Александр Трофимов - Сын башмачника. Андерсен

• Название: Сын башмачника. Андерсен
• Автор: Александр Трофимов
• Издательство: Армада
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0693-2

Г. X. Андерсен — самый известный в мире сказочник. О его трудной, но такой прекрасной жизни рассказывает в своей книге замечательный московский писатель, поэт, сказочник, эссеист, автор двадцати шести книг, лауреат многочисленных премий Александр Трофимов. «Сын башмачника» — единственный в России роман о жизни Андерсена, которому 2 апреля 2005 года исполнится 200 лет со дня рождения. Книга об Андерсене удостоена нескольких литературных премий.

---

   — Я просто растерялся от ваших слов, — смутился Андерсен. — Меня интересуют сказки, но не настолько, чтобы я отдавал им предпочтение перед своими романами. Мне бы хотелось заполнить сказками промежуток между романами. Это совсем новый жанр для меня. Но я слышал в детстве очень много сказок, я впитал их всем сердцем и надеюсь, что у меня что-нибудь получится и в литературной сказке. Ведь сейчас собирают фольклор. Иногда мне кажется, что он весь в моей голове. — И он постучал пальцем по лобной кости.

   — Звук, достойный сказки, — пошутил Эрстед.

   — Сказка, достойная звука, — отпарировал Андерсен чисто дружески. Его душа была обнажена перед Эрстедом: тот относился к немногим людям, мнению которых Андерсен доверял полностью. Аналитический, научный ум Эрстеда помогал направить романтический поток андерсеновских образов в строгое русло сюжета, поэтому Андерсен часто советовался с ним, готовя свой первый сборник сказок, относясь к нему не столь серьёзно, как к своим романам.

   — Одновременно я работаю над романом «О. Т.».

   — Я уверен — Оденсейская Тюрьма — так расшифровываются ваши буквы.

   — Именно так, — Андерсен улыбнулся той наивной улыбкой, которая разоружала даже его откровенных недоброжелателей.

   — Вы настолько же автобиографичны в сказках, как в романах, — это нетрудно определить, — заметил Эрстед.

Андерсен растерялся, а всегда, когда чувства его разъезжались в разные стороны, ему казалось, что глаза покинут орбиты и навсегда вылетят из родного гнезда в поисках более интересных сюжетов, чем те, что могла подарить его жизнь. Глаза ещё до нашей жизни привыкают к небесам, и так трудно им привыкнуть к высоте человека, на которого даже деревья смотрят свысока...

Андерсен вспомнил сказку «Мертвец». Её тоже придётся со временем переделать. Переписать. Передумать. Перечувствовать. Пережить... Он всплыл со дна его памяти, этот мертвец и плыл к нему. Андерсен так ясно представил его, что даже вздрогнул от испуга. Это чувство в полной явственности того, что представлялось ему, уже всё чаще посещало его, как бы даже и преследовало. Он не то, что не мог от него избавиться, но уже даже и понял, что избавиться от него невозможно, немыслимо и всё чаще жил среди своих образов столь же реально, как среди Эрстедов, Коллинов, Вульфов...

Он не пытался анализировать свои чувства. Он наслаждался ими в большей степени, чем пытался их анализировать... Он следовал в своих творениях законам чувств, а не правилам логики.

Мысли о сказках, сюжеты, вспыхивали в нём, как светлячки в ночи, радовали своим появлением и исчезали, как бы сердясь на то, что он не обращал на них никакого внимания.

«Импровизатор» дал уверенность. Говоря современным языком, языком двадцатого века, он стал трамплином, лётным полем, с которого вылетела его мировая слава сказочника.

Что есть сказка? Она — мир, едва рождённый. Сказка, устоявшаяся в веках, — миф. Миф — это крепкое настоянное вино. Сказка — вино молодое, со всеми своими прелестями...

— Вам будут говорить, что вы впали в ребячество, но пишите, пишите ваши чудесные сказки Они — суть те же романы, так что, стремясь к романам, вы по существу стремитесь к сказкам.

Судьба сказочника — таинство неразгаданное, но попытаться узнать о его судьбе как можно больше, мы обязаны. Ведь сказки сделали наше детство прекрасным и таинственным, и чем дольше они с нами останутся, тем счастливее мы будем.

Сказки выбирают, у кого им родиться. Сказки Андерсена — легки как пушинка, как лучи талантливые, поэтому они разошлись и разлетелись по всем странам. Сам Андерсен поначалу не верил, что он — сказочник. Ему даже в голову не приходило, что они принесут ему мировую известность. Старшие литераторы, которым поклонялся, пересказывали народные произведения. Первую сказку — «Призрак», он написал в 1829 году, когда ему было двадцать четыре года. Они замыкали книгу стихов поэта Андерсена, выпущенную накануне 1830 года.

