Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 4

• Название: Новые идеи в философии. Сборник номер 4
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4458-3857-9

Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания. К тому же за сто прошедших лет ни по отдельности, ни, тем более, вместе сборники не публиковались повторно.

---

То, что в этике составляет содержание нравственного закона, т. е. имеет объективное значение или носит характер нормы, основывается на общей родовой сущности; но для того, чтобы эта мысль была возможна и понятна, необходимы только что рассмотренные выше психологические предпосылки. Чувство нравственного одобрения или порицания, противоречащие друг другу влечения, невыносимость противоречия и при этом укоряющий голос совести, – все это каждый человек может пережить только в самом себе, и кто этого не пережил, не знает, что означают эти слова; но психология не имеет своим предметом всего индивидуального сознания, а именно только то, благодаря чему сознание становится индивидуальным, и все то, что с этой индивидуальностью связано и из нее вытекает; поэтому на основании психологии можно объяснить, как это может случиться, что кто-нибудь действует вопреки закону, что содержание закона меняется в зависимости от места и времени, но на основании ее никогда нельзя объяснить долг и обязанность сами по себе и понять этику, как нормативную науку.

Мы знаем много чувствований, склонностей, потребностей, которые, по-видимому, не имеют ничего общего с нравственностью и кажутся безразличными в этом отношении; вместе с тем нам кажется, что они не могут рассматриваться как определения оценки, заложенной в общей сущности, хотя выше и требовалось, чтобы в основе определений всего индивидуального и специального лежала общая сущность.

Чисто чувственные различия вкуса считаются всегда нравственно безразличными. Они несомненно зависят от телесных условий, a последние не могут – как мы скоро увидим ниже – считаться прямыми определениями сознания вообще. Их можно оставить в стороне, а остановиться на том, например, что один человек общителен, другой замкнут, один возбуждается легко, другой с трудом, один любит путешествия, другой, наоборот, предпочитает домашний покой. Все то, что называют темпераментом и натурой, считается нравственно безразличным и относится к индивидуальности, как таковой. Все же и это не вполне безразлично в нравственном отношении. Широко распространенное, совершенно независимое от школьной философии мнение находит в каждом из этих бесчисленных различий «доброе зерно», нечто правильное. То, что при этом каждый ценит, есть действительно с точки зрения объективной оценки нечто хорошее, но тут может быть и что-нибудь дурное, чего субъект не отличает от хорошего. Все эти своеобразные свойства имеют хорошие и дурные стороны. Во всем можно усмотреть что-нибудь чрезмерное или недостаточное, все односторонне, ни в чем нет золотой середины. Главное же, что мы не можем даже мыслить совершенного человеческого индивидуума. При зависимости от тела и его потребностей, при ограниченности во времени и пространстве немыслимо иметь одинаково живое чувство ценности всего того, что есть, невозможно даже мысленно соединить все моральные достоинства в одном индивидууме.

Индивидуальность по самой сущности своей не может сохранить верной середины во всех своих частях, и она всегда имеет односторонний характер; мы даже не можем вообразить себе этой абсолютной середины. Человеческая индивидуальность требует всегда преобладания известных достоинств с соответствующим неизбежным дефектом с другой стороны.

Если говорят о безразличии в нравственном отношении, то под этим собственно разумеют, что все эти относительные достоинства, которые не могут принадлежать все вместе одному человеку, по отношению к добру почти равноценны; следовательно, носители их в виду того, что они могут сделать, как люди, представляются все одинаково достойными уважения; с другой стороны, все связанные с ними недостатки, как свойственные человеческому несовершенству, никому из их носителей не могут быть вменены в особую вину, как заслуживающие осуждения, презрения или даже наказания.

Более тщательное рассмотрение учит таким образом, что все более специальные и индивидуальные черты чувствования и оценки, желания и хотения суть все-таки определения, образования того, что в абстрактной общности должно быть отнесено к общей сущности, вытекая из нее, т. е. из сознания вообще, с логической последовательностью.

