Александр Трофимов - Сын башмачника. Андерсен

• Название: Сын башмачника. Андерсен
• Автор: Александр Трофимов
• Издательство: Армада
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0693-2

Г. X. Андерсен — самый известный в мире сказочник. О его трудной, но такой прекрасной жизни рассказывает в своей книге замечательный московский писатель, поэт, сказочник, эссеист, автор двадцати шести книг, лауреат многочисленных премий Александр Трофимов. «Сын башмачника» — единственный в России роман о жизни Андерсена, которому 2 апреля 2005 года исполнится 200 лет со дня рождения. Книга об Андерсене удостоена нескольких литературных премий.

---

   — Как прекрасны эти созданья.

Перевёл дыханье и продолжал:

   — Они привет из рая. Если бы здоровые люди могли понимать, как прекрасна земля. Какой гениальный архитектор Господь. Как чудно сотворил он каждый самый скромный цветочек. Вы преподнесли мне гениальный букет, он выдаёт ваше доброе сердце. Если бы я был женщиной, я бы поцеловал вас. Как хочется мне ещё пожить среди цветов и деревьев, чтобы смотреть хотя бы и на них одних. Даже если бы мне сказали — всю оставшуюся жизнь ты будешь любоваться только одним цветком, вот хоть ромашкой, я бы и тогда был совершенно счастливым человеком. Если бы я имел возможность осенью оживлять цветы, о, каким бы это было счастьем. Если слезинкой можно было бы оживить цветок! Я так жалею, что мало любовался в своей жизни цветами.

   — Полноте, кто же больше вас любовался ими и ценил их. Цветник ваших сказок благоухает.

   — Мало, мало, мало... Очень мало. Если люди не научатся любить цветы, они никогда не научатся любить друг друга. И всегда будут войны, даже через тысячу лет. Будут. Не смотрите на меня с такой иронией. Это истинная правда. Я чувствую, я знаю. Если бы только люди научились любить цветы, то ни одной войны бы не было, ни одной, вы слышите? Понимаете ли вы меня? Цветы могут спасти мир. Л мир придумывает мифы философии для своего спасения.

   — Вам нельзя говорить так энергично, вы устанете.

   — Да, вы правы, я устану... Но я и так смертельно устал. А ещё каждый цветок имеет свою музыку.

Представляете, — улыбнулся Андерсен, — каким странным наш разговор мог бы показаться посторонним людям, они приняли бы нас, в особенности меня — за сумасшедшего. Ещё бы! Мужчина любит получать в подарок цветы и счастлив от этого, как ребёнок. А замечали вы, как счастливы цветам дети? Оки знают их язык. Любить и понимать цветы: это счастье. Если обо мне когда-нибудь напишут после смерти, то поставят даты рождения и смерти, а как между ними втиснуть клумбы цветов, лесные поляны? Как, скажите вы мне... Как... Напишут о моей любви, славе, об учёбе, когда и с кем виделся. А моя душа в цветах. Я мечтаю, что найдётся человек, способный понять мою любовь к цветам и написать о ней. Разве люди поймут меня, если не будут знать мою душу. Ведь и сказки свои я писал ромашками, васильками, тюльпанами, всеми цветами радуги, заключёнными в цветах, всеми оттенками. Вот я люблю Эленшлогера. Люблю давней любовью. Перечитываю его. Но разве он оказал на меня влияние большее, чем ромашки, которые бабушка приносила мне в детстве? Как запутаны источники творчества, но они всегда, вы слышите меня, они всегда чисты.

Андерсен разволновался, хотя с ним никто не спорил, и гость со страхом думал, как сильно возбудился сказочник и как тяжело с такой психологией было жить среди людей, а не среди цветов. Но тут же поправил себя: Андерсен жил именно среди цветов, и даже к людям он относился как к цветам. И они доверили ему дар, сделали его сказочником, ведь в самом деле, разве человек по своему желанию может стать сказочником? На то воля звёзд, цветов, деревьев, птиц, рассветов, дождей. Да пожелай хоть один цветок, и Андерсен не стал бы сказочником, но он стал им, стал, стал, стал... Значит, каждое существо: звезда, цветок, дерево, птица, рассвет, дождь — доверили себя душе Андерсена.

   — Если бы вернуть здоровье, — продолжал Андерсен. — Так хорошо чувствовать солнце. Как я хочу ещё пожить, хоть травинкой, только бы чувствовать солнце, внимать ветру, свободе, дождику. Сколько хорошего во мне втоптали в грязь, у другого бы руки давно опустились, а я выжил, сохранив цветы в душе; это многого стоит.

   — Не нужно говорить о смерти, прошу вас.

   — Я стараюсь не только не говорить о ней, но и не думать. Но во мне давно уже появилась какая-то трещина, она всё расширяется, и в эту трещину входят мысли о смерти. Я стал сердиться, обижать людей, а это грустно, господа...

   — Ваши сказки благородны и учат только добру. Вы поправитесь и будете нести миру новое добро. Весь мир ждёт ваших сказок. Не смейте больше говорить о смерти.

