Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

• Название: Три жизни Юрия Байды
• Автор: Иван Арсентьев
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1980

В этом романе писатель, бывший военный летчик, Герой Советского Союза, возвращается, как и во многих других книгах, к неисчерпаемой теме Великой Отечественной войны, к теме борьбы советского народа с фашистскими захватчиками. Роман охватывает период от начала войны до наших дней, в нем показаны боевые действия патриотов в тылу врага, прослежена жизнь главного героя Юрия Байды, человека необычайной храбрости и стойкости.

---

Юрась лукаво посмотрел на собеседницу, молвил с недоверчивой усмешкой:

— Не думаю, чтоб вы утром ушли. Полицай наверняка запомнил, как вы с ним воевали, и, конечно, затаил злобу. Просто так вайскарту он не отдаст, прежде обдерет, как липку. Ради мести измываться будет.

Юрась припугнул Пашу без цели, просто так. Теперь он с интересом наблюдал за смелой, лихой на язык молодайкой. Она как-то враз обмякла, посмотрела испуганно и жалко.

— Ой! Что же делать? Как же я не подумала? Ведь он разорит меня подчистую, заберет все до крошки. Чем жить будем с матерью? Копили, копили, чтоб выменять… Знать бы такое, я б дохлому полицаю зенки повыцарапала! Да я б ему руки-ноги повыдергала, а документ отняла. А теперь кому пожалуешься? Где найдешь проклятого живодера?

— Он здесь, сидит за стеной в дежурке.

— Правда? Ну тогда… буду действовать. — Ноздри у Паши расширились. Полная решимости, она резко поднялась, потуже затянула узел платка.

— Погодите, так вы ничего не добьетесь, — остановил ее Юрась. — В дежурке полно полицаев, режутся в карты, кругом ходят немцы.

Паша опустилась на скамью, поникла головой. Юрась уважительно подумал, заражаясь ее непримиримой энергией: «Молодец! Вот это характер! Прямо тигра!» И тут обостренное чутье подсказало ему: «Паша права, надо действовать». Но то единственное, что еще можно сделать, сделает он, а не женщина, сделает своими руками.

Стукнула дверь, появилась Пашина товарка с бидончиком кипятка в руке. Ворча, она стала рыться в сумке с продуктами, искать что-то.

— Чего ты копаешься, давай я… — отстранила ее Паша.

Юрась, воспользовавшись заминкой, вышел на перрон и направился к тускло освещенной дежурке. Шумя, полицаи продолжали картежничать, на столе кучкой лежали рейхсмарки, видать, игра шла азартная.

Вдруг за спиной послышался скрип снега. Юрась отпрянул от окна, но полицай был уже рядом, придирчиво гаркнул:

— Кто такой? Чего отираешься под окнами?

— Я ничего… — замялся Юрась. — Я только хотел посмотреть на часы, сколько времени. Я поезда ожидаю.

— Вайскарта есть?

— Господин полицейский забрал до утра.

— А-а… ну и сиди, где сказано, не болтайся.

Полицай вошел в дежурку, а Юрась — опять к окну. Вошедший начал раздеваться, а полицай-мозгляк, бросив игру, недовольно встал, сгреб выигрыш в карман и потянулся за кожухом. «Куда он, на пост? Или вызвал кто-то?» — подумал Юрась и метнулся за угол вокзального здания. Полицай вышел на перрон, постоял, привыкая к темноте, и, прежде чем куда-то идти, потопал в отхожее место.

Юрась почувствовал в руках зуд и крепко стиснул кулаки. Он быстро вошел в приоткрытую, вмерзшую в землю дверь, левую руку положил на шею полицая, сидящего на корточках, правой — взял его за горло и крепко сжал. Полицай схватил было Юрася за грудь, но тут же конвульсивно дернулся, захрипел. Юрась оглянулся, убрал руки с горла фашистского прихвостня и нагнулся к удушенному. Он торопливо вынул из одного кармана все вайскарты, из другого — рейхсмарки (пусть считают, что полицая ограбили), сунул себе за пазуху и медленно, не оборачиваясь, зашагал к вокзалу. Не дошел, остановился, с удивлением посмотрел на свои руки, сжимая и разжимая онемевшие пальцы. Втянул носом зловонный воздух, исходивший от нужника, и дрожь отвращения прокатилась по всему телу. Взяв в пригоршни снег, потер руки. Кожа на морозе горела, а он все тер и тер. Потом, отыскав свой документ и положив его в карман, вошел в зал ожидания.

Подруги озабоченно разговаривали. Юрась сделал Паше знак. Она быстро встала, пошла за ним. На улице он сунул ей пачку вайскарт и торопливо пояснил:

— Здесь документы всех пассажиров, выбирайте свои и быстро уходите. Остальные бросьте в угол. Найдут…

Паша насторожилась, она поняла все.

— Ой, как мне отблагодарить вас? Вы же… вы же… скажите хотя бы, как вас звать? Откуда вы?

— Звать меня Юрий, я нездешний, мне надо идти…

— Ну, сердечное спасибо вам, Юра. Я вас никогда не забуду. Авось еще придется свидеться.

— Может быть, Паша, но я очень спешу. До свидания!