Если после всего сказанного настоящая проблема практической философии, т. е. объективное значение или правильность, сообразность с долгом чувствования и желания, не может быть разрешена путем психологии, т. е. науки, которая имеет своим предметом индивидуальное сознание как таковое, то все-таки явления, с которыми имеет дело практическая философия, именно явления человеческого чувствования и хотения, приводят нас к психологии. Мы знаем чувствования и хотения только как внутренние движения, которые сознаются отдельными людьми сообразно с условиями и обстоятельствами; и мы можем постигнуть и охватить то, чему учит о них нормативная наука, только в их индивидуализации и вплетении в общую закономерность жизни человеческого чувства. Мы должны распознать их среди бесчисленных сплетений, искажений и ограничений, и таким образом задача практической философии неразрешима без психологических знаний или без знакомства с психологическими фактами; моя система этики зачастую и обращается к ним. С другой стороны, едва ли возможно говорить о жизни человеческого чувства в чисто психологическом смысле, не полагая в основу принадлежащих родовой сущности оценок, которые повсюду являются многообразно измененными и искаженными индивидуальностью, и в то же время эти фактические движения чувства в их переходах и сочетаниях все же необходимо понимать, как определения того общего.

Теперь вполне понятно, почему и с каким правом можно и должно думать найти этику, философию права и эстетику в психологии; понятно, как они действительно тесно связаны с ней; но все-таки, если психология не есть наука обо всем индивидуальном Я с его глубочайшей основой, с общим, которое лежит в основании его, то, следовательно, в ней не может быть найдена объективная обязательность. Общеобязательность можно вывести только из основного учения о сознании вообще, только оно дает право на объективное значение, но не психология, если она именно имеет своим предметом индивидуальное сознание, как индивидуальное, или другими словами, самое индивидуальность, к которой прежде всего относится развитие во времени и пространстве.

Теперь нужно обратить внимание на то, что до сих пор предполагалось известным из обыденного сознания, а именно на то, что такое индивидуальное в собственном смысле этого слова; вместе с этим выяснится важнейшее обстоятельство, для теории самое трудное: его отношение к пространственно-временному миру, т. е. отношение последнего к психологии.

Если индивидуальное сознание есть нечто, находящееся во времени и пространстве, если оно своим телом и своей жизнью заполняет часть пространства и времени, то все, что составляет его содержание или, другими словами, все, что оно может сознавать, должно быть определено временно и пространственно. Не только сознание вообще, признанное вневременным и непространственным, как выше было уже указано, но и все то, что к нему относится, как из него вытекающее, т. е. все нормы мышления и чувствования, всегда являются где-либо и когда-либо содержанием индивидуального сознания: таким образом и все своеобразие его определений, образований и модификаций в индивидуальном сознании зависит от его пространственной и временной определенности. Все должно быть нанизано на тонкой нити времени, одно за другим; этим вместе с тем устанавливается ограниченность сознания; только единичное может занять на известное время самую светлую точку сознания, чтобы потом уступить свое место другому: чувственным данным, образам воспоминания или воображения, соответствующим чувствам, настроениям, стремлениям, решениям. Все это совершается во времени, поэтому в своем наступлении и качестве зависит от времени и от всего того, что последнее в себе носит. Никто не сомневается в том, что всякое места и впечатления, которые оно навязывает и которые оно вытесняет, влияют на течение мыслимых определений индивидуального сознания. И часто не только присутствие в сознании одного впечатления есть уже причина для отсутствия другого, которое, наверное, стояло бы в центре сознания, если бы какое-то особенное обстоятельство не вызвало первого, но даже и качество (сила, особенный оттенок и т. п.) впечатления находится в существенной зависимости от тех других определений, с которыми оно совпадает в сознании, или от тех, которые ему предшествовали; и оно было бы другим, если бы ему непосредственно или более долгое время предшествовали те или иные впечатления. Можно даже утверждать, что способ, каким возникающее впечатление приобретает значение, зависит конечно, через бесчисленные посредствующие и в бесчисленных ступенях и оттенках от всего того, что до этого времени индивидуум пережил. Что все это относится к предмету психологии, не может быть сомнения. Но из этого пространственно-временного сознания выделяется для анализирующего исследования вневременное и непространственное сознание вообще, которое лежит в основе всех индивидуумов как одно и то же, и только в этой абстракции дает возможность познать свою связь с конкретным Я, – причем в свою очередь впервые выясняется сущность последнего.