Павел Перец - От косяка до штанги

• Название: От косяка до штанги
• Автор: Павел Перец
• Издательство: Амфора
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00048-Х

Подлинная история жизни культового питерского (а теперь и московского) персонажа Павла Перца, рассказанная им самим. Павел Перец – журналист и музыкант. Работал грузчиком, манекенщиком, продавцом кроссовок, Дедом Морозом, менеджером, столяром, диджеем, супервайзером, главным редактором газеты и гламурного журнала. Его книга "От косяка до штанги" – первый российский straight edge манифест и ярчайший пример современного идейного романа. Это путь от транквилизаторов к велосипеду с алюминиевой рамой, от водки к пятнадцатикилометровым пробежкам, от марихуаны к турнику в тренажерном зале. Подростковая проституция, сбор конопли в Астрахани, любительское драгдилерство, крысиные укусы, социальная реклама, похороны гранжа и хардкора, клубы "Тоннель" и "ТаМтАм"… Все это фон. На переднем плане – реальная история человека, который смог изменить себя, руководствуясь принципом "stay punk – stay clean".

---

В погожий день здесь копошится молодняк, осваивающий азы экстремального спорта. В городе нашлись люди, решившие продвигать велосипедное безумство в массы. Дети периодически слетают с велосипедов, таранят носами гранитные плиты. Локтевые суставы и коленные чашечки не из титана сделаны, но чем бы дитя ни тешилось, лишь бы к героину не прикасалось. Они устраивают «поп-шлеп», когда стая юрких би-эм-иксеров едет по тротуару и награждает девичьи задницы смачными шлепками. Английский журналист, фамилию которого сглотнула история, писал в 1900 году: «Езда на велосипеде – признак потери человечеством эстетического чувства. Ни один мужчина и ни одна женщина с малейшим проблеском эстетического вкуса ни за что не согласятся принять ту нелепую позу, которая необходима для такой езды!» Воскресить бы его и показать ВМХ.

Потом я купил велосипед фирмы Kona. Жека привез мне из Америки специальные перчатки с обрезанными пальцами, сделанные из чистой кожи.

Я еду. Морось окутывает дома марлей, состоящей из капель. В каналах хрюкают моторы прогулочных катеров. Крутятся диски и педали. Единственное удовлетворение от трехсотлетия СПб я получил субботним утром, когда катился на репетицию и переезжал Дворцовый мост. Машины вымерли, на столбах флажки, менты выстроились вдоль обочины на расстоянии вытянутой руки, одетые в парадную форму. В Неве на время поселились яхты с цветными парусами. Можно смотреть по сторонам, не опасаясь, что сейчас тебя собьет лихой джигит на «шестере».

Когда в Питер наведываются Путин с Бушем, то их мамам и женам икается очень долго, потому что питерские автолюбители поминают их мам и жен с частотой, превышающей частоту поминания родственников пешехода, переходящего дорогу на красный цвет. Это не Москва с шестиполосными магистралями и окружными путями. Питер не готов к принятию на себя столичного статуса. Сантехник Яковлев грозился организовать в городе велосипедные дорожки, которыми испещрена европейская земля, но не осуществил данную затею, более того, не смог бы ее воплотить в жизнь при всем своем губернаторском желании. Здесь машинам-то не развернуться, какие дорожки? Поэтому двухколесные немеханические транспортные средства, приводимые в действие человеческой силой, ютятся у края проезжей части, при этом не испытывая дискомфорта во время приезда президента на свою историческую родину. В этом прелесть велосипедного существования – где хочу, там и еду, минуя все пробки.

Лето проходит, и вопросы о дальнейшей судьбе велотранспорта начинают эрегировать, вставать перед тобой в виде снегопадов и гололеда. Нужна шипованная резина и сидение с подогревом. Я надевал несколько пар трусов, закутывал шею шарфом, и отправлялся на велосипеде в редакцию по обледенелой дороге. Быстро не ездил. Поедешь быстро, въедешь прямиком в деревянную коробочку, которую кладут на глубину от двух до пяти метров, чтобы потом придавить ее сверху куском отполированного камня с надгробной надписью.

