Александр Шорин - Литература ONLINE (сборник)

• Название: Литература ONLINE (сборник)
• Автