Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Несколько очерков Дорошевич посвятил набиравшей силу итальянской мафии. Ее гнездо, Сицилию, он назвал «Сахалином Средиземного моря». Задающее здесь тон всей жизни преступное сообщество, члены коего именуются galantuomi, «благородными» (в России, замечает автор, «их называли бы просто кулаками»), тесно связано с враждующими между собой феодалами-синьорами и извлекающей свою выгоду из этих конфликтов местной властью. Сицилийский крестьянин вынужден за высокую плату брать землю в аренду у «кулаков», которым в свою очередь сдают свои латифундии синьоры. Поэтому сколько бы он ни трудился, сколько бы ни давало «сказочное плодородие почвы», он обречен быть жалким, голодным бедняком, не имеющим «не только собственной земли, но и собственного угла, где приклонит голову». Это причина того, что «один из самых цветущих островов земного шара» погружен в «самую ужасающую, самую поразительную нищету в мире» и не менее ужасающий разврат, при котором на улицах Палермо «в массовом порядке» предлагают себя женщины и дети. Мафия проникла во все поры итальянского общества, она «имеет огромное влияние при выборах в парламент», «распоряжается всеми выгодными и влиятельными должностями», «имеет связи с бандитами», которым поручаются убийства неугодных конкурентов и чиновников. «К мафии идут за защитой. Мафия судит. Мафия превратила жизнь в какое-то арестантское существование». И вот доведенный до крайности «сицилийский народ в свою защиту выдвинул разбойничество». Дорошевич говорит, что это «явление чисто экономическое», когда «человек, не выдержавший гнета окружающей жизни, если у него есть смелость, уходит в горы». Невиданный парадокс: сицилийская банда берет на себя «охрану порядка» в определенной местности. Тем не менее, бандиты вынуждены сотрудничать с мафией, быть ее, так сказать, вооруженным отрядом. Вообще «в разбойническом деле» на Сицилии заинтересованы самые «разнообразные классы». Поэтому, «разбойник неуловим там, где в числе его сообщников состоит даже комиссар полиции» (V, 255–258, 262, 267, 269–275). И все-таки бандит в глазах населения — это герой, фигура романтическая. Темнота и невежество населения Сицилии в значительной мере связаны с «фанатичным духовенством, захватившим в свои руки всю духовную и умственную жизнь простого народа», утверждающим «в школах, что земля недвижима, что изобретатель оспенной прививки был еретик и что дьявол говорит на французском языке». Католическая церковь ничего не делает, чтобы «развить» народ, «пробудить в нем желание хоть жить по-человечески, не в такой удушающей грязи, смраде и вони» (V, 278–280). И вместе с тем любое проявление общественной жизни она обращает себе на службу. «Демократический союз», журнал «Социалист», другой «оппозиционный журнал, недовольный подчинением Сицилии и трактующий ее как самостоятельную страну», наконец, «республиканский журнал», проповедующий «итальянскую республику, единую и неделимую», — все эти «разные» издания выходят «под покровительством папы». Ибо в мире по всем вопросам есть только один авторитет — папа.

Католичество научилось «перехватывать» «всякие течения». Первостепенное внимание обращено на «новорожденный социализм». Недаром «на знамени Ватикана появился новый девиз: борьба с социализмом». И вот «Лев XIII, чтобы обезвредить новое движение, решил взять его в свои руки». Но Ватикан «не видит со своего холма» «Италии Гарибальди и Виктора-Эммануила», старается не замечать, что «антиклерикальные демонстрации» собирают «чуть не поголовно все население города». И это в Италии, «ближайшей дочери церкви». А ее «старшая дочь», Франция, «изгоняет конгрегации и даже грозит расторжением конкордата». И в Испании, «преданнейшей дочери церкви», «духовные процессии приходится охранять войсками», а патер боится народа и перед выходом на улицу «должен переодеваться в штатское платье». В общем, «под зданием католичества трещат основы в то время, как блестяще украшается его фронтон». «Латинская вера теряет латинские страны. Она теряет свою главную власть — власть над народом. При этом плохое утешение — добрые отношения с правительствами, которые, по словам самой же католической церкви, проходят». Признавая, что 25-летний понтификат Льва XIII был ознаменован «рядом блестящих дипломатических побед», отдавая должное высокой образованности папы и его стремлению модифицировать католическую социальную доктрину, Дорошевич делает акцент на «упадке духовного владычества» католической церкви (V, 246–248).

В очерках «Папа», «Ватикан», «25 лет владычества над миром» перед читателем разворачивается во множестве подробностей жизнь Ватикана и самого папы. Для того чтобы своими глазами увидеть быт апостольской столицы, пришлось надеть маску. Об этом он рассказал в письме к Туркину: «Когда-нибудь я напишу „Как я попал в Ватикан“. Это будет самая юмористическая из моих вещей. Вам пишет сейчас не журналист, не россиянин Влас, не православный, а благочестивый, набожный католик, по профессии адвокат (журналистов Ватикан не любит и боится), по образу мыслей преданнейший сын святой католической церкви, ему необходимо:

— Получить благословение из рук святого отца, видеть его августейшую особу и слышать дорогой голос.

