Сергей Смирнов - Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)

• Название: Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)
• Автор: Сергей Смирнов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9907045-3-4

Вашему вниманию предлагается некий винегрет из беллетристики и капельки публицистики. Итак, об ингредиентах. Сначала – беллетристика.

В общем, был у латышей веками чистый национальный праздник. И пришёл к ним солдат-освободитель. Действительно освободитель, кровью и жизнями советских людей освободивший их и от внешней нацистской оккупации, и от нацистов доморощенных – тоже. И давший им впоследствии столько, сколько, пожалуй, никому в СССР и не давал. От себя нередко отрывая. Да по стольку, что все прибалтийские республики «витриной советского социализма» звали.

Но было над тем солдатом столько начальства… От отца-взводного и аж до Политбюро ЦК КПСС. И Политбюро это (а вместе с ним и сявки помельче) полагало, что «в чужой монастырь со своим уставом соваться» – можно. А в «уставе» том было сказано не только о монастырях: там о всех религиях, начиная с язычества и по сей день, было написано, что это – идеологический хлам, место которому исключительно на свалке истории…

Вот так и превратила «мудрая политика партии» чистый и светлый национальный праздник в националистический ша́баш и оплот антисоветского сопротивления. И кто знает, может то, что делалось в советские времена с этим праздником – тоже частичка того, что стало, в конце концов, и с самим СССР?..

А второй ингредиент – публицистика. Он – с цифрами. Но их немного и они – не скучные. Текст, собственно, не для «всепропальщиков». Эти – безнадёжны. Он для кем-то убеждённых в том, что Рабочее-Крестьянская Красная Армия (а вместе с ней и Рабочее-Крестьянский Красный Флот) безудержно покатились 22-го июня 41-го года от границ СССР и аж до самой Москвы. Вот там коротко и рассказывается, как они «катились». Пять месяцев. То есть полгода почти. В первые недели которого немец был разгромлен под Кандалакшей и за всю войну смог потом продвинуться на том направлении – всего на четыре километра. Как тоже четыре, только месяца уже из пяти дралась в глубоком немецком тылу Брестская крепость. Как 72 дня оборонялась Одесса, сдав город – день в день! – как немец подошёл к Москве. А «катилась» РККА пять месяцев ровно то самое расстояние, которое нынешний турист-автомобилист на навьюченной тачке менее, чем за сутки преодолевает…

---

– Ну иди, любуйся, – и Лёха сделал широкий приглашающий жест, пропуская меня вперёд. Я вышел из-за нагромождения камней и… обалдел!..

Влево уходил довольно пологий «совсем лысый» склон. Внизу он всё-таки обрастал растительностью, постепенно превращаясь в лес, выходящий к морю. Берег лежал широкой дугой до следующего мыса – тоже пологого, и к вершине начинающего темнеть – там снова начинался лес. А между двумя тёмными пятнами лесов по берегу тянулась полоса дюн шириной метров в триста, обрамлённая слева редкими корабельными соснами. И от этих сосен до самого берега всё пространство было усыпано десятками… нет, сотнями даже! – оранжевых подмигивающих огоньков!.. Они начинались метров в ста от Лёшкиного леса и в начале попадались редко – по одному, по два-три… Потом всё чаще и больше, расстояния между ними всё сокращались и сокращались и где-то с середины песчаной полосы и аж до самого мыса пляж превращался в море самых разных, каждый по-своему мигающих оранжевых огоньков, будто рассыпанный кем-то бисер. Маленькие, большие, огромные… Сверкающий под ночным небом ковёр!..

– Лёх… Что это? – внезапно севшим голосом спросил я.

– Лиго, – ответил он просто. И, помолчав, добавил, – Костры. Или бочки.

– Какие… бочки?

– Горящие. Бочки жгут. Старые, ненужные. А может, и не очень – хрен их знает.

– Зачем?!!

– А вот чтоб ты, например, из своего далека знал, что они уже празднуют. Кто первый зажёг, тот и молодец!

– А-а… а костры тогда зачем?

– А костры – для другого. Хороводы водить, прыгать через них, рассесться вокруг да попеть хором.