   — Я боюсь, боюсь смерти. Как я хочу умереть спокойно, во сне, не мучаясь, не страдая и не доставляя своими мученьями новых забот хозяевам этой прекрасной виллы. Как вы относитесь к смерти? Я смотрю на неё как на переход в вечность. Я уверен, что загробная жизнь продолжение земной жизни. Если человек не умирает, когда умирают родители, значит, он знает всем нутром своим — он встретится с ними в новой жизни. Если бы он не предчувствовал этого, то сразу бы ушёл вослед за родителями. Я так любил отца! Он умер, когда мне было одиннадцать. И что же? Я не умер от переживания!

Слова его уже набегали друг на друга. Порой он терял мысль. Он много сил отдал этой тираде, таившей сокровенные мысли.

   — Нет, я хочу договорить, — сказал он, видя протестующий жест собеседника. — Мне нужно. Если загробная жизнь продолжение земной, то надо встречать её с большой радостью, это я и учусь делать, только не очень хорошо получается, — виновато улыбнулся больной. — Вот видите, чему учат сказочники, самые странные люди на свете. Стихи, музыка, любовь, сказки — письма из того далёкого мира, который мы называем загробным. Поэтому и музыка, и стихи, и любовь, и сказки понемногу приучают нас к будущей жизни.

Собеседник подумал, что никогда ещё у него не было столь откровенного разговора о смерти, и ему стало стыдно за себя, что он так часто откладывал подобные мысли в дальний ящик стола, а, между тем, они-то как раз и есть главные мысли и они всё равно ударят из-за угла...

Из раздумий его вывел голос Андерсена:

«Кто из живых и здоровых возьмёт на себя смелость судить о смерти?» — думал посетитель.

Хотя у Андерсена была уверенность, что он вот-вот умрёт, в минуты, когда мысль об этом исчезала, словно устав мучить его, приходила надежда на выздоровление, а с ней новая жажда перемены мест.

Недели через две он намеревался отправиться в поместье Брегентвед. Утреннее солнце вселяло в Андерсена уверенность, что если он проснулся сегодня, то проснётся и завтра. И по-прежнему брезжила надежда в сентябре отправиться в Монтрё. Чтобы укрепить свою надежду, он отправил в Монтрё письма с просьбой найти ему подходящую квартиру. Она была найдена.

Примерно за месяц до смерти Андерсен начал подготовку к пути: дорожный сундук заполнился необходимыми вещами. Две сотни визитных карточек заняли в нём почётное место. Каждая из них надеялась на знакомство с такой же визитной карточкой. Иные визитные карточки всю жизнь не покидают какого-нибудь городка, а другие видят весь мир, часто знакомятся с визитками-иностранками и женятся на них.

Андерсен любил отправляться в новое путешествие в новом белье. Оно было заказано. Новый дорожный костюм ждал его плеч. Глядя на виллу, приютившую его жизнь, он мечтал и о своей собственной вилле. Он хотел, чтобы для него по его указанию был выстроен дворец в мавританском стиле. Скульптура любимого выходца из простых людей — Торвальдсена и скульптуры лучших писателей человечества должны были стоять среди цветов и птиц в его грядущем саду. Андерсен был уверен, что в их благородном соседстве прекрасные новые сказки выпорхнут из-под его пера и совьют гнезда в сердцах детей и взрослых.

Этим мечтам не суждено было сбыться.

В июле был сильный ветер. Для Андерсена хозяева виллы Ролигхед устроили своеобразную палатку из ковров, чтобы ветер не докучал. Здесь, в кресле, он закрыл глаза, отдавшись на волю памяти. На голове его покоилась чёрная шёлковая шапочка. Ввалившиеся щёки подтверждали победу болезни. Жёлтая кожа не оставляла сомнений в скором конце её обладателя.

   — Как хорошо жить... Боже мой, как я счастлив, что чувствую Тебя во всём. — Он говорил тихо, с трудом, будто только учился говорить, чувствуя первородный вкус слов. Всё медленнее текла кровь, было чувство, что это говорила именно она. Слово наплывало на слово. — Я плыву. Я вижу реку. В конце этой реки нет зла. Только счастье. Одно лишь вездесущее счастье. А весь мир как прекрасное стихотворение. Мир — мелодия на устах Бога.

День миновал.

   — Попросите ко мне фру Мельхиор, — обратился он к слуге, перед тем как лечь спать. Наступал одиннадцатый час ночи.

Вскоре хозяйка виллы пришла к нему в комнату.

   — Я не могу уснуть, в голове моей оживает новое стихотворение, — пожаловался он ей и взглянул детскими глазами, прося прощенья за то, что обеспокоил в столь поздний час.

   — Вчера вы написали одно. Сегодня в вас рождается другое стихотворение. С вами будет всё хорошо, здоровье вернётся к вам вместе со стихами.

   — Да, во вчерашнем стихотворении я отметил общность между Швейцарией и островом моего детства. Как прекрасна Фиония. Как я был счастлив в детстве.

   — Запишите новые строки. Может случиться так, что вы забудете их наутро, — осторожно заметила фрау Мельхиор.