Семен Букчин - Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

• Название: Влас Дорошевич. Судьба фельетониста
• Автор: Семен Букчин
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7784-0365-9

Имя Власа Дорошевича (1865–1922), журналиста милостью божьей, «короля фельетонистов», — одно из самых громких в истории отечественной прессы. Его творчество привлекало всеобщее внимание, его карьера переживала бурные взлеты и шумные скандалы. Писатель, доктор филологических наук Семен Букчин занимается фигурой Дорошевича более пятидесяти лет и знает про своего героя буквально всё. На обширном документальном материале (с использованием дореволюционных газет и журналов, архивных источников) он впервые воссоздает историю жизни великого журналиста, творчество которого высоко ценили Лев Толстой, Чехов, Горький. Чувство юмора и трагическое восприятие мира, присущие Дорошевичу, его острословие и зоркость критического взгляда — всё передано Букчиным с равной убедительностью. Книга станет существенным вкладом в историю русской литературы и журналистики.

---

Письмо было написано спустя год с лишним после того, как Государственное издательство художественной литературы отказалось выпустить подготовленный ею том «Легенд и сказок» Дорошевича. Обращаясь к его директору Котову, Наталья Власьевна писала: «Дорошевич не только создал свой, оригинальный жанр русского газетного фельетона, но и оставил нам среди своих произведений ряд блестящих, метких характеристик современной ему эпохи, ее политических деятелей. Юмор и сатира Дорошевича подчас могут быть поставлены наравне или почти наравне с лучшими образцами Горького и Чехова»[12]. Увы — эти настойчивые попытки дочери воскресить имя отца успеха не имели. Не помогло и обращение в марте 1955 года к секретарю Союза писателей СССР Д. А. Поликарпову (будущему заведующему отделом культуры ЦК КПСС, гонителю «Нового мира» Твардовского), в котором содержалась просьба помочь с изданием подготовленного ею сборника «Восточные сказки», отвергнутого «несколько лет назад Госполитиздатом… без достаточных оснований»[13].

После смерти Натальи Власьевны часть бумаг из ее архива попала в Отдел рукописей Ленинской библиотеки. Вместе с приведенными выше документами и текстом машинописного экземпляра «Жизни Власа Дорошевича», переданного Лидиным, здесь хранятся и два письма Покровского, адресованные Наталье Власьевне. Оба они относятся к 1947 году. Первое отправлено из города Шахты в Москву 5 сентября.

«Дорогая Наталья Власовна!

Меня, разумеется, крайне тронула взволнованность, почти слезы, когда вы говорили, что не можете пренебрегать человеком, который „почему-то четверть века занимается Дорошевичем, а не Пушкиным“, хотя, быть может, конкретное наполнение этих литературных занятий Вам и представилось бы полным ошибок или не тех аспектов.

Интересуюсь впечатлением, которое в конечном счете на Вас и В.Б. произвел роман. Все же боюсь, что конкретные ассоциации дочери должны несколько конфликтовать с правом автора на фантазию, хотя бы и отталкивающуюся от определенного образа. Вы его ощущаете иначе. Вы серьезнее своего отца, всегда тяготея к анализу того, что для него было лишь поводом еще и еще раз обнаружить свою экстраординарную талантливость. Вернусь 15.IX. Привет. В. Покровский».

Ну, конечно, она была взволнована до слез. Еще бы! Нашелся человек, чуть ли не жизнь посвятивший творчеству ее уже полузабытого отца. А у Покровского к этому времени был готов роман, и он понимал, что благоприятный отзыв дочери писателя может быть не последним аргументом в пользу его издания. Хотя и мучили сомнения, тем не менее рукопись передал. О том, что сомневался он не напрасно, свидетельствует второе письмо, от 5 декабря. Уже нет обращения «дорогая»…

«Уважаемая Наталья Власовна!

Подошел к телефону, но когда нас прервали, послав к телефону другую, которая сказала, что Вы заняты, Вы дали мне понять несвоевременность моего звонка. Но выслушав от Вас 10 дней назад Ваше нежелание не сразу вернуть рукопись, я ждал все это время обещанного звонка. В общем, за 4 месяца ничто не двигалось, и я не вижу отличия, если б уже 4 месяца назад Вы сказали бы мне, что я могу заехать за рукописью. Позволю себе опять позвонить 7-го декабря или позже. Ума не приложу, зачем Вам рукопись, которая столь Вам не нравится»[14].

Да, Наталья Власьевна оставила рукопись Покровского у себя, и сейчас она хранится у меня. Я получил ее в 1966 году вместе с большой коллекцией газетных вырезок с фельетонами Дорошевича и некоторыми другими документами от ее дочери Наташи. На лицевой стороне картонной папки рукой Натальи Власьевны обозначено: «Сволочная рукопись Покровского». А на задней крышке имеется более чем выразительная запись-рецензия:

«Прочла с трудом и без интереса.

1. Глупо.

2. Скучно.

3. Малограмотно.

4. Бесталанно.

Литературная форма этого произведения имеет точное название: пасквиль.