Зима нахлобучивает на город шапку тумана, он становится промозглым и агрессивным по отношению к человеку на велосипеде. Приходится подчиняться стихии. Когда двухколесный друг изменил свой цвет, вследствие попадания на него грязи и мокрого снега, я поставил его до весны в комнату-склад и снова стал пешеходом. Велосипед дает тебе право быть более свободным во времени (не стоишь в пробках) и в деньгах (не надо тратиться на бензин). Велосипед дает тебе право просто быть более свободным.

Отрезок тринадцатый

Люди возвращаются в те места, которые были им когда-то дороги, и испытывают чувства, передать которые словами не представляется возможности. Музыкант будет описывать свой первый инструмент, как свою первую женщину. Путешественник расскажет о своем первом вояже со страстью Гомера. Что мне сказать о том, как я зашел в тренажерный зал университета имени М.А. Бонч-Бруевича? Зашел спустя девять лет после того, как попал туда в первый раз. Это пронзительное чувство. Не менее сильное, чем та грусть, что возникает при созерцании памятных мест прошедшей любви. Хотя смешно. Сантименты по поводу старенькой штанги.

Для тех, кто знает меня недавно, я являюсь человеком, ведущим здоровый образ жизни. Мне сложно объяснить окружающим, почему я не пью, почему я никогда в жизни больше не возьму в рот сигарету, почему меня мутит от одного только запаха водки, хотя антураж моей журналистской профессии подразумевает под собой алкоголь и никотин. Фраза о том, что я много выпил, ничего не значит. В это сложно поверить, глядя на меня теперешнего. В это сложно поверить даже мне самому.

Я прошел через психологический прессинг, когда ты вынужден противостоять общепринятой системе ценностей. И я бы рад заявить, что нация изменилась, но она не изменилась. Она по-прежнему бухает и ей по-прежнему срать на все. В центре культурной столицы России можно встретить стайку подростков, подносящих что-то ко рту и вдыхающих это что-то. Клей «Момент» доступен любому недорослю.

Иногда в солнечный день, я захожу после пробежки на детскую площадку рядом с «Мухой» между Соляным переулком и Гагаринской улицей. Здесь можно повисеть на перекладине и покачать пресс. Здесь можно услышать, как девочка, которой нет еще десяти лет, говорит, глядя на тебя:

– А спортом заниматься не модно.

Вот так. Не модно. А что модно? Девочка уже знает.

Я не стал ортодоксом straight edge. Но я благодарен этому движению за то, что оно было и есть. Наверняка найдутся знатоки, которые завопят о том, что я, описывая историю straight edge, где-то что-то перепутал, переврал, переиначил. Такое уже случалось после моих редакторских колонок. Это деятели, знающие больше тебя и считающие, что только им позволено рассуждать о таких-то и таких-то вопросах. Ради Бога. Я не ставил перед собой задачи досконально изучить теорию. Я поведал о практике. О том, как straight edge помог лично мне.

Маша вышла замуж, родила сына, окончила институт. Как никто никогда не сказал бы, что я бывший потребитель транквилизаторов, так никто никогда не догадается, что Маша, работающая в одной из телевизионных компаний Санкт-Петербурга, бывшая проститутка. У нее по-прежнему завораживающий голос и редкой красоты глаза. Мы встречались несколько раз и испытывали то, что, наверное, должны испытывать брат и сестра после долгой разлуки.

– Ты всегда можешь на меня рассчитывать, – сказал я ей.

– Тоже самое с моей стороны, – ответила она.

Я вылечил гастрит геркулесом и медом и теперь ем все подряд. Я стал более собранным, но не настолько, чтобы не вешать на стену список дел на ближайшие дни. Я контролирую свое тело. Я контролирую себя. Я знаю, что альтернативная музыка умерла. Но не умер альтернативный образ жизни. В России – это здоровый образ жизни. Можно гаситься героином, выпивать несколько литров пива в неделю, или выкуривать по пачке сигарет в день. В этом нет ничего плохого. Для большинства. Это значит – брать пример с большинства. Я взял пример с горстки людей, которые провозгласили когда-то: «Stay punk, stay clean». И когда на дне рождения моей газеты я походил ногами по торту, сказав, что все-таки я бывший панк, Кирилл заметил: «Нет, Павлик, ты не бывший панк. Ты настоящий». На самом деле, я уже не punk. Но я по-прежнему clean.