— Юра, запомните на всякий случай, я живу в Запрудне, отсюда тридцать километров, если ехать через Рафаловку. Там любая собака знает дом Затулы. Запомнили?

— Затула и Запрудня — запомнить нетрудно… — усмехнулся Юрась неожиданному созвучию и, кивнув на прощание, скрылся в темноте.

НЕПРОШЕНЫЙ ГОСТЬ БУЛЬБАШЕЙ

…Наступили третьи сутки после смерти комиссара. Пройдено пятьдесят километров на север от места его гибели. Лесной район с крутыми балками, с оврагами, засыпанными снегом. Трое партизан остановились на дневку в густом лозняке на берегу замерзшей речки. Надо было раздобыть лошадям корм и держать их наготове. Это должен был сделать Платон. Яков и Юрась двинулись к железной дороге.

Яков поправил на плечах рюкзак со взрывчаткой. Гнедой повернул морду, дотронулся черной бархатистой губой до уха Якова. Тот потрепал коня по шее, насмешливо раскланялся:

— До свиданьица, гой еси мой конь, ты лошадушка — травяной мешок!..

Юрась напялил поверх полушубка когда-то белый, а теперь уже серый от грязи маскировочный халат, собрал в мешок инструмент, надел лыжи. Направление держали к железнодорожной линии, пролегавшей километрах в десяти от стоянки. Этот участок дороги предстояло досконально изучить и недалеко от выбранного места спрятать шнейдерит, затем вернуться в лозняк на берег речки.

Была светлая, нехорошая для партизан ночь, но Юрась уповал на добрую примету: в конце дня по западной стороне неба разлилось густо-пунцовое зарево, предвещавшее ту погоду, которая и была им нужна. И действительно, к полуночи завихрились жгуты поземки, а вскоре началась и метель. Шли почти вслепую, отворачиваясь при обжигающих порывах метели, пока не уткнулись в щиты снегозадержания. Прошли мимо щитовой решетки. Дальше вдоль линии — густые деревья и выемка. Самое лучшее место для операции. Одно дело, когда рельсы взорвешь на насыпи и вагоны с грохотом несутся под откос, оставляя колею свободной. В этом случае ремонт линии облегчается. А когда дорога и выемка загромождены теми же разбитыми вагонами, растащить их быстро с полотна не так-то легко.

— Ни фига не видно… — продышал Яков на ухо Юрасю.

Кругом выло и свистело, пурга слепила, хлестала по лицам. Юрась стал спиной к ветру, притянул к себе за лямку рюкзака Якова, спросил:

— А не поставить ли нам «игрушку» сейчас, не откладывая до завтра?

— Без разведки объекта?

— Да уж больно погодка хороша!

— Что ж, давай, чтоб завтра не мучиться еще раз, — согласился Яков. — Проклятущий шнейдерит все плечи оттянул. Чего доброго, грыжу от него наживешь.

— Лыжи оставим здесь. В случае чего — шмыганем напрямую.

Яков сбросил лыжи, палки воткнул в снег, чтобы легче их увидеть, снял с шеи автомат. То же проделал и Юрась. Постояли, прислушиваясь, и направились в выемку. Снежное месиво окутало и проглотило их.

Юрась вынул из мешка инструмент, приступил к привычной работе: выкопал под шпалой углубление для заряда, а землю собрал в мешок, чтоб унести от полотна. Примерил ящик шнейдерита — как там и был. Замаскировал песком, притрусил снегом, посветил на миг фонариком — сработано чисто. Лег на землю, прижался ухом к рельсу, послушал. Яков тем временем привязал к костылю конец шнура и, натягивая его, стал разматывать клубок на всю длину. «Метров восемьдесят…» — прикинул он, возвращаясь и старательно втаптывая в снег шнур. Оставалось только его привязать к чеке взрывателя, вставить взрыватель в гнездо мины и повернуть на боевой взвод, что Юрась и сделал засчитанные секунды. Яков наломал сухого будылья и принялся наводить «марафет»: подмел рабочее место и, освещая землю лучом фонарика, позаметал на полотне следы ног.

— Порядок, — сказал Юрась. — Пошли делать НП…

В том месте, где кончался шнур, лопатой нагребли снега, легли за стволом дерева. Началось ожидание: нудное и особенно мучительное после напряженной работы. Разгоряченные спины пронизывал ветер. Минуты тянулись медленно, одолевала дрема, но спать нельзя. Слушай и внимательно смотри во мглу!

Не слышно никаких звуков: ни стука колес, ни гудка паровоза. Но вот вдали темноту размыло белесое световое пятно: огни поезда. Ориентир подрывников — километровый столб у полотна. Когда паровозный прожектор осветит его — не зевай, действуй!

Юрась не прозевал: рванул шнур и, плотнее прижавшись к земле, раскрыл рот, чтоб не оглушило. Прошло несколько секунд, а взрыва не последовало. Поезд грохочет и катится дальше как ни в чем не бывало. Колеса отстучали, и вот уже состав, мигнув красной точкой, пропал в темноте. Юрась помял в руках свободно болтающийся конец шнура и выругался:

— Оборвалась, труха!

— Это моя вина, я чересчур плотно втоптал его в снег. Шнур примерз, и вот… — сказал расстроенный Яков и вскочил.