Томми Моттола - Хитмейкер. Последний музыкальный магнат

• Название: Хитмейкер. Последний музыкальный магнат
• Автор: Томми Моттола
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05449-4

Томми Моттола один из крупнейших специалистов в области поиска и продвижения музыкальных талантов. Самое известное место его работы – компания Sony Music, потенциал которой он увеличил в несколько раз. С его именем напрямую связан успех выдающихся поп-звезд и рок-музыкантов, и о некоторых из них в книге воспоминаний музыкального мегапродюсера рассказано немало интересного. Также на страницах мемуаров представлен мир закулисных интриг и далеких от музыки кабинетных работников звукозаписывающих компаний. Помимо деталей собственной биографии и судьбы различных организаций, где ему довелось работать, Томми Моттола уделил внимание и анализу влияния технического прогресса на развитие музыкальной индустрии. Он оптимист и считает, что впереди шоу-бизнес ждет масса интересных метаморфоз. Кто же перед нами? Авторитарный Дон Томми, железной рукой выжимавший миллиарды долларов из таланта сотен артистов по всему миру, или благородный идеалист, который трансформировал свое юношеское стремление стать музыкантом в работу над созданием условий для раскрытия таланта других людей?

Предоставим самим читателям судить об этом.

---

Chappell Music возводила свою родословную к 1811 году и в тот момент, когда я устроился туда, была крупнейшей музыкальной компанией в мире. Даже Happy Birthday to You – песня из их каталога. Среди авторов, работавших на эту компанию, числились Ирвин Берлин, Стефан Сондхайм, Ричард Роджерс и Оскар Хаммерштейн. И все же это была старомодная музыкальная контора, которая нуждалась в притоке «свежей крови» на пороге 70-х.

Я думаю, что Норм заранее навел справки, потому что мне не пришлось много рассказывать о себе.

– Я слышал, что ты – начинающий молодой агент по продвижению синглов, – сказал он. – Тот, кто знает, как добиться результата. Как насчет поработать на нас?

– Вы шутите? – изумился я.

Наверное, это прозвучало так, будто я готов работать хоть бесплатно. Норм улыбнулся и сказал:

– Знаешь что? Начнем, пожалуй, с двухсот пятидесяти долларов в неделю.

Это было даже лучше, чем оказаться в раю. Удвоение зарплаты по сравнению с MRC! С такими деньгами я мог съехать от родителей и жить отдельно. И это еще немного приблизило меня к Лизе.

Наш разговор счастливо подходил к концу, когда Норм спросил:

– Да, вот еще что… Поговаривают, что в день закрытия MRC из ее офиса пропало кое-какое оборудование. Вы ведь не участвовали в этом маленьком безобразии, не так ли?

Что ж, на большом экране у меня ни разу не было ни одной сколько-нибудь заметной роли, это верно. Но Уинн Хендмен и весь наш класс актерского мастерства чертовски гордились бы мной в тот день.

– Знаете, я что-то слышал об этом… – произнес я тоном, подразумевавшим, что сам-то я в это время рыбачил у берегов Перу. – А что в точности там произошло?

– Не имеет значения, – ответил Норм. – Просто проверял.

Он был удивительным, прекрасным человеком и в дальнейшем стал моим наставником. Возможно, он просто не хотел знать.

Покидая офис Вайзера, я не просто чувствовал, что получил назад свой «значок», – меня будто бы сразу произвели в сержанты. Никаких больше свитеров и джинсов на рабочем месте! В свой первый день работы на Chappell я пришел в костюме и при галстуке. Огромный офис с видом на Пятую авеню ждал меня, и там была даже отделенная стеклом кабинка для секретарши!

Я оказался рядом с руководством, а в таких местах легко встретить знаменитость. Скажем, однажды повидаться с Нормом зашел Ирвинг Берлин, а в другой раз можно было увидеть, как в холле показался Тони Беннет, – он хотел переговорить с авторами песен. Я и понятия не имел, что четверть века спустя здорово изменю течение его карьеры. Chappell была компания исторического значения, и я гордился, что стал частью всего этого. Но сверх этого компания стремилась идти в ногу со временем, и мне казалось, что именно я могу ей в этом помочь.

Меня наняли для работы с потенциальными клиентами, и я старался изо всех сил. Утром я заходил в контору, забирал последние плоды трудов наших авторов, а потом посещал компании звукозаписи и студии, чтобы продемонстрировать свои сокровища продюсерам и «охотникам за талантами». На службе у Chappell я здорово расширил круг своих знакомств – двигаясь от студии к студии, можно было узнать, что в данный момент пишется, и обсудить новые записи. Я впитывал все эти сведения и постепенно развивал в себе понимание того, что происходило в музыкальном бизнесе. Не знаю, имел ли какой-либо еще руководитель в этой сфере возможность приобрести столь бесценный опыт.

Стены моего кабинета постепенно заполнялись фотографиями, на которых я был запечатлен в компании известных артистов. Даже Сэм Кларк постепенно стал относиться ко мне с уважением, пусть и без особой симпатии. Он не знал никого в крошечной MRC, но вот Chappell Music – это было совсем другое дело.

Я делал все, что было в моих силах, чтобы доказать ему: я достоин его дочери. Я даже ходил в синагогу Actors’ Temple на Западной Сорок седьмой улице, где раввин Шонфельд давал мне уроки иудаизма. Это заняло несколько месяцев, но зато обошлось без выпускного бала. Ну вот, теперь у меня были права – можно было ехать! Так что мы с Лизой не сбежали от ее родителей, нет – они втроем начали планировать свадьбу. А Лизу, конечно, растили для свадьбы не где-нибудь, а только в отеле «Плаза».