В детстве он обожал слушать сказки, они делали его жизнь интересной, придавали ей прекрасную глубину. Он решил пересказать читателям сказку, которую слышал в детстве. Если «Призрак» будет хорошо принят, думал Андерсен, то он будет писать сказки и дальше. Множество замечательно умных людей, как, например, критик Мольбек советовали ему не браться за новое дело. Опубликовал — и забыл. Но, заканчивая свой первый и лучший роман «Импровизатор», который по достоинству оценил Лев Николаевич Толстой и подарил Андерсену европейскую славу, он вдруг снова вернулся к сказкам. Точно они созрели в нём.

Он решил писать так, как рассказывал их детям. Андерсен был одиноким человеком, всю жизнь он не имел собственного дома и любил ходить в гости. Здесь дети просили его рассказать что-нибудь интересненькое, и он дарил им замечательные истории. Остроумный поэт и драматург находил совсем новые слова для старых историй, он мог рассказать сказку и о стуле, на котором сидел ребёнок, и о столе, который внимательно слушал, и о цветах в горшках, которым снятся замечательные сны... Детишки слушали, раскрыв рты, будто питались сказками.

Часто бывая в разных домах, он рассказывал одни и те же истории, но они как бы менялись — вот сколько ромашек и васильков, но приглядись, каждый цветок отличается один от другого, как один мальчишка от другого. Он уже знал, когда дети засмеются, а когда вздрогнут от страха. И сказки, услышанные в детстве, когда не придумывалось чего-нибудь новенького, он пересказывал совсем по другому, чем слышал их. Они словно жили в нём, старели, снова молодели, говорили голосами своих героев в его душе. Язык сверкал блеском новизны, и у него появилась своя, особая андерсеновская интонация. Сказки перелетали от ребёнка к ребёнку, как бабочки от цветка на цветок.

И Андерсен решил записывать свои сказки. Чтобы все дети, которые не могли его услышать, прочли их. Пусть сказки читают и родители, ведь они отличаются от детей только тем, что реже смеются и играют.

Сказка оживала в устах Андерсена, звенела под его бессмертным пером:

— Ну вот, уселись они в повозку, — говорил Андерсен, — до свидания, папа, до свидания, мама, кнут щёлк, щёлк, и покатили. Эх, ты, ну!

И дети видели перед собой дорогу и повозку.

А если бы Андерсен сказал неинтересно: «Дети сели в повозку и поехали», то никто бы повозки перед глазами не представил, потому что в словах не было бы образа повозки, не было бы её скрипа, не было бы ветерка, который только и ждёт, когда ока рванётся с места! Вот так-то. Дети первыми почувствовали в Андерсене нечто совсем особенное, чего не было ни в их родителях, ни в написанных другими писателями сказках. Истории Андерсена дышали.

Он никогда не хотел стать только детским писателем. Он хотел писать и для детей и для взрослых, и мечта его исполнилась: его сказки не только читают, но и помнят всегда.

И вот однажды он сел за письменный стол и поскакал на кресле в страну сказок. Здесь были узкие тропки, где шныряли ведьмы в поисках человеченки, трудились гномы и тролли, а солдаты ничего не боялись и не пили водку, принцессы не верили, что смогут полюбить простого человека и даже выйти за него замуж. Где сейчас такое видано? А русалки плавали под луной и звали за собой в подземное царство. Не зевай!

Весна 1935 года... Из яйца раздумий, радости общения с детьми вдруг появилась сказка как гадкий утёнок, не подозревающий, что он превратится в прекрасного лебедя, который облетит все континенты.

Первая книга — первый сборник! — среди такого рода книг. Птенец сказки. Сказки теснились в его мозгу и требовали нового жизненного пространства. Ох, и наделал этот сборник шума!

Физик Эрстед, которого изучают в школе, сказки обожал. Вот что он сказал Андерсену в минуты его очередного сомнения в своих силах:

   — Это лучшее, что вы написали.

Андерсен не поверил своим ушам.

   — Я не разыгрываю вас. Это действительно лучшее, что вы написали. Ваши сказки будут читать во всём мире. Я верю, что мы доживём до этого времени.

   — Как я хочу поверить вашим словам! — воскликнул начинающий сказочник.

   — Ваши лиризм и юмор как нельзя лучше уместились в ваших сказках. Никогда не верьте тем, кто будет говорить, что вы детский сказочник. Ваши сказки не простые явления. Цветы для маленькой Иды — я читал их с удовольствием, как взрослый читатель. Уже сейчас вы должны отдавать себе отчёт, что вы можете занять в мире сказок совершенно особое положение. Они вбирают так много, что вы ни в коем случае не должны ими жертвовать во имя чего-то другого. Я не сомневаюсь, что будущее — за вашими сказками.

Глаза Андерсена наполнились слезами. Он не ожидал таких высоких слов от взыскательного друга. Ему хотелось бежать, лететь, кричать, чтобы сообщить всем о словах Эрстеда.