Валерий Граждан - Кровавая пасть Югры (сборник)

• Название: Кровавая пасть Югры (сборник)
• Автор: Валерий Граждан
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9907045-7-2

О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».

Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.

Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.

А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих служивших на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!

Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.

Виталий Масюков – член Союза писателей России.

---

Утром, едва в пещерку проник свет, как Лоб и Щербатый уидели, что остались втроём: их двое и … зарезанный Мопс. Его кто-то из оставшихся в живых мужиков ночью зарезал. Конечно же это было дело рук Спартака. Они ещё на зоне не корешились. Знал и Лоб, что Мопс «сухарь», то есть выдаёт себя «не в масть», не за того. Поэтому и стал бойцом в пресс-хате, где уродовали зэков на активном расколе (допросе).

И Мирон взял при дележе из общака ещё рожок патронов и «консервы» с «коровы». Теперь на «консервы» пошёл Мопс. Останки от его туши кинули волкам: «Доедайте, суки, зоновскую суку!» Ладные хромачи (разношенные!) Мопса достались по дележу Щербатому. Клифт – новый ватник отошёл Лбу. Уговорились встретиться на воле, коли доведётся выйти живыми. Привалив камнями костёр, чтобы не видно было сверху. Отсюда разошлись по одному. Щербатый и Лоб лишь посмотрели друг на друга молча. И каждый захрустел утренним настом уже порознь. Щербатый пошёл правым берегом Марухи: её русло облегчало путь. Он шёл по-над берегом и на юг. Русло не давало сбиться. Добраться бы до Вилюя… Ориентировался по солнцу днем и Полярной звезде ночью. Впереди с тысячу километров по прямой, а по горам и замёзшим пока болотам и того более. Из них, около пятисот до Лены. Выкинул первые износившиеся кирзачи и переобулся в хромовые.

Автомат избил спину и он его то и дело перебрасывал на грудь. Волки тоже разделились: двое увязались-таки за ним. Приметив удобную скалу, Мирон скрылся за ней. Волки не видели, как он вскинул автомат и поставил на одиночный выстрел. Они почти столкнулись. Выстрел отозвался в тайге громовым раскатом. Испугавшись, Щербатый присел и огляделся. Прислушался, но в ушах стоял лишь собственный звон. Шёл двадцатый день побега. Теперь он уверовал в свою неуязвимость. В тайге ощутимо потеплело. Вор шел больше ночами: не так холодно и видно «Ковш» на небе. Ко всему волчьи глаза светились в темноте.

Днем спал украдкой, держа оружие наизготовку. На второй день Щербатый понял, что просто отстреливать волков – себе дороже. Убитого съедали его компаньоны по стае, а на кровь стервятников сбегалась тьма-тьмущая других. Было ясно, что он жив, пока есть патроны. Патроны убывали не по дням. И он стал отбирать на съедение очередного волка. Делал это, разведя костёр. Пристрелит ближнего, а пока те отскочат, забирал добычу. Кости, шкуру сородича звери жрали с особой злостью, поглядывая на свою потенциальную жертву огненными глазами.

Глава десятая. Жить – значит реки переплыть

Ел волков, рыл муравейники. В подтаявших ручейках-речках пытался ловить мелких рыбёшек, но здесь удача не баловала его. До средины мая Мирон рассчитывал перейти Вилюй и Лену. На проталинах рвал дикий чеснок-черемшу. Экономил спички: одна-две в день. Приходилось больше идти днём: под снегом были провалины с подтаявшим снегом. После них надо было сушиться, что не всегда получалось. На день прилаживал поверх обуви волчьи шкуры, ночью спал на них. Но невыделанные они почти сразу ломались на морозе. Вырезал сосновые лапоступы на таёжный манер, когда ломаются лыжи.

Порвалось две резинки с противогаза: рогатка из них здорово выручала. Кончалось замороженное ночами волчье мясо мясо. Чтобы не терять счёт дням, начал делать надрезы на прикладе.

Всё более закраины берега поблёскивали водой и приходилось продираться урманом по над берегом. Он снял шинель и сделал из неё скатку: идти даже в одной фуфайке стало жарко. Но ночью было всё ещё морозно. Щербатый исхудал, как гончая собака. Ноги за день ходьбы гудели от усталости. Не раз он засыпал на ходу и его едва не загрызли волки. Помог нож, что всегда был под рукой на поясе. Он внезапно очнулся, когда зверь уже лизнул упавшего в предвкушении трапезы. Зэк полоснул острым лезвием по горлу наклонившегося над ним волка. Тот было отпрыгнул в агонии назад, заливаясь кровью. Но был сбит навзничь и разорван двумя другими. Сон пропал почти на двое суток: перед глазами мерещилась оскаленная морда хищника. Беглец вслушивался в каждый шорох весенней тайги, всматривался в чащу до боли в глазах, но стояла почти умиротворяющая тишина.

Лишь изредка попискивали какие-то птички. Спугнул глухаря, но «мясо» улетело, тяжело хлопая крыльями. Лишь раз удалось броском ножа ранить зайца: тот увлёкся, грызя обмякшую кору молодого дерева. Ослабевая, заяц уходил от преследователя. Но всё-таки упал и сник, задёргав в судорогах лапами. Щербатый в эту ночь потратил ещё одну спичку на костёр.