Вранье — все, начиная с предисловия, где П. утверждает, что ему достался архив Дорошевича. Не любовь, а черная зависть водила пером неудачливого автора. И лишь свои собственные черты проходимца и мелкого жулика сумел он отразить в этой рукописи, которая вовсе не имеет шансов стать книгой. Н. Дорошевич».

Сочинение Покровского, кстати озаглавленное «Король фельетонистов», написано претенциозно-канцелярским языком, оно действительно беспомощно в художественном плане и малограмотно стилистически. Автор стремится развенчать своего героя, не без умысла названного Поликарпом Нежелеевым, в котором видит чуждый советским идеалам продукт безыдейной и продажной буржуазной журналистики. Не случаен и конец Нежелеева: разочарованный в себе как журналисте, в своем времени, он идет на самоубийство, которое почему-то совершает в Варшаве 1 августа 1914 года, в день начала первой мировой войны. Вместе с тем роман Покровского — это не совсем обычный плод графоманских усилий. Не случайно замечание Натальи Власьевны о том, что «черная зависть водила пером неудачливого автора».

Возможно, это действительно случай, который мог бы с определенным успехом рассмотреть психиатр. Совершенно очевидно: стремясь разоблачить своего героя и приводя его к бесславному концу, автор неуемно, страстно, болезненно завидует ему. Покровскому знакомы кой-какие бытовые реалии эпохи, он знает немало любопытных подробностей, анекдотов, скабрезных историй. Вполне вероятно, что он был знаком с романами Александра Амфитеатрова «Восьмидесятники», «Девятидесятники», с натуралистической дотошностью воспроизводившими среди прочего и газетно-журнальную среду конца XIX столетия, и отчасти пытался подражать их автору, которого тогдашняя критика именовала «маленьким русским Золя». Предположение это подтверждается тем, что и героя романа Покровского Нежелеева и знаменитого московского журналиста Сагайдачного, под именем которого Дорошевич выведен в романе Амфитеатрова «Девятидесятники», зовут одинаково — Карп Николаевич.

Рисуя атмосферу горячечной гонки за успехом, в которой действует Карп Нежелеев, Покровский со сладострастием перечисляет, смакует все завоевания своего героя — его невероятную славу, бешеные заработки, принадлежавших ему красивых женщин, его роскошно обставленные квартиры и редакционные кабинеты, его путешествия по Европе, Азии, Америке, его встречи с великими людьми — Чеховым, Тургеневым, Щедриным, Анри Рошфором.

Но более всего завидует Покровский блестящему, искрометному таланту Нежелеева, а если уж говорить прямо — Дорошевича. На протяжении почти четырехсотстраничной рукописи, часть листов которой, видимо, из экономии отпечатана с двух сторон, он не раз пускается в пространные рассуждения о природе таланта своего героя. Он сознает, что это подлинный, большой талант, оригинальная, ни на кого не похожая фигура не только в русской, но и в мировой журналистике. Но все та же черная зависть толкает Покровского к поиску и обоснованию ущербности этого таланта. И он находит ее в легковесности, с которой обращался со своим даром Нежелеев-Дорошевич, в его несерьезности, неосновательности, безыдейности. Впрочем, эта трактовка личности журналиста, как будет показано далее, имела давнюю традицию. Другое дело, что у Покровского она сочеталась с глубоко лично завистливым отношением.

Вот как судит сам себя герой романа «Король фельетонистов» перед самоубийством: «…не бывал ли иногда в жизни и я человеком, за 80 тысяч рублей в год и миллион восхищений в день писавшим то, что каждый собственною головою мог думать бесплатно? А если и не мог, то мог прочесть у вятского журналиста, еле выколачивающего себе на обед.

У меня нет убеждений, моя миссия заключалась в том, чтобы учить им других (вариант одной из острот Дорошевича. — С.Б.).

Точнее у меня было столько убеждений, что хватало на всех.

Я был той бабочкой, которая разносит животворящую пыльцу не ею зачатых жизней.

Я разносил пыльцу, даже когда ее не было.

Такой способный мальчик, изо всего сделает коробочку (цитата из Дорошевича. — С.Б.).

Моими коробочками были мои фельетоны.

Лежало ли что-нибудь в этих коробочках? А если лежало, то что? Дерьмо? Кровь? Что бы ни лежало, но это было искусство.

Поликарп Нежелеев был художник, безусловно. И художник крупного ранга. Однако, и высокого ли? Вот в чем вопрос, как говорил месье Гамлет…

Но, быть может, и та атмосфера милого вздора, в которой мне легко дышалось, необходима была миру, как антракт отдыха, завершающего предысторию человечества…

Уступаю арену серьезным».

«Антракт отдыха» — характерный перл выспреннего стиля Покровского. Зависть к таланту и успеху Дорошевича объединялась у него с четким пониманием идейных требований времени, когда писался роман. А это были суровые 1940-е годы. Король фельетонистов, герой дореволюционной буржуазной печати, безусловно, должен быть осужден. Только в этом случае сохранялась надежда на издание и более того — на успех, которого, безусловно, жаждала честолюбивая и одновременно завистливая душа автора.