Валерий Введенский - Мертвый час

• Название: Мертвый час
• Автор: Валерий Введенский
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83444-0

Жена известного адвоката Александра Ильинична Тарусова, уставшая от столичной суеты, приезжает в курортный Ораниенбаум на отдых. Волею случая она становится свидетельницей ограбления соседской дачи графа Волобуева. Тем временем в Москве обнаружен труп известной актрисы Красовской, спрятанный в сундуке со сценическими платьями. Полиция никакой связи между этими преступлениями не прослеживает. Однако Тарусова совершенно случайно узнает, что в прошлом году в Ораниенбауме трагически погиб муж Красовской. А приезжал он туда на свадьбу дочери графа Волобуева…

---

Маланья засомневалась. Кто ж барыню переоденет? В целях экономии Красовская себе купила билет на одиннадцатичасовой курьерский, а служанке – на самый дешевый почтово-пассажирский, который отходит в восемь вечера. Если и дальше ожидать хозяйку, Маланья не успеет сдать вещи в багаж. Решила ехать на вокзал. Если барыня все же вернется, переодеться ей поможет дворничиха Дуня, если нет, она же перешлет дорожный костюм в Москву.

Муж Дуни, Тимоха, сильно выпимший, потому что праздновал с самого утра, вместе с Дорофеем погрузил вещи в телегу. Злополучный сундук показался мужикам чересчур тяжелым, за что они Маланью всяческими словами отругали. Но та решила, что подшучивают, ведь, кроме сценических нарядов, ничего туда не клала. Прибыв на Николаевский вокзал, Варфоломеева сдала вещи в багаж, получила квитанции, попрощалась с Дорофеем, нашла свой вагон третьего класса, успела занять место у окошечка, притулилась к нему и снова заснула.

Курьерский летит, словно птица сапсан, аж за двадцать часов путь преодолевает и прибывает в Первопрестольную в семь пополудни. Почтово-пассажирский плетется двадцать девять часов. Потому, выехав раньше курьерского на три часа, в Москву Маланья попала гораздо позже его, в час ночи. Поручила носильщику получить из багажного вагона вещи и погрузить на извозчика. Все, кроме сундука. Его, согласно указанию хозяйки, сдала на временное хранение.

Крутилин, хлебнув кяхтинского чая, призадумался: а почему вдруг Красовская, так дорожившая сценическими костюмами, решила их на вокзале хранить? Однако быстро отыскал резон: а зачем их взад-вперед, в Курскую и обратно, возить? Там они без надобности.

В третьем часу ночи Маланья добралась до Остоженки, где квартировала подруга Красовской, актриса Людмила Замшина, сценический псевдоним – Захаржевская. Ей долго не открывали, Варфоломеева даже взволновалась, вдруг адрес неверно запомнила? Но когда наконец заспанная кухарка впустила ее в дом, волнение Маланьи лишь усилилось. Красовская и здесь не появлялась.

Утром Маланья решила идти в полицию, чтобы заявить об исчезновении хозяйки. Однако Замшина-Захаржевская запретила сие категорически: «Катенька наконец свободная птичка. Покойный Мызников шагу ей ступить не давал, по всем гастролям таскался! Пусть хоть Катенька напоследок погуляет. Лет-то ей уже, страшно сказать. Наверняка в вагоне раззнакомилась. Небось сейчас за городом пирует, в «Яре» или «Стрельне». Не волнуйся, нагуляется – вернется».

Однако через пару дней забеспокоилась и Замшина. Дали телеграмму в курское имение, вскоре получили ответ: «Барыня не приезжала». С ним отправились в часть, но помощник пристава заявление не принял: «Делать нам, что ли, нечего, загулявших актрис разыскивать? Сама объявится».

В пятницу, 07 августа, к Замшиной неожиданно заехал антрепренер Кораллов. Она рассказала ему о таинственном исчезновении Красовской, что сильно его растревожило. Заподозрил даже, что ведущая актриса, давно мучившая его требованием поднять жалованье, переметнулась к конкуренту. В отчаянии (первый спектакль на ярмарке уже в понедельник) Кораллов предложил Замшиной ехать в Нижний вместо Красовской. Та с радостью согласилась. И повелела Маланье привезти ей сценические костюмы для примерки.

В субботу утром Маланья отправилась за сундуком на вокзал, где и была задержана.

Иван Дмитриевич потер руки. Чуйка, по-научному интуиция, и на сей раз его не подвела. Даже если вдруг Маланья не убийца, то точно соучастница. Хитрая какая тварь! Ловко как тело спрятала. И врет удивительно складно. Однако самоуверенна чересчур. Ей исчезнуть бы, испариться. Ан нет, полезла на рожон, задумала честное имя сохранить, непричастность свою разыграть.

«Уж я ей покажу!» – Крутилин погрозил пальцем зеркалу, к которому подошел, чтобы расчесать пышные бакенбарды.

Покойный Николай Первый растительность на лице считал признаком вольнодумства, потому категорически запретил дворянам и чиновникам ее носить. Сын его, реформатор Александр, сей запрет несколько ослабил, дозволив бакенбарды, которыми щеголял и сам.