И все-таки реки с речушками беглец одолел без риска для жизни. Сколько осталось в рожке патронов, он не считал. Хотя в его памяти каждый выстрел отмечался чувством отрезанного пальца.

Лена внезапно открылась широтой русла. Мирон от неожиданности опешил и было попятился назад. Вдали чернела круча правого берега. Снег слепил глаза и от этого подтаявшие карнизы казались чёрными. Зловеще поблёскивала проталина у прибрежного льда. Её ширина была повсюду вдоль берега не менее трёх метров. Отчётливо виднелись многочисленные трещины вдоль и поперёк русла. Их число росло, что сопровождалось треском и подвижкой льдин. И Щербатый с переходом решил не спешить. Хотя кровь в висках стучала в предчувствии важного «рубикона»: остаться жить, либо умереть. Глухо бухнуло совсем рядом. Нет, подумал беглый зэк, надо ждать ночь, когда лёд прихватит заморозок.

Глава одиннадцатая. Молитва нехристя

Мирон вгляделся в дальний скалистый берег Лены. В свете луны он выглядел чёрными зубцами скал. Ещё резче обозначились трещины во льдах. Вода вздымала горой прибрежный лёд. Под тонкой наледью образовались пузыри воздуха. Стекло ледышек над ней рассыпалось со звоном. Пора!» – Подумал беглый арестант и упал на колени. Много он грешил в этой жизни. И теперь, в свой многотрудный час решил покаяться хотя бы перед Богом. Неровён час и он в холодных водах сибирской реки Лены отдаст богу душу.

Звёзды надменно смотрели на него с высоты промёрзшего за зиму неба. Во всю его ширь сделал росчерк метеор.

– Господи, Боже мой, нету мне, грешному прощения. Кровь на мне убивца, хотя безгрешных душ не замал и зряшно не губил. А что в арестанты попал, так ещё слаб умом и молод был. Дай мне, Господи, пожить ещё немного, позволь не сгинуть понапрасну. Может я ещё сгожусь на что в этой жизни. Ведь не сдох я по твоей воле на лесоповале, когда других ты прибирал к себе пачками! Может и мои заготовленные брёвна сгодились на фронте! Те мосты и накаты в землянках хоть малость помогли Победе над Антихристом. Прости, Господи, грешного раба твоего Мирона! Не подниму больше никогда руку на сотворение греха. А боле я и не знаю, как просить. Аминь»

С тем Щербатый встал, взял в охапку лапник и пошёл к разводью, потом добавил сучьев и принёс оленью шкуру. На шкуру приладил вещмешок и противогазную сумку с мясом и черемшой. Надёжно закрепил автомат, сверху уложил вырезанный берёзовый шест. Легонько посунул поклажу к матёрому льду по наледи. Шкура легко проскользила до самой закраины. Прополз по гати сам: получилось, даже ледок не провалился, лишь хрустнул.

Далее всё шло как в полусне: взявши на прицеп к поясу промёрзшую шкуру, он пополз. Наст резал руки, пот застилал глаза. В выбранном месте река была не шире трёх километров.

Но ползком их преодолеть, да ещё вслепую (лёжа он не видел большую часть трещин и промоин) до рассвета вряд ли удастся.

Надо вставать. Вначале вор приподнялся на колени. Взял шест и отпустил подлиннее «буксир». Немного отполз и начал вставать. «Только бы выдержала льдина!» – Думал лихорадочно вор и, выпрямив колени осмотрелся…

Увиденное пронзило его мозг словно молнией. Вокруг было разводье метра на полтора-два. Сзади трещина расходилась стремительно, отдаляя его поклажу на шкуре. Течение грозило Щербатому как минимум расставание с автоматом и припасами. Зэк упал плашмя и ужом развернул тело назад. Удалось зацепиться за большой лёд шестом. Помог толстый сучок на его комле. Срывая ногти, беглец подтягивал себя и льдину. В последний момент он, опираясь на шест, перекатил себя на спасительный наст.

Мирон дрожал всем телом и лихорадочно шарил глазами окрест. Предстоял изрядный крюк в пути: лёд начал своё движение почти по всему руслу. Его льдина пока была цельной и примыкала к другой в нужном направлении. «Будь, что будет!» – Подумал нехристь и засипел: «Господи, да как же это? Ведь погибаю! У-у-ых…» Вскочил на ноги и опрометью, по-заячьи рванулся в сторону берега. Сделай он это минутой позже, его затее грозил неминуемый крах: началась активная подвижка и лёд стал дыбиться торосами. Отдельные грохоты и треск начали сливаться в невообразимую канонаду. Шкура только мешала бежать. Мешок и автомат забросил на спину. Шест взял наперевес как в штыковой атаке. Зэк петлял даже резче, нежели под пулемётной очередью. Сердце рвалось из груди. Смертный страх гнал: вперёд, вперёд!!

Спасительный мыс оградил Мирона от основной массы ледохода. Грохот остался позади и по течению. Впереди оставалась полоса метров 200. Но это был практически девственный лёд. От шкуры на поясе остался лишь обрывок поводка. Еду и оружие удалось сохранить. Жизнь продолжается: «Спасибо тебе, Господи!!» – с благодарностью прошептал Щербатый. Это была половина его пути. А впереди были оттаивающие болота, горные перевалы. Еды на неделю. Сосчитал патроны: восемь штук. Волки отстали. Через 27 дней он выбросит автомат за ненадобностью: последним патроном добыл зайца.