Александр Трофимов - Сын башмачника. Андерсен

• Название: Сын башмачника. Андерсен
• Автор: Александр Трофимов
• Издательство: Армада
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0693-2

Г. X. Андерсен — самый известный в мире сказочник. О его трудной, но такой прекрасной жизни рассказывает в своей книге замечательный московский писатель, поэт, сказочник, эссеист, автор двадцати шести книг, лауреат многочисленных премий Александр Трофимов. «Сын башмачника» — единственный в России роман о жизни Андерсена, которому 2 апреля 2005 года исполнится 200 лет со дня рождения. Книга об Андерсене удостоена нескольких литературных премий.

---

Жена известного поэта Рабека — Камма нередко разговаривала с Андерсеном, благо вдова Кольбьерсен жила летом в доме Рабеков... Однажды начинающий драматург прочёл ей несколько десятков страниц, и она с удивлением вскричала:

   — Да тут ведь целые места выписаны из Эленшлегера и Ингемана!

   — Да, но они такие чудные! — воскликнул искренний поэт.

Камма Рабек улыбнулась...

Наивность — совершенно искренняя — поражала в Андерсене многих. Но разве не наивна роза?

Как-то юный долговязый Андерсен, похожий на орангутанга — такое прозвище он получил впоследствии наряду с множеством других обидных прозвищ, — собрался к госпоже Кольбьерсен; Камма Рабек протянула ему букет роз.

   — Не снесёте ли вы их госпоже Кольбьерсен? Она, наверное, будет очень рада получить их из рук поэта!

Впервые его назвали поэтом! Андерсен не чувствовал ног от радости. Розы из букета с наслаждением смотрели на его восторженное вдохновенное лицо. Ведь поэты — дети роз. Он чуть не разрыдался от радости и поклялся себе, что всю жизнь будет писать, сочинять, писать, сочинять, всю-всю жизнь! Он будет достоин этих роз!!!

Вы достойны их, господин Андерсен, это не беда, что лебедь родился в утином гнезде...

Розы вели Андерсена или он нёс их? Невозможно ответить на этот вопрос. Розы — те же сказки, только нужно уметь читать их...

   — Спасибо вам за Андерсена, госпожи розы, — говорю я и глажу лепестки роз на своём столе: ведь это не я, а они рассказывают вам о своих отношениях с Андерсеном...

   — Ах, господин Андерсен, розы чудесны.

   — Мне кажется, каждая из них улыбается вам, госпожа Кольбьерсен.

Я вижу перед собой этот диалог — вижу, вижу, вижу! — а не слышу. Я его чувствую. Розы Андерсена, их лепестки текут в моей крови.

А в вашей жизни были розы? Вы помните их до каждого лепестка? Андерсен помнил. Вспоминайте, вспоминайте свои розы — и счастье вернётся к вам...

Я вспоминаю о своих розах, думая о розах Андерсена.

Я прохожу по осенней Москве мимо киосков с розами, и все они улыбаются мне. Они передают привет от Ганса Христиана Андерсена — и мне дорога каждая их улыбка. Каждая улыбка...

С нежных лепестков улыбки переселяются, перепархивают на лица москвичек, они щедры, эти улыбки, они не минуют ни лиц местной проститутки, ни лиц торговок, ни лиц тех, кто смотрит на розы из окон «мерседесов». Розы щедры — они улыбаются и им. Но лица красивых женщин за окнами дорогих автомобилей так напоминают мне — ах, напоминают! — лица роз за стёклами киосков...

Я иду по стране, где не было ни одного великого сказочника, кроме народа, но все народы одинаково гениальны, а вот гениальные сказочники... Их почти нет... нет, нет, нет...

Андерсен, я донесу вашу улыбку до современников, мне поможет в этом главная Роза моей жизни, моя дочь Мария...

— Розы в стеклянных клетках киосков — как рыбки в аквариуме, — говорит она.

Может быть, розы услышат меня, поймут извилинами лепестков... Я иду мимо синих, как васильки, милиционеров, мимо строгих, как крапива, парней с накачанными мускулами, мимо проституток с жёлтыми улыбками одуванчиков, мимо красных от мороза, как георгины, прохожих...

И я вновь думаю об Андерсене... Если дети — цветы жизни, то как приятно, как приятно думать, что лепестки — их улыбки...

Розой раньше, розой позже — Андерсен влюбился... Это была сестра его товарища по университету. Её звали Риборг Войт.

После университета, который он окончил 23 октября 1828 года, Андерсен во время сбора материалов для задуманного исторического романа «Карлик Кристиана Великого» оказался в городе Фоборг, чтобы погостить у товарища по университету. Чёрные глаза сестры Кристиана Войта навсегда запали ему в душу...

На корсаже Риборг Войт блестела от волнения роза. Девушка захотела поправить её — и цветок очутился на полу. Андерсен осторожно поднял розу, а на самом деле это поднял он свою первую любовь...

Андерсен влюбился глубоко, со всею пылкостью его открытой натуры... Хотел стать священником, чтобы иметь возможность кормить будущую семью. Но девушка оказалась помолвленной и со временем вышла за сына аптекаря...

Это для розы поэт выше аптекаря, а для девушки из скучного Фоборга это не так...

На прощанье Риборг подарила ему букет из своего сада... Он долго берег потом эти засохшие цветы. Они не засыхали для него — он чувствовал прелесть лепестков, запах... Счастье этого букета долго путешествовало по страницам его книг.