– Прыгать?.. Зачем? Ну… То есть понятно, зачем. У нас, говорят, тоже такие забавы были…

– Во! Молодец, Серёг – были! А у них – есть. Да и не очень забава это – очищает огонь на Лиго-то.

– От чего?

– От скверны, от болезней… От мыслей плохих, от неприятностей нынешних и несчастий будущих – от всего плохого. Для того и голышом купаются. Чтоб очиститься. И обязательно – гуртом.

– Почему?

– По одному – страшно. По одному – нечисть морская утопит. Водяные там, русалки…

– Так это ж сказки!

– Сказки, – спокойно согласился Лёха, – А потом так же гуртом по лесу шарятся, папоротник ищут. Цветущий!..

– Так я слышал где-то, что он, вроде, и не цветёт никогда?

– Да на хрен он им облокотился?!! Голышом, с бабой и в лесу! Ты б искал?

– Свальный грех?

– Не без этого, Серёг. Не без этого… Но рождаемость к весне повышает существенно – статистикой подтверждено. Вот такие вот сказки. А эти сказки тебе ничего не напоминают?

В голове калейдоскопом понеслись голые бабы в венках, сигающие через костры парни с девками, лесные хороводы и прущая к реке, в чём мать родила, толпа… «Андрей Рублёв»!..

– «Андрей Рублёв»?

Лёха вскинул внимательный взгляд:

– Видел, что ли?

– Случайно. Жена в Москве на какой-то клубный показ вытащила. Полузакрытый…

– Вот и я тоже. Не случайно, правда. В Риге. На курсах. Так сказать, повышения квалификации… командного состава погранвойск. В качестве примера разлагающей деятельности творческой интеллигенции на неокрепшие умы рядовых советских граждан. Показ, правда, закрытым был. Совсем. Но не в фильме дело. О чём он снят-то? Как его… эпизод этот, что ли? Или фрагмент?.. О чём?

– Ну, и о чём?

– Праздник такой был на Руси – Иван Купала. Купало, если точно.

– А-а… Ну, знаю я его. Так это ж язычество какое-то, вроде?

– Ишь ты!.. Садись, атеист – «пять»! – Лёха насмешливо посмотрел на меня, склонив голову набок. И, помолчав, продолжил, – А и правда, садись. Закурим, что ли? Стоп. Отставить… – остановил он сам себя и, подняв голову ко второй, более высокой вершине холма, гаркнул, – Курить есть чего?

Кусты, которые были от нас метрах в десяти-пятнадцати, не больше, чётко ответили:

– Никак нет!

– Ладно врать-то. Найди.

– Да где? Да и не положено нам, тащ-к-дир. В наряде-то…

– Учить меня будешь, салабон, что вам положено, что нет? Тебе не стыдно за командира? Я уж на флоте почти на котловое довольствие встал, – и закончил уже куда мягче, – Найди, Борь…

– Есть, – ответили кусты, и что-то там малость зашуршало, удаляясь.

– Лихо!.. – я был действительно поражён, – и много их тут понатыкано?

– Достаточно, – Лёха самодовольно улыбнулся, машинально посмотрев на часы – Службу правим… Давай твоих покурим, пока бегают, – а закурив, будто без паузы продолжил, – А был бы православный праздник, праздновал бы?

– Ну-у-у… Как-то своё, вроде. Ближе…

– Не гони. Кому ближе? Тебе? Мне? Да мы с тобой в любую церковь зайди не по служебной надобности – что в православную, что нет – где-то через месяц в народном хозяйстве окажемся. С волчьим билетом, – Лёха затянулся и продолжил, – А ведь Купало, Масленница, Святки-Колядки – всё «язычество какое-то», – подмигнул мне Лёха и продолжил, – А в памяти народной сидело так крепко, что и церковьто сдалась. Как говорится, что не можешь предотвратить – возглавь. Вон Ванька-то Купало не один был – там ещё и Аграфена Купальница была. Так к нему тут же Иоанна Крестителя приплели…

– Слушай, откуда ты всё это знаешь-то?

– Серёг, я, конечно, закордонник всего навсего, и служить должен, куда воткнут. Но я ещё и чекист и доподлинно выяснить обязан, что за это говно, куда меня воткнули, и почему оно воняет именно так, а никак иначе.

