Полина Кочеткова - Спецслужбы и войска особого назначения

• Название: Спецслужбы и войска особого назначения
• Автор: Полина Кочеткова
• Издательство: Литература
• Жанр: Энциклопедии
• Год: 1996
• ISBN: 985-437-032-1

Серия «Энциклопедия тайн и сенсаций» открывается томом «Спецслужбы и войска особого назначения». В книге собраны данные о всех известных силах специального назначения в истории человечества.

---

Тревогу черносотенцев вызывало развитие промышленности и торговли, становление широких рыночных отношений: ежедневник «За Царя и Родину» ярко рисует, что можно ожидать от лжерусской «буржуазии»: «Буржуазия, которой у нас прежде не замечалось, теперь народилась и угрожает государственной власти, трудовому мелкому, честному мещанскому сословию и крестьянству.

Конечно, этим пользуются масоны и евреи, дабы канализировать для своих целей русскую буржуазию — буржуазию самую, быть может, наглую и низкую из всех буржуазий…

Наша доморощенная буржуазия… не национальна, и родилась-то она у нас с испорченной сердцевиною. Русская буржуазия, не имея свежести самобытной, заразилась гнилью Запада…

Наша буржуазия всегда останется такою же чуждою народу, какою является она и в настоящее время» («Русское Знамя», 1907 г.).

Суть политических деклараций черносотенцев лучше всего выражена в секретном письме на имя Николая II от председателя одесского отделения СРН: «…Светлое будущее России не в грязи европейского парламентаризма, а в русском самодержавии, опирающемся на народные массы и на совет выборных деловых людей, а не интриганов.

Одновременно с закрытием союзов, роспуском Думы и обузданием печати необходимо приступить к исправлению новых основных законов», дабы Россия сбросила бы «величайшего хама в образе Государственной Думы и левой печати».

Характер политической аргументации черносотенцев, так же как и их историко-теоретических изысканий, вполне соответствовал общему культурному уровню представителей СРН. Это, естественно, определяло и нравы, царившие в «Союзе русского народа».

Вот свидетельство чем-то обиженного члена Совета армавирского отдела: «А собрания этого отдела, на что они были похожи? Начинались чин-чином, с молитвы; председатель садился за стол, покрытый зеленым сукном. Потом страсти разгорались, стояла трехэтажная русская брань, и нередко заседания кончались свалкой».

Товарищ председателя кишиневского отдела СРН Ф. Воловей одно время метил на место председателя П. Крушевана и так позднее характеризовал предвыборные события: «Собрал я в середине апреля общее собрание, а в эту же ночь ворвались ко мне два крушеванских молодца и один… приставив револьвер к лицу, зарычал — «откажись от председательства — или убью».

Интеллект был не в чести у «патриотов», и это неудивительно — главная ставка всегда делалась на примитивное разжигание межнациональной розни.

СРН был активен только в районах с многонациональным составом населения. В губерниях Центрального Черноземья лишь менее одной десятой процента населения входили в структуры СРН — там не было инородцев и, следовательно, объекта для травли. Нечего было делать черносотенцам в Финляндии, Средней Азии, Прибалтике и Закавказье — там шовинистическая великорусская пропаганда была заведомо обречена на неуспех. Наиболее активно действовал СРН в регионах со смешанным населением — на Украине, в Белоруссии, а в 15 губерниях «черты еврейской оседлости» было сосредоточено более половины всех членов СРН.

Тут ходили речения такого типа:…Русский народ, развесив уши, слушает еврейских ораторов и раскрывает им широко свои объятия. Русская интеллигенция, ставящая себя руководителем народа русского, в особенности молодежь учащаяся, которая не имеет ничего общего с горьким фабричным тружеником и деревенским пахарем, но подпавшая под еврейское воздействие, вовлекли и молодежь из народа в среду смутьян-анархистов…»

Февральская революция поставила точку в истории «Союза русского народа». Роспуск СРН прошел безболезненно — попросту было прекращено «спонсорство» Министерства внутренних дел и оказались смещенными с должностей его покровители. Осколки СРН в виде групп фанатиков и уголовных банд к серьезной политике отношения уже не имели.

(Петров Р. Черный А. Черная сотня //Огонек. — 1990. — № 20.)

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ

ОТ ОХРАНЫ СМОЛЬНОГО — К ОХРАНЕ КРЕМЛЯ

После переезда Советского правительства в марте 1918 года в Москву комендантом Кремля стал Павел Мальков. На этом посту П. Д. Мальков оставался до лета 1920 года.

Свои воспоминания Павел Дмитриевич писал вместе с Андреем Свердловым — сыном Якова Свердлова. Это мемуары коменданта, который два года руководил кремлевским бытом и организовывал охрану советского правительства.