Картина преступления великому сыщику была уже ясна. После спектакля Маланье поручили перевезти сундук с костюмами из Озерков на Артиллерийскую. Кого она наняла? Конечно же, полюбовника. Ехали медленно, в тоске, завтра – неизбежное расставанье навсегда. Дорофей осторожно спросил, много ли у барыни наличных? Маланья ответила, что куры не клюют. «Давай ее ограбим и убежим с тобой куда-нибудь далеко, где нас никто не знает. Купим трактир или постоялый двор, заживем как люди, ты мне мальчиков с девочками нарожаешь», – предложил Дорофей. Маланья колебалась, мол, поймают нас. Ломовик обнял ее, поцеловал страстно: «Не боись! Усе продумал. Две недели хозяйку твою искать никто не будет». Варфоломеева возразила: «А Захаржевская? А управляющий в имении?» Дорофей улыбнулся: «Телеграмму им дашь от ее имени, мол, поездка отменяется». Маланья в ответ: «Нет, Дорофейчик, нет! Подозрение на меня падет. Давай лучше так…»

И предложила свой план, который и претворили: выгрузив сундук, Дорофей спрятался в спальне. Когда туда вошла Красовская, вытащил из-за пазухи револьвер…

– Тпру! – скомандовал разогнавшимся мыслям Крутилин.

Револьвер 44-го калибра[10] в придуманную им картину ну никак не вписывался. Простолюдин Дорофей мог жертву удавить, пырнуть ножом, оглушить кастетом, кистенем приложить… Но вот выстрелить из «кольта» или «ремингтона», а именно они способны подобные дырки в теле проделать, нет, увольте. Штуки эти дорогие, не меньше пятнадцати рублей стоят. Потому российским злодеям пока не по карману. Ходят слухи, что в Штатах Североамериканских уже все разбойники такими обзавелись, но Крутилин глупым сплетням не верил: неужели заокеанские мазурики столь состоятельны?

А вдруг Дорофей офицера какого ограбил?

Предположение приободрило. Почему, собственно, нет? Но до конца не успокоило. Многолетний опыт гадко нашептывал: преступление – словно костюм от хорошего портного, должно подойти подозреваемому идеально. А ежели не налазит, ищи другого. Ухажера с сигарой. Сигары тоже недешевы, значит, и покупка револьвера ухажера не разорила бы.

Эх, неспроста кобыла подкову потеряла. Пакостное дело, пакостное. Красовская сделала все, чтобы сохранить ухажеру инкогнито. Где теперь его искать? Наверняка он из высших сфер. Если даже чудом каким разыщется, сыскарей на порог не пустит. «Как смеете подозревать?» Чтоб показания получить, придется обер-полицмейстера привлекать. А как эти показания проверить? В высших сферах у Крутилина осведомителей нет.

Ах, если бы не револьвер. А пусть бы и револьвер, кабы в сундуке нашелся. Самоубийства нынче в моде. Никто бы и не удивился. Но, увы, Красовская не покончила с собой – ее убили. И, вероятней всего, в ночь после последнего спектакля. Потому что на трупе платье из шелка лилово-сероватого отлива, в котором актриса блистала на прощальном банкете.

Крутилин вернулся к столу, сел, положил в рот кусочек колотого сахара, покатал, пока тот не распался на крупинки, сделал глоток чая. Ух, какое дело нехорошее. Хуже и не бывает. Личность убита известная, можно сказать, знаменитая, репортеры накинутся, что мухи на экскремент. Писать им летом не о чем – затишье, все, кому кошелек позволяет, на дачах или в Крыму. Вот и будут каждый день смаковать: «Загадочное убийство все еще не раскрыто», «Труп из сундука взывает к возмездию», «Чем занята полиция?»

Кстати, а что в газетах?

Новый чиновник для поручений, Арсений Иванович Яблочков, словно ждал команду их принести. Иван Дмитриевич быстро просмотрел криминальные колонки. Шило, конечно, утаить в мешке невозможно, в каждой газете имелась маленькая заметка о том, что в Москве найдена мертвой актриса Екатерина Красовская. Но без подробностей.

«Молодец Барбасов», – проникся уважением к московскому следователю Крутилин. – И расследование провел на ура, и протокол умудрился переслать, и репортерам лишнего не сболтнул».

Яблочков деликатно кашлянул.

– Шо тебе?

Крутилин, выбившийся в надворные советники с самых низов, когда с начальниками говорил – слова подбирал, а вот с подчиненными простецкий свой говор скрывать не пытался.

– Тимофей Саночкин, дворник с Артиллерийской, доставлен.

Крутилин нахмурил кустистые брови:

– Допрежь[11] меня прочел? – спросил он, указав на телеграмму.

– Простите, сдуру, – смутился под грозным взором Яблочков. – Курьер от обер-полицмейстера сообщил, что дело срочное, а вы, ваше высокоблагородие, задерживались. Но впредь ни-ни. Как лучше хотел…

– И впредь так поступай, – оборвал его Крутилин. – Мало ли где я задержался? Может, меня и на свете этом больше нету. Служба у нас, сам знаешь, – всякое может приключиться. А шо тебе не положено знать – в запечатанных конвертах приносят.