Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Я читал перед этим подробности о подвиге „Варяга“ во враждебных газетах, говоривших о „бесполезном деле, о бесполезном выходе двух русских судов против целой эскадры“.

Если честь ничего не стоит — тогда, конечно, подвиг бесполезен»[978].

Приходят неутешительные известия о гибели «Петропавловска», «Цесаревича», «Ретвизана», о японских атаках на Порт-Артур. Но вот даже англичане считают, что это прежде всего «война резервов», а они у России, в отличие от Японии, имеются. Та же Балтийская эскадра и корабли Черноморского флота. Дорошевич надеется на лучшее, а пока путешествует по Индии. В мае 1904 года он пишет Сытину из городка Тиручираппалли: «Не сердитесь, дорогой и глубокоуважаемый Иван Дмитриевич, что ничего не пишу. Каждый день узнаю, вижу такую массу нового, интересного, что сразу нет возможности даже сообразить все. Мне часто кажется, что я сошел с ума, и все, что я вижу кругом, — кошмар. До того все чудовищно и красиво в одно и то же время. Изо всех моих поездок эта самая интересная. Материала масса страшная. Бог даст, удастся написать недурно, и тогда расквитаюсь нравственно и материально: зажарю Индию ежедневно, кроме текущего, на злобу дня. А писать наскоро, не проверив, не обдумав — это значило бы попадать впросак и подрывать интерес.

Крепко жму Вашу руку. Мой сердечный привет всем, Федору Ивановичу особенно. Я вижу нашу газету — мне высылают из Коломбо. Вот где получается „Русское слово“. Ничего. Росс часто даже совсем хорош.

Распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне посылали газету: Port-Said, Poste-restante. W. Dorochevitch. Это для возвратного пути. Путешествие трудное страшно. Жара удушающая — 40–45 градусов. Что-то ужасное. Кругом чума. Но я здоров. Зацапал только тропическую лихорадку и вторую неделю ничего не ем: две тарелки куриного бульона в день, без хлеба, без всего. Но крепок и бодр: уж очень все кругом интересно. Шатаюсь по таким местам, где ни гостиниц, ни приюта. Ночую то в пустом вагоне, то где-нибудь на станции. Трудно, но зато уж очень материал хорош»[979].

Поездка по Индии совпала с английской «военной экспедицией» в Тибете, а по сути с войной, которую Англия вела «индийскими войсками и на индийские деньги». Да, англичане, может быть, лучшие в мире защитники правосудия, неприкосновенности личности и собственности, но «до той минуты, пока страна не покорена, они не знают сентиментальности». О зверствах английских солдат известно со времен восстания сипаев, «когда на деревьях было больше людей, чем плодов». И вот спустя почти полвека имя командующего английскими войсками в Индии лорда Китченера становится символом «пустыни, остающейся там, где он прошел». «Горы трупов. Реки крови. Сравненные с землей селения». И ко всему этому ужасу добавляются еще «изощренные кощунства, святотатства, богохульства». Не зря Китченер изучал «религию народа, против которого послан». Накануне английской интервенции начали устанавливаться дипломатические контакты между Тибетом и Россией. Призрак русских штыков за Гималаями, подчеркивает Дорошевич, стал настоящим кошмаром для «старой Англии», считавшей, что пока Тибет ей не принадлежит, «Индия еще не совсем покорена»[980].

Индия — особая тема в его жизни и творчестве. Он думал о книге, которая, быть может, могла стать вторым после «Сахалина» целенаправленным трудом в его жизни. Наталья Власьевна вспоминала об архиве отца: «Большинство черновых записей, набросков, к сожалению, не сохранилось, но даже подбор коллекций, рукописи и книги на английском и санскрите, короткие надписи на фото говорят, что материал готовился не для фельетонов. О своих замыслах и планах, о сюжетах своих индийских сказок Дорошевич постоянно советовался с ориенталистом академиком Сергеем Федоровичем Ольденбургом — дружба несколько неожиданная для легкомысленного фельетониста. Сделать книгу не удалось: она распалась на куски». Что имелся серьезный замысел — подтверждает и объявление о подписке в «Русском слове» от 21 ноября 1904 года, где среди других публикаций, рассчитанных на привлечение читателя, было указано — «Индия. Последнее путешествие В. М. Дорошевича». Собственно, очерковый цикл начался уже в октябре, когда были опубликованы два очерка под общим заголовком «Индия». Чувствуется, что у автора был определенный план, не случайно рассказ о «волшебной, таинственной стране» он начинает с самого больного и потому прежде всего бросающегося в глаза — положения индусов в своей стране, где тон задают англичане. Когда 14 апреля следовавший из Коломбо пароход «Bulimba» ошвартовался в порту Тутикорина, Дорошевич оказался свидетелем унизительной сцены разделения пассажиров, происходившего при посадке в железнодорожные вагоны. «Всякий белый — джентльмен. Всякий цветной — только „существо мужского пола“. Поэтому в первом классе дамские отделения имеют надписи:

„Для дам“.

