидатом в рецензенты на «первую» книгу Барта, Лев Гомолицкий, еще недавно обнародовавший апологетическую статью о нем, на сей раз писать наотрез отказался, и редакции Меча так и не удалось мобилизовать отзыв. Но, направляя в Париж в конце 1934 г. материалы о русских поэтах в Польше для готовившейся М. Л. Кантором и Г. В. Адамовичем первой большой антологии зарубежной русской поэзии Якорь, Гомолицкий выставил в своем списке Барта на второе место, сразу после А. Кондратьева — поэта и намного старшего, и снискавшего несравненно более громкое литературное реноме:

С. Барт, настоящая фамилия С. В. Копельман, двоюродный брат издателя Копельмана. В этом году выпустил сборник стихов «Камни, тени». Сотрудничал в варшавских изданиях[25].

Из длинного списка, предложенного Гомолицким в парижскую антологию, взяты были, однако, лишь стихи самого Гомолицкого да С. Л. Войцеховского, которого в Париже знали в качестве варшавского корреспондента газеты Возрождение. Не ясно, в какой мере отбор «провинциалов» был продиктован эстетическими, а не тактическими соображениями. Во всяком случае, М. Л. Кантор, извещая своего партнера Георгия Адамовича об отвергнутых вещах, упомянул Барта в контексте, допускающем именно внеэстетические резоны: «Савина похоронил, как и Барта, из которого при желании можно было взять что-нибудь — да надобности нет»[26].

О действительно первой своей книге Флоридеи, давно вышедшей в России, Барт решился упомянуть только в письме к А. Л. Бему, человеку старшего поколения, руководителю пражского «Скита поэтов». Пошел он на это потому, что ждал от него отзыва на Камни… Тени… и отчетливо видел, сколь значительной была дистанция, пройденная им за эти годы. Примечательно, что название книги 1934 г. восходит не только к стихотворению, столь пренебрежительно отмеченному в отзыве П. Алексеева 1931 г., но и к мотивам раннего сборника — к стих. «Моя любовь была мгновеньем…» (Флоридеи, с. 65) и к началу стих. «Слепцы, рожденные в тени своих камений…» (там же, с. 79). Уговорить А. Л. Бема отозваться на Камни… Тени… пытался и один из редакторов Меча В. В. Бранд: «У меня к Вам просьба: напишите, пожалуйста, рецензию о книге Барта. Я здесь никому не могу поручить этого сделать вследствие разных ссор, обид и т. п. глупостей. Как люди умеют портить жизнь и себе, и другим. Если бы Вы знали, как мне надоели все эти личные счеты между содружниками, просто сил нет»[27]. Но Бем в печати никак на книгу не откликнулся, удовлетворившись личным письмом к автору и отговорившись тем, что за рецензию взялся один из участников «Скита», молодой поэт В. С. Мансветов. Впрочем, по не известным нам причинам, она в Мече так и не появилась.