Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг

• Название: Благодарю за этот миг
• Автор: Валери Триервейлер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-089172-6

Валери Триервейлер, журналистка “Пари-Матч”, несколько лет была гражданской женой президента Франции Франсуа Олланда. “Благодарю за этот миг” – ее откровенный рассказ об их отношениях и о скандальном разрыве после того, как желтая пресса опубликовала фотографии, свидетельствующие о связи президента с актрисой Жюли Гайе. Исповедь Валери Триервейлер включает историю ее жизни и нелегкого пути к успеху, а также малоизвестные подробности политических событий. С журналистским мастерством она описывает будни Елисейского дворца, где провела полтора года в качестве первой леди, встречи с виднейшими политиками и закулисные интриги вокруг президентских и парламентских выборов. Во Франции книга стала настоящей сенсацией. Права на перевод купили полтора десятка стран. Готовится экранизация.

---

Валери Триервейлер Благодарю за этот миг

Вам троим,

моим троим,

им троим

Valérie Trierweiler

Merci pour ce moment

© Editions des Arènes, Paris, 2014

© East News

© И. Волевич (стр. 7–177), перевод на русский язык, 2015

© Е. Тарусина (стр. 178–317), перевод на русский язык, 2015

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2015

© ООО “Издательство АСТ”, 2015

Издательство CORPUS ®

Предисловие

“Придется открыть старые сундуки”, – посоветовал мне Филипп Лабро после победы Франсуа Олланда на выборах. К этому выдающемуся человеку, известному писателю, я питаю огромное уважение, но тут я к нему не прислушалась. Я никак не могла решиться показать себя настоящую, считала неприемлемым раскрывать обстоятельства своей жизни, своей семьи или свои отношения с президентом. И поступила наоборот: все скрыла за семью печатями.

А журналистам хотелось писать об этом, обсуждать. Иногда по неведению, а иногда в погоне за сенсацией они начали создавать портрет женщины, которая очень мало на меня похожа. Более двух десятков книг, десятки фотографий на обложках таблоидов, тысячи статей – и столько же кривых зеркал, фальшивых образов, основанных на подтасовках и слухах, а иногда и на сознательном искажении фактов. Эта вымышленная женщина носила мое имя, у нее было мое лицо, но я ее не узнавала. И мне чудилось, что у меня крадут даже не частную жизнь, а попросту мою личность.

Я воображала, что смогу противостоять этому, поскольку надежно забаррикадирована. Чем наглее становился натиск, тем больше я замыкалась в себе. Французы видели, как застывает, а иногда и горестно искажается мое лицо. Они не понимали, в чем дело. В какой-то момент мне стало страшно выходить на улицу, встречаться глазами с прохожими.

А потом, в январе 2014 года, моя жизнь и мое будущее разлетелись в прах буквально за несколько часов. Я осталась в одиночестве, сраженная горем, убитая. И тогда мне вдруг стало ясно, что единственный способ снова стать хозяйкой своей жизни – это рассказать о ней. Мне было больно от непонимания окружающих, я чувствовала себя слишком замаранной.

И я решила разрушить плотину, возведенную для защиты от посторонних взглядов, и взяться за перо, чтобы рассказать свою историю – настоящую, а не вымышленную. Это не значит, что я перестала бороться за право на личную жизнь, – просто мне хотелось обнародовать ту ее часть, без которой случившееся было бы непонятно. В этой безумной истории нет ни слова лжи. Мне самой необходима правда, чтобы преодолеть это испытание и жить дальше. Я обязана сказать правду ради моих детей, моей семьи, всех моих близких. Писать… это занятие стало для меня жизненно важным. И вот в течение нескольких месяцев, днем и ночью, в тишине, я “открывала старые сундуки”…

* * *

Молчание любимого человека – это тихое преступление.

Тахар Бен Желлун

Первое известие я получила в среду утром. Мне пришла эсэмэска от приятельницы-журналистки:

Говорят, в среду “Клозер” напечатает на обложке фотографии Франсуа и Гайе![1]

Отвечаю коротко, слегка раздраженно. Слухи о том, что у президента роман с этой актрисой, отравляют мне существование уже несколько месяцев. Сплетня всплывает, затихает, упорно возвращается, но мне трудно в нее поверить. Пересылаю это сообщение Франсуа, без всяких комментариев. Он мгновенно отвечает:

Откуда у тебя эта информация?

Не важно, я просто хочу знать, виноват ты или нет.

Нет.

И я успокаиваюсь.

Однако в течение дня слухи продолжают распространяться. Мы с Франсуа разговариваем днем по телефону и ужинаем вместе, не затрагивая больную тему. Она уже не раз была предметом наших стычек, нет смысла усугублять ситуацию. На следующее утро получаю новое сообщение, от другого знакомого журналиста:

Привет, Валери. Гайе будет завтра на первой полосе в “Клозер”, ты, наверно, уже в курсе.

Я снова пересылаю это Франсуа. На сей раз ответа не получаю. Президента сейчас нет в Париже, он в Крейе, у военных.

Прошу одного журналиста, старого приятеля, сохранившего контакты с желтой прессой, воспользоваться своими связями и хоть что-нибудь разведать. В Елисейский дворец потоком идут звонки из редакций. Журналисты осаждают вопросами об этой гипотетической обложке всех советников президента по связям с общественностью.