„For ladies“.

В третьем классе отделения для белых носят названия:

„For women“.

„Для женщин“.

На отделениях для туземок надписи:

„For females“.

„Для существ женского пола“»[981].

Та же дискриминация происходит и в армии. И потому это «армия, лишенная доверия. Вся артиллерийская и саперная часть находится в руках английских солдат <…> К сипаю относятся, как к врагу. С презрительностью, как к побежденному. Ни того, ни другого ему не дают забыть ни на минуту. Никогда». И поскольку «одна часть армии на службе презрительно третирует другую», то фактически существуют «две разные армии. Между которыми нет ничего общего»[982].

Потом в индийских публикациях наступил большой перерыв. Только в августе 1905 года Дорошевич попытался продолжить «Индию». Появившиеся один за другим три очерка (с подзаголовками «Призрак мира», «Религия», «Атеизм») свидетельствовали как о желании нарисовать сложную картину духовного состояния индийского общества, так и о стремлении проникнуть в тайны индуизма, постижение которых помогает «достичь того состояния, когда человек становится сверхчеловеком, богом, становится Брамой». Последнему должны были содействовать встречи и беседы с последователями великих индийских мудрецов-йоги, которые он вел в Бенаресе, Агре и других священных городах. Но далее этих трех очерков дело не двинулось. Индийская тема была тогда перекрыта требовавшими отклика и осмысления горячими событиями в России.

Спустя три года он попробовал вернуться к давнему замыслу. В начале 1908 года «Русское слово» проанонсировало: «…будет печататься в ряде фельетонов новый большой труд В. Дорошевича „Индия“. Отчет о большом путешествии». Была подведена и соответствующая идейная база, в том смысле, что «двадцатый век выдвинул на мировую сцену новые политические могущества, переместив центр тяжести великих грядущих событий туда, где недавно Европа хозяйничала, как хотела <…> Нет сомнений, что мы находимся накануне таких переворотов, которые совсем изменят вместе с политической картой земли и установившийся было уклад ее жизни». Просыпающийся Восток убеждал в грядущих переворотах, волновал… Но и на этот раз ничего не вышло. Как отзвук последней попытки можно расценить появившиеся в 1909 году с подзаголовком «Из записок об Индии» две публикации — «Рабы I. Парии» и «У алтаря одной богини»[983].

«Индийский замысел» не поблек с годами. Видимо, после «Сахалина» он представлялся не менее важным трудом. Но если значение сахалинских очерков выросло в ходе их многолетней публикации в разных газетах, счастливо завершившейся выходом сразу ставшего сенсационным отдельного издания, то к книге об Индии он шел сознательно, стремясь разорвать затягивающее кольцо газетной текучки. Быть может, в своих воспоминаниях Наталья Власьевна слегка и пережимает с ролью «большой темы» в жизни Дорошевича, ибо газетная поденщина, «хроника бытия» и была по сути главной темой его творчества. Но, несомненно, жило и укреплялось с годами стремление запечатлеть в большой работе богатейший опыт, связанный с разнообразными путешествиями. Да и накопившиеся жизненные впечатления, материалы, типы русской жизни просились в большую вещь.

«Индия» — не единственный неосуществленный замысел Дорошевича. Не были написаны «На развалинах былого величия» — книга об Италии (предстоящая газетная публикация объявлена 7 января 1903 г.) и большой сатирический роман «Дельцы» (объявлен 1 января 1904 г.). И уже давно думал он о работе по истории журналистики Великой Французской революции. Если замыслы первых двух отодвинули сначала война с Японией, а затем события 1905 года, если книга о временах Марата и Демулена рисовалась, возможно, как отдохновение души на закате дней, то «Индия» не получилась или действительно распалась на куски совсем по другим причинам. Он старался думать об этой книге, настраивался на «индийский лад», а выходило, что думает о России. Пишет об Индии, а думает о России.