Стивен Бакстер - Эволюция

• Название: Эволюция
• Автор: Стивен Бакстер
• Жанр: Научная Фантастика

Сага об удивительных приключениях генов и их носителей. Действие романа разворачивается на просторах пространства, времени, в джунглях, тундрах, океанах и на ветвях генеалогических деревьев приматов и их соседей по планете. Отталкиваясь от современных палеонтологических знаний, смелых и порой неоднозначных теорий, Стивен Бакстер прослеживает возникновение и развитие видов начиная с эпохи динозавров и заканчивая далёким гипотетическим будущим.

---

Бровастый ходил на охоту вовсе не для того, чтобы принести своим людям пищу. Крупная дичь обеспечивала лишь десятую часть потребностей группы в пище; значительная её часть покрывалась растениями, орехами, насекомыми и мелкой дичью, которые собирали женщины и дети старшего возраста, а также мужчины. Крупная дичь была полезным источником пищи при чрезвычайных обстоятельствах в трудные времена — возможно, во время засухи или наводнения, или суровой зимой. Но охота была полезна для охотника сразу во многих отношениях. Благодаря своему мясу канны Бровастый мог укрепить собственную политическую позицию среди мужчин — и ещё купить доступ к женщинам, что в итоге и было единственной целью его бесконечной борьбы за господство.

Обладатели более высокого интеллекта, высокого безволосого тела и зачаточного языка, они были существами самого человеческого облика среди всех когда-либо живших. Но многие из способов, при помощи которых они управляли своей жизнью, были хорошо знакомы Капо. Предки Бровастого очень давно склонялись к этой социальной модели — мужчины, борющиеся за господство, женщины, связанные кровным родством, охота ради покупки желаемого — значительно раньше рокового решения Капо покинуть свой клочок леса. У приматов были и другие типы образа жизни, и можно было предположить появление других видов общества. Но, как только складывалась та или иная модель, её почти невозможно было сломать.

Во всяком случае, система работала. Пища была поделена, мир был сохранён. Так или иначе, но большинство людей было накормлено.

Когда Бровастый закончил, Тихая вытерла свои бёдра листьями и вернулась к мясу. Она воспользовалась выброшенным каменным отщепом, чтобы порезать его на куски, и отдала несколько своей матери, которая была слишком старой, чтобы представлять интерес для Бровастого, и дала остатки Дальней, которая нетерпеливо набросилась на них.

А позже, когда свет померк, Бровастый приблизился уже к самой Дальней. Она видела его высокий мощный силуэт на фоне темнеющего пурпурного цвета неба. Значительная часть его мяса канны уже разошлась по рукам, но она ощущала на нём запах крови с мяса. Он принёс кость передней ноги. Присев перед нею, он с любопытством обнюхал её. Потом он хлопнул костью об камень, расколов её. Она почуяла запах восхитительного костного мозга, находившегося внутри, и её рот наполнился слюной. Не задумываясь, она потянулась к кости.

Он держал кость, заставляя её подойти поближе.

Подойдя поближе, она смогла более ясно различить его запах: кровь, грязь, пот и застарелая вонь семени. Он смягчился и отдал ей кость; она сунула язык в костный мозг, жадно высасывая его. Пока она ела, он положил свою руку ей на плечо и провёл по её телу сверху вниз. Она старалась не вздрагивать, когда он исследовал её маленькие груди, потягивая за соски. Но она взвизгнула, когда его любопытные пальцы раздвинули её ноги. Он убрал руку и понюхал её запах. Потом, очевидно, решив, что ей нечего продать ему, он хрюкнул и отошёл от неё.

Но он оставил ей костный мозг. Она с жадностью пожирала его и успела съесть значительную часть ещё до того, как кость была украдена у неё более взрослой женщиной.

Свет в небе быстро померк. По всей саванне рычали хищники, отмечая этим древним способом границы своих кровавых королевств.

Люди собрались на своём скальном островке. Все они были охвачены дрожью из-за предчувствия, когда собирались вместе — дети в центре, взрослые спинами наружу — и приготовились к долгой ночи и непроглядной темноте. В этом неприветливом месте они должны быть в безопасности: любой целеустремлённый хищник должен был бы оставить землю и совершить трудный подъём сюда, где он столкнётся с умными, крупными и вооружёнными гоминидами. Но полной гарантии не было. В этих местах обитал вид саблезубых кошек, который назывался динофелис — этот хищник-засадчик, напоминающий коренастого ягуара, специализировался на охоте на гоминид. Динофелис даже умел лазить по деревьям.