Все же было нечто такое, что могло бы дать мне понять – происходящее было не совсем правильно. Да, я сменил вероисповедание и не переживал из-за этого. Во многом это было так из-за поддержки моих родителей. Вскоре после того, как я сказал Лизе, что перейду в иудаизм, я переговорил с родителями. Я сел на тот самый обтянутый пленкой диван, с которого меня отослали в Академию Фаррагута. Но на сей раз это я преподносил сюрприз.

– Думаю, я собираюсь жениться, – сказал я.

– Думаешь? – спросил мой отец. – Или знаешь?

– Слушай, я это знаю. Я женюсь на Лизе Кларк. Но есть одна проблема. Я должен стать иудеем.

Поначалу они были шокированы и молчали. Им нравилась Лиза, да. Но все же я был их сыном.

– Томми, если ты будешь счастлив, – сказала мама, – то и мы этого хотим!

Отец тут же поддержал ее:

– Мы полностью на твоей стороне!

Потом мы все целовались и обнимались, и дело было сделано. Мы не спорили, не взвешивали за и против. Мамина лучшая подруга все организовала – и все прошло отлично и вполне естественно. Если у родителей и были сомнения насчет всего этого, то к этому моменту они уже поняли, что если уж я что-то решил, то меня никакими силами нельзя было бы остановить.

Теперь я понимаю, что во многом мне было так легко изменить вероисповедание именно потому, что я в те дни толком и не задумывался над тем, что все это значит. Я тогда летел вперед со скоростью звука и, по всей видимости, страдал от гиперактивности и синдрома дефицита внимания. Потому-то я думал, что переход в иудаизм будет кратчайшим путем к Лизе сквозь все те барьеры, что ее отец возвел вокруг нее.

Эта моя гиперактивность была очень кстати в бизнесе, поскольку инстинкты обычно меня не подводили, и я добивался поставленной цели, следуя по кратчайшему пути. Но в личностном плане эта моя черта обращалась против меня. Я страдал из-за того, что эмоции гнали меня вперед быстрее, чем разум успевал тщательно все обдумать. И обращение свое я тоже не обдумывал. В те редкие минуты, когда я осознавал реальность задуманного мной, я, впрочем, испытывал небольшие приступы тревоги… «А ты уверен во всем этом?»

Впервые я испытал это, когда Лиза показала мне план размещения гостей на свадьбе. Хупу планировалось установить в зале отеля «Плаза», и это мне было по душе, как и идея с разбиванием бокалов. Но вот то, на что должна была быть похожа сама церемония… тут чувствовалось нечто нехорошее.

Представьте себе эту сцену в кино. Справа от прохода располагались евреи – в лучшем случае из верхушки среднего класса, а то и вовсе богачи. Слева же находилась моя родня – итальянские эмигранты, которые больше привыкли к мероприятиям в заведениях Бронкса – таких, с большими люстрами и чтобы все было похоже на свадьбу в «Славных парнях» или еще каком фильме про мафию. И было нечто неправильное в том, что мне нужно было пройти между этими двумя группами, да еще и в ермолке. Это чувство трудно объяснить, особенно потому, что в детстве мне нравилось носить ее, когда я бывал в еврейском детском лагере. Наверное, дело было в самом проходе между двумя столь различными группами людей – все это заставляло меня думать о том, как мне остаться посередине, избежать выбора. Но ермолка – это и был выбор, а без нее свадьба была бы невозможна, у меня просто не было выхода. Я не мог явиться на церемонию с непокрытой головой.

Когда я сказал Лизе о своих чувствах по этому поводу, почувствовал, что «стены» Сэма Кларка дают трещину – кому-то из родни Лизы пришла в голову толковая мысль. Поскольку свадьба была очень официальной и подразумевала, что все будут во фраках, то мне только и нужно было, что надеть к фраку цилиндр! Идеально! Блестяще! Голова покрыта. Да и мой отец в цилиндре смотрелся бы на церемонии просто отлично.

Зрелище было впечатляющее. На одном из этажей отеля проходил фуршет и подавали коктейли. Сама церемония проходила на другом этаже, в Террасном зале, где собралось триста пятьдесят человек. А еще один этаж был занят банкетными столами и зарезервирован для танцев, так как там находился главный бальный зал. Я чувствовал себя на вершине мира, и субботний выпуск «Нью-Йорк таймс» лишний раз это подтверждал. Вот оно, высшее общество, – дочь Сэма Кларка, шишки из ABC, выходит за Томми Мот-толу.

За время медового месяца мы успели побывать в Париже, Женеве, Лондоне и Риме. Для меня это вообще была первая поездка за границу США. В двадцать два года это было похоже на кинофильм, и приобретенные в Европе впечатления также основательно повлияли на меня в профессиональном отношении. Мы останавливались в местах, которые Лиза хорошо знала, – как, например, отель «Эксельсиор» в Риме. В ресторанах я замечал, что европейцы даже столовыми приборами пользуются не так, как я. Я чувствовал, как элегантно и гладко звучит итальянский язык в Италии по сравнению с тем грубым жаргоном, что можно было услышать у нас в Бронксе. Повсюду вокруг я видел признаки культурного превосходства Европы, что буквально поразило меня. Я понял, что мне еще много чего предстоит в себе развить и усовершенствовать, и с нетерпением ждал возвращения домой, чтобы приступить к работе.