– Так ты что, и по-латвийски говоришь?

– По-латышски, – поправил он меня и сказал, как о само собой разумеющимся, – Говорю. А как же мне «с администрациями временно оккупированных территорий» дела-то править? – он усмехнулся, – А что, если военный, так обязательно по пояс деревянный?

– Нет, но… Никто ж не учит.

– Ну и дураки, что не учат. Не отвлекайся. Так во-о-от… Крестителя, значит, приплели. Празднуйте, мол, можно. Да со временем только его и оставили. Ну-у-у… чтоб без купаний разных… Без папоротников. Однополо так, – Лёха сбоку посмотрел на меня и добавил, – Шучу. Но… не вытравила церковь Купалу-то – так его Купалой и кличут. А мы, вишь, травим, – неожиданно закончил он.

– Кто это «мы»?

– Ты, я… Полно народу. А ведь это – корни наши.

– И свальный грех?

– Не-е-е… Свальный грех нам ни к чему. А в церковной редакции – вполне целомудренный праздник получается. Чё не праздновать? Без попов, понятное дело. И без свального греха – другие мы. У нас с этими купаниями от всего праздника один свальный грех и останется.

– Чем мы другие-то? А эти чем такие особенные?

– Таш-к-дир!.. «Стюардесса» пойдет? – «ожил» кустарник.

– Пойдёт, Борь. Давай, – и Алексей, глянув на часы, как бы про себя заметил, – пять минут сорок две секунды.

Из кустов выломилось нечто бесформенное с косматой башкой и скрылось за валунами, а спустя некоторое время эта же башка показалась уже над ними. Видимо, боец рванул напрямки, причём одна рука, и именно правая, была у него занята автоматом. Выбравшись наверх, он буркнул «здорово, Айсарг!», на что пёс вильнул хвостом, и в три прыжка оказался перед нами.

– Расшибёшься, мартышка, – «поприветствовал» его Алексей. Бесформенность объяснилась «распятнёнкой»-маскхалатом с одетым на голову капюшоном, а косматость – одетым на капюшон венком из дубовых веточек.

– Напялил уже, – как бы недовольно проговорил Алексей.

– Маскиру-у-ует, – неопределённо потянул боец.

– Чё там?

– Пьют, поют, купаются. Тихо всё.

– К лесу не приближались?

– Ни-ни.

– Старшину поздравили?

– Обижаете, тащ-к-дир, – и боец протянул початую пачку «Стюардессы». Алексей раздвинул стенки пальцами и удовлетворённо произнёс:

– Девять штук. Должен буду, – на лице бойца отразилось «какие мелочи?..», а Алексей внимательно посмотрев ему в глаза, с прищуром спросил, – А кто там у нас богатый такой, что с фильтром курит?

– Не могу знать! Из расположения передали, – и глаза были ясные-ясные…

– Вот что, Борь. Мы сейчас у озера, в бане…

В ясных глазах Бориса абсолютно чётко проступило – «эка невидаль!».

– Как убудем в расположение, передашь по постам, что там рубон.

Весь вид Бориса стал выражать усердие и готовность сию же минуту выполнить любое задание Родины, партии и правительства.

– По два человека с наряда, но не чохом, по очереди.

Борис стал воплощением ответственности и сосредоточенности.

– За собой – прибрать.

Боря изобразил «о чём ре-е-ечь, начальник!..» и откозырял:

– Есть!

– Всё, вали.

Борька развернулся и полез на камень.

– Борь!

– А? – обернулся Борис, готовый спрыгнуть.

– Обойди. Переломаешься весь…

– Да долго, тащ-к-дир, – дальше два опорных прыжка вверх, «пока, Айсарг!», хвост, тяжёлое «плюх» с той стороны, шелест кустарника и – тишина…

– Вышколенные, – одобрительно и немножко с завистью произнёс я.

– Эти-то? Да-а-а… – Лёшка был доволен, но чё-то уж слишком, – Особенно, если учесть, что на заставе никому в голову не придёт мне не то, что неполную – просто распечатанную пачку передать. И что ходу туда – с полчаса бегом. В один конец.