«После Петрограда Москва показалась мне какой-то уж очень провинциальной, запущенной. Узкие, кривые, покрытые щербатым булыжником улицы невыгодно отличались от просторных, прямых, как стрела, проспектов Питера, одетых в брусчатку и торейц. Дома были облезлые, обшарпанные.

Узкая Тверская от дома генерал-губернатора, занятого теперь Моссоветом, круто сбегала вниз и устремлялась мимо «Националя», Охотного ряда, Лоскутной гостиницы прямо к перегородившей въезд на Красную площадь Иверской часовне. По обеим сторонам часовни, под сводчатыми арками, оставались лишь небольшие проходы, в каждом из которых с трудом могли разминуться две подводы.

Возле Иверской постоянно толпились нищие, спекулянты, жулики, стоял неумолчный гул голосов, в воздухе висела густая брань. Здесь, еще на Сухаревке, где вокруг высоченной Сухаревой башни шумел, разливаясь по Садовой, Стретенке, 1-й Мещанской, огромный рынок, было, пожалуй, наиболее людно. Большинство же улиц выглядели по сравнению с Петроградом чуть ли не пустынными. Прохожих было мало, уныло тащились извозчичьи санки да одинокие подводы. Изредка, веерами разбрасывая далеко в стороны талый снег и уличную грязь, проносился высокий мощный «Паккард» с желтыми колесами, из Авто-Боевого отряда при ВЦИК, массивный, кургузый «Ройс» или «Делане-Бельвиль» с круглым, как цилиндр, из гаража Совнаркома, а то «Нэпир» или «Лянча» какого-либо наркомата или Моссовета. В Москве тогда, в 1918 году, насчитывалось от силы три-четыре сотни автомашин.

Основным средством передвижения были трамваи, да и те ходили редко, без всякого графика, а порою сутками не выходили из депо — не хватало электроэнергии. Были еще извозчики: зимой небольшие санки, на два седока, летом пролетка. Многие ответственные работники — члены коллегий наркоматов, даже кое-кто из заместителей наркомов — за отсутствием автомашин ездили в экипажах, закрепленных за правительственными учреждениями наряду с автомобилями.

Магазины и лавки почти сплошь были закрыты. На дверях висели успевшие заржаветь замки. В тех же из них, что оставались открытыми, отпускали пшено по карточкам да по куску мыла на человека в месяц. Зато вовсю преуспевали спекулянты. Из-под полы торговали чем угодно, в любых количествах, начиная от полфунта сахара или масла до кокаина, от драных солдатских штанов до рулонов превосходного сукна или бархата.

Давно не работали фешенебельные московские рестораны, закрылись роскошные трактиры, в общественных столовых выдавали жидкий суп да пшеничную кашу (тоже по карточкам). Но процветали различные ночные кабаре и притоны. В Охотном ряду, например, невдалеке от «Националя», гудело по ночам пьяным гомоном полулегальное кабаре, которое так и называлось: «Подполье» Сюда стекались дворянчики и купцы, не успевшие удрать из Советской России, декадентствующие поэты, иностранные дипломаты и кокотки, спекулянты и бандиты. Здесь платили бешеные деньги за бутылку шампанского, за порцию зернистой икры. Тут было все, чего душа пожелает. Вино лилось рекой, истерически взвизгивали проститутки, на небольшой эстраде кривлялся и грассировал какой-то томный, густо напудренный тип, гнусаво напевавший шансонетки. В этих заведениях в последних судорогах корчились обломки старой, приконченной Октябрем Москвы.

Новая, голодная и оборванная, суровая, энергичная Москва была на Пресне и в Симоновке, на фабриках Прохорова и Цинделя, на заводах Михельсона и Гужонга. Там, в рабочих районах, на заводах и фабриках, был полновластный хозяин столицы и всей России — русский рабочий класс.

Такой была Москва в конце марта 1918 года.

Впрочем, узнал я Москву не сразу. Новая столица Советской России раскрылась передо мной постепенно. Шаг за шагом я узнавал не только ее фасад, но и изнанку. В день же приезда навалилось столько неотложных хлопот, что и вздохнуть как следует было некогда, не то что смотреть или изучать.

Прибыли мы на Николаевский вокзал часов около одиннадцати утра 20 или 21 марта 1918 года. Ехал я поездом, в котором переезжал из Петрограда в Москву народный комиссариат иностранных дел. В этом же поезде разместился отряд латышских стрелков в двести человек — последние их тех, что охраняли Смольный и ныне перебазировались в Кремль. Надо было организовать их выгрузку, выгрузить оружие, снаряжение.

Была и еще забота. Поскольку в Москве с автомобилями было плохо, переезжавшие из Петрограда учреждения везли с собой закрепленные за, ними машины. Погрузил и я на специально прицепленную к нашему составу платформу автомобиль, который обслуживал комендатуру Смольного. Теперь надо было его снять с платформы и поставить на колеса.