Бедный поэт и богатая семья Риборг, кто вспомнил бы о них сейчас, если бы не сказки поэта... Мы благоговейно произносим имя Риборг Войт — неслучившееся семейное счастье Андерсена.

Он так и не создаст семью...

Роза приютившей Андерсена семьи Коллинов — их прекрасная дочь, Луиза Коллин, в которую он был влюблён, тоже не стала его женой — слишком велика была разница в их социальном положении. Это все розы равны между собой, но датское общество ничего не знало о законах цветов. Луиза Коллин, ваши прекрасные розы были подарены не Андерсену. Он приходил в вашу по-копенгагенски счастливую семью, играл с вашими детьми... это могли быть его дети...

И он решил: путешествовать — значит жить. Десятки раз уезжал он из Дании, увидел много интересных мест, садов, роз... Но всё быстрее и быстрее мертвели букеты роз, всё горше обволакивало его одиночество. Умерли самые дорогие ему люди — и ни одной живой души, близкой ему по крови, не осталось в садах роз...

И вот прекрасная, может быть, гениальная шведская певица Йенни Линд. Розой позже, розой раньше, поэт влюбился в шведского соловья. Йенни Линд обожала его сказки, любила их всею возвышенной своей душой, обожала даримые поэтом розы, но, но, но — не любила его.

Как тосковал он от этой неразделённой любви!

Чем больше неудачной любви, тем прекраснее сказки — розы его души. С концертов своих Йенни Линд уходила с огромными букетами роз... И розы Андерсена затерялись среди них навсегда...

Йенни Линд! Ваша любовь к его сказкам была так нужна ему, а то, что у вас не случилось общей Голубой розы, — не его и не ваша вина...

Его розы пусть до сих пор устилают вашу жизнь, я верю, что в мире ином, где люди живут по законам роз, Андерсен обрёл счастье рядом с вашей душой...

Он обожал цветы, он боготворил розы... Его сердце часто сбрасывало свои лепестки, но им на смену приходили новые, и рождались новые пьесы, стихи, сказки, и едва ли не в каждом его произведении цвела роза...

Порой за судьбой розы Ганс Христиан Андерсен явственно различал судьбы своих современников. Ведь розы так похожи на людей, может быть, даже лучшие из нас произошли от роз...

Старый русский алфавит, похороненный нашим могучим малодушным антисентиментальным веком, я хочу сравнить с благоухающей розой, — сколько нежного, не всеми ощутимого аромата.

В тех буквах как бы и смысла было куда больше, чем в теперешних; язык как-то огрубился и стал неглубок, впрочем, может быть, для мыслей двадцатого века такой алфавит именно и нужен. Но, но, но:

Исчезает благодать,
Вы меня поймите,
Я хочу, чтоб было «ять»
В русском алфавите...

Из слабых кирпичей букв не построить на века здание мысли. Что же останется от нас?..

Вот почему, ведя разговор о розах сказочника, захотелось мне вернуться к старому алфавиту, к буквам Пушкина и Лермонтова, Толстого и Достоевского, Тютчева и Фета...

Приводимый отрывок взят из датского подлинника, полный перевод которого звучит как «Книжка с картинками без картин», иногда, сокращая, это произведение называют ещё «Картинки-невидимки». Андерсена навещает месяц и рассказывает ему свои истории. Вот одна из них.

ВЕЧЕРЪ III

Недалеко есть переулок до того узкий, что я могу заглянуть в него мимоходом лишь на минуту, но мне довольно и этого беглого взгляда, чтобы рассмотреть, какие люди там ютятся. Сегодня я видел там женщину. Шестнадцать лет тому назад она была ребёнком и беззаботно играла в саду старого пасторского дома, за городом. Старые кусты роз, доживавшие свой век, росли вкривь и вкось, а свежие дикие побеги их перекидывались через дорожку и переплетались с ветвями яблонь. На кустах, однако, виднелись ещё кое-где розы. Они хоть и не отличались уже обычной красотой цариц цветов, всё-таки украшали кусты и разливали вокруг благоухание. Куда прекраснее была, по-моему, дочка пастора. Она притащила под кусты маленькую скамеечку и сидела тут, баюкая и целуя свою куклу с провалившимися щеками. Прошло десять лет, и я увидел девушку в великолепно убранной бальной зале. Она была невестой богатого купца. Я порадовался её счастью и часто потом следил за нею тихими вечерами. Увы! Мало кто думает о моём ясном, всевидящем оке! Прекрасная роза моя тоже росла вкривь и вкось, пускала дикие побеги, как розовые кусты в пасторском саду. И среди будничной жизни разыгрываются своего рода трагедии; вчера вечером я видел в узком переулке последнее действие одной из таких трагедий. Девушка лежала на постели при смерти, но злой хозяин, единственных! её покровитель, безжалостно отдёрнул занавески. «Вставай, принарядись, пугало ты этакое! — грубо крикнул он на неё. — Добывай деньги, или я вышвырну тебя на улицу! Ну, живо!» «Я умираю! Дайте мне отойти с миром!» — молила она. Но он поднял её силой, сам нарумянил её щёки, убрал голову цветами и, посадив её у открытого окна, близ ярко горящей свечки, ушёл. Я смотрел на неё. Она сидела неподвижно, уронив руки на колени. Ветер порывисто захлопнул окно; одно из стёкол вылетело, занавеска взвилась над головой девушки, но она не шевельнулась: ока умерла! Из открытого окна глядело немое нравоучение — моя роза из пасторского сада.