Утро проходит в телефонных разговорах с близкими. На сегодня запланирована моя встреча с персоналом яслей при Елисейском дворце, на обеде, приготовленном детским поваром. Мы ввели этот ритуал в прошлом году. Около десятка женщин занимаются детьми обслуживающего персонала и советников президента. Месяцем раньше мы отпраздновали Рождество вместе с родителями малышей, посещающих ясли. Франсуа и я раздали им подарки; он, как всегда, скоро уехал, а я еще долго сидела и разговаривала с детьми и их родителями, наслаждаясь обстановкой этой тихой гавани.

Предстоящий обед радует меня, и все же я чувствую себя подавленной, как перед надвигающейся опасностью. Директриса яслей ждет нас у входа, в здании напротив Елисейского дворца. Меня сопровождает Патрис Бьянкон, бывший коллега по работе на радио “Франс Интер”, ставший моим верным советником и начальником моего секретариата. Подходя к дому, я вынимаю из кармана оба мобильника – один для работы и общественной жизни, второй – для разговоров с Франсуа, моими детьми, родными и друзьями. Столы накрыты по-праздничному, все лица сияют. Стараясь скрыть тревогу, я тоже делаю веселое лицо и кладу “личный” мобильник возле своей тарелки. Повар разносит блюда, воспитательницы по очереди встают из-за стола, помогая детям управляться с едой.

В 2015 году ясли Елисейского дворца отпразднуют тридцатилетний юбилей. За это время они приняли около шестисот малышей, в частности, детей нынешнего президента, когда он еще работал советником. В те времена он, как и все остальные служащие дворца, каждое утро водил своих детей в эти ясли. Чтобы отметить это событие, я планирую собрать вместе всех бывших воспитанников, давно уже ставших взрослыми людьми. Проработав двадцать четыре года журналисткой в “Пари-Матч”, я легко представляю себе, как красиво будет выглядеть на снимке это сборище во дворе Елисейского дворца. Мы хотим присвоить нашим яслям имя Даниэль Миттеран[2], которая и создала их в октябре 1985 года. Поскольку я теперь являюсь представительницей фонда “Франс Либерте” имени Даниэль Миттеран, мне и предстоит заниматься организацией этого празднества. И я обещаю быстро представить смету начальнице секретариата Франсуа Олланда, чтобы она могла утвердить проект и получить под него бюджет.

Мой мобильник вибрирует. Друг-журналист, который по моей просьбе отправился “на разведку”, подтверждает выход “Клозер” с фотографией на обложке: Франсуа выходит из дома Жюли Гайе. Удар в сердце. Пытаюсь не показать вида. Протягиваю мобильник Патрису Бьянкону, чтобы он прочел эсэмэску. От него у меня нет никаких секретов: “Смотри, это по поводу нашего досье”. Стараюсь говорить максимально спокойно. Мы дружим уже больше двадцати лет, и нам достаточно одного взгляда, чтобы понять друг друга. Добавляю, с невозмутимым видом: “Поговорим об этом через час”.

Стараюсь вернуться к разговору с работниками яслей, а в голове у меня бушует ураган мыслей. Вокруг говорят об эпидемии ветряной оспы. Машинально поддакивая, сообщаю Франсуа эсэмэской о публикации в “Клозер”. Это уже не слухи, это неоспоримый факт.

Встречаемся в 15 часов дома, – тотчас отвечает он.

Пора прощаться с директрисой. Улица… совсем узкая улочка между яслями и Дворцом, которую нужно перейти. Самая опасная в моей жизни. Знаю, что ни одна машина не допускается сюда без особого разрешения, и все же у меня такое чувство, будто я с закрытыми глазами пересекаю автотрассу.

Быстро поднимаюсь по лестнице, ведущей в наши личные апартаменты. Франсуа уже стоит в спальне с высокими окнами, выходящими в парк со столетними деревьями. Мы садимся на кровать. Каждый с той стороны, где привык спать. У меня хватает сил произнести только одно слово:

– Итак?

– Итак, это правда, – отвечает он.

– Правда – что? Что ты спишь с этой девицей?

– Да, – признается он, располагаясь поудобнее, полулежа и подпирая рукой голову. Мы находимся довольно близко друг к другу на этой широкой кровати. Но мне не удается поймать его ускользающий взгляд. Теперь я уже не могу сдержать поток вопросов:

– Как это случилось? Почему? С каких пор?

– Уже месяц, – заявляет он.

Я держусь спокойно, никакой нервозности, никаких криков. И уж конечно, никакой битой посуды, которую мне припишет потом молва, обвинив в воображаемом ущербе на миллионы евро. Я пока еще не осознала размеров катастрофы. Может быть, он согласится объявить, что просто-напросто ужинал у нее? Я подсказываю ему такой выход. Невозможно: он знает, что фотография была сделана на следующий день после ночи, проведенной на улице Сирк, в квартире, где живет актриса. Тогда почему бы не прибегнуть к сценарию Клинтона? Публичные извинения, обещание больше не видеться с ней? Мы еще можем все начать сначала, я не готова потерять его.