Сам монсеньор двора его святейшества папы удостоил адвоката получасовой беседой <…> Папа, однако, очень плох. Каждое утро, входя к нему в спальню, ждут: а не почил ли старичок?»[966]

Вряд ли Дорошевичу удалось получить аудиенцию у папы. 94-летний Лев XIII угасал, его смерть, о близости которой шептались на всех углах в Риме, постоянно передавали информационные агентства, наступила 20 июля 1903 года. Кончина pontifex maximus, согласно давнему обычаю, была сигналом для начала открытого грабежа. Впрочем, воровство начинается, когда папа еще умирает, «пока еще не опечатано имущество, прислуга Ватикана кидается хватать, кто что может, кто что успеет». В то время как папский двор «кишит интригами» на предмет «кому быть новым папой», начинается разгром покоев понтифика. Такова веками установившаяся традиция. Тащат драгоценности, произведения искусства, посуду, мебель. «Одни сражаются насмерть из-за честолюбия. Другие дерутся из-за вещей, которые тащат» (V, 196). Это своего рода апофеоз той атмосферы лицемерия, интриг, попрошайничества и вымогательства, которая царит в ватиканских дворцах и на подступах к ним. За пять франков можно купить посмертное отпущение грехов. Одна цена за осмотр копий в галерее «папской живописной мастерской» и совсем другая за знакомство с оригиналами. Буквально на каждом шагу ватиканская челядь взимает плату — за то, что «у вас взяли палку», за то, что провели в «особый гардероб», за то, что «отперли особый кабинет». И все это посреди сора, паутины, грязи и запустения великолепнейших дворцов.

В известной степени итальянские очерки Дорошевича предвосхитили нравоописательные мотивы написанных спустя десять лет «Сказок об Италии» Горького. Как и в других странах, в Италии Дорошевич проявляет особенный интерес к народным преданиям. В Палермо он пишет сицилийские сказки и легенды «Женщины», «Неудачник Пепе», «Поцелуй», «История кавалера Спано» (опубликованы в «Русском слове» в марте 1903 г.). Точнее — записывает то, что слышал в селениях, прибрежных городках «прекрасного острова, под голубым небом и горячим солнцем». И неудачник Пеле, у которого вместо апельсинов и лимонов вырастают кактусы, и расколдованная любовью герцога Руджиеро принцесса Розамунда — герои народной мудрости и фантазии. В тот же период (лето 1903 г.) Дорошевич обращается к фольклорным образам и сюжетам, привлекшим его внимание во время поездки по Балканам. «Македонские легенды»[967] с их суровыми героями, действующими в жестокой атмосфере национально-религиозного противостояния, по сути запечатлели развитие реальной балканской трагедии, достигшей своего ужасного пика в конце двадцатого века.

Известие о русско-японской войне (январь 1904 г.) застало Дорошевича в Турции, в самом начале путешествия по Востоку. На английском пароходе «Измаил» он повторяет уже знакомый маршрут: Константинополь — Пирей — Порт-Саид — Коломбо. После Цейлона совершает большую поездку по городам Индии — Мадрас, Калькутта, Бенарес, Агра, Дели, Джейпур, Бомбей… Ездить русскому по Востоку было «в такое время непрактично» в том смысле, что трудно было рассчитывать на откровенность собеседников, либо отмалчивавшихся, либо почитавших долгом «сказать, хоть и против своих взглядов, что-нибудь приятное для русского». Но «похожая на польскую фамилия» делала из него «совершенно правдоподобного немца из восточных провинций Пруссии, ездящего по торговым делам по Востоку. Немцы нынче везде, и появление немецкого коммерсанта никому не кажется странным. С немцем говорят о чужой стране, России, спокойно и не стесняясь»[968].

Быть может, этот опыт с «переодеванием» натолкнет Дорошевича уже после возвращения в Россию на мысль предложить тридцатилетнему сотруднику «Русского слова» В. Э. Краевскому, хорошо знавшему Восток, прекрасно владевшему английским, отправиться в Японию под видом американского туриста. Были приняты все меры предосторожности, ибо в случае разоблачения русский журналист по законам военного времени мог быть казнен. 5 сентября Краевский отправился в Америку, а спустя некоторое время из Сан-Франциско на пароходе «Китай», следовавшем в Иокогаму, плыл американский гражданин мистер Перси Пальмер. За месяц, проведенный в Японии, он побывал в разных городах страны, выезжал на фронт, осмотрел промышленные предприятия, порты, военные укрепления и госпитали, лагеря, в которых находились русские пленные, встречался с высокопоставленными гражданскими и военными чиновниками, сделал множество фотографий. Связь с редакцией поддерживалась с помощью условных телеграмм через доверенное лицо в Лондоне. В конце декабря, блестяще выполнив свою миссию, Краевский вернулся в Москву. Тогда же Дорошевич раскрыл редакционную тайну в сенсационной статье «Корреспондент „Русского слова“ в Японии»[969]. О том, что русский журналист побывал в стране противника, сообщили на первых полосах крупнейшие газеты мира. С января 1905 года «Русское слово» начало печатать очерки Краевского «Япония в настоящую минуту», которые затем вышли отдельным изданием[970]. Вместе с корреспонденциями отправившегося в марте в действовавшую на Дальнем Востоке армию Василия Ивановича Немировича-Данченко, старейшего, широко известного еще со времени русско-турецкой войны писателя, они содействовали росту успеха «Русского слова» у читателей.