Когда наступила темнота, люди начали заниматься собственными делами. Некоторые из них ели. Другие занимались своим телом, выковыривая грязь из-под ногтей на ногах или выдавливая волдыри. Третьи изготавливали инструменты. Многие из этих действий были повторяющимися, ритуализованными. Никто не задумывался по-настоящему о том, что делал.

Некоторые ухаживали друг за другом: матери и дети, братья и сёстры, друзья, женщины, мужчины, подкрепляющие свои хрупкие союзы. Дальняя занималась густыми волосами на голове своей матери, распутывая узлы и заплетая их в своего рода косу. Даже сейчас волосы требовали большого ухода — они спутывались, сваливались и привлекали вшей, и все эти проблемы нужно было решать.

Эти люди были единственным видом млекопитающих, у которых тяжёлые волосы требовали дополнительной заботы; так же росли лишь впечатляющие, словно сделанные парикмахером, причёски некоторых мелких обезьян. Волосы Дальней даже нужно было регулярно подрезать. Но у людей волосы развивались таким образом из-за того, что им нужно было за чем-то ухаживать. Здесь, на саванне, выгоднее было быть частью большой группы, но группе нужны были социальные механизмы, позволяющие сплотить её. Теперь уже не оставалось времени для старого обезьяньего способа — сложного обыскивания всего тела, которым наслаждались Капо и его предки. В любом случае, уже нельзя было обыскивать кожу, которая стала голой, чтобы ей можно было потеть. Но всё равно, делая эти примитивные причёски, они сохраняли связь со своим наследием.

Правила жизни людей, когда они занимались своей разнообразной деятельностью, не были похожи на жизнь человеческой группы. В сгущающейся темноте они собирались вместе для защиты, но в действительности не существовало никакой объединяющей их силы. Огня не было, также не было очага — никакого центра группы. Они выглядели людьми, но их ум не был похож на человеческий.

Так же, как и во времена Капо, их мышление было жёстко разделённым. Главной целью сознания по-прежнему было помочь людям понять, что было друг у друга на уме: они были по-настоящему уверены в собственных мыслях в человеческом понимании этого слова, исключительно контактируя друг с другом. Границы понимания были гораздо уже, чем в человеческом уме: вне сознания, во мраке, находилось многое из того, чем они занимались, по сути, не задумываясь об этом. Даже изготавливая орудия труда или разыскивая пищу, они работали молча; их руки работали импульсивно, находясь под контролем сознания не больше, чем лапы льва или волка. В такие моменты их понимание работало быстро, стремительно. Они делали инструменты так же подсознательно, как люди ходят или дышат.

Тем не менее, звучал ли он по-человечески, или же нет, но мягкий шелест языка журчал над группой. Это был разговор между матерями и детьми, между ухаживающими друг за другом людьми, между мужчинами и женщинами в парах. Информации передавалось немного: значительная часть разговора была лишь немногим больше, чем вздохами удовольствия, словно кошачье мурлыканье.

Но их слова звучали как слова.

Люди должны были учиться общаться при помощи приспособлений, служивших для выполнения других задач — рта, предназначенного для еды, и ушей, предназначенных для улавливания звуков опасности — которые теперь были наскоро переделаны для нового использования. Им очень помогло хождение на двух ногах: изменения в расположении их гортани и смена характера дыхания улучшили качество звуков, которые они могли издавать. Но, чтобы приносить пользу, звуки должны распознаваться быстро и однозначно. А способы, которыми гоминиды могли добиться этого, ограничивались природой приспособлений, которыми они должны были пользоваться. Люди слушали друг друга, имитировали и раз за разом использовали полезные звуки, а в это время, под воздействием потребностей в общении и анатомических ограничений складывались фонемы — звуковое содержание слов, основа всего языка.

Но пока ещё не существовало ничего похожего на грамматику: никаких предложений, и, конечно же, никаких рассказов, никаких историй. И в данный момент главной целью речи вовсе не была передача информации. Никто не говорил об инструментах, об охоте или о приготовлении пищи. Язык был социальным явлением: он использовался для приказов и просьб, для простого выражения радости или боли. И он использовался для ухода: язык, даже не слишком наполненный содержанием, был более эффективным способом установления и укрепления отношений, нежели вытаскивание клещей из лобковых волос. Благодаря ему можно было «обыскивать» сразу несколько человек.

В действительности, многому в эволюции языка способствовали матери и их дети. На данный момент разговор предков Демосфена, Линкольна и Черчилля был не содержательнее маминого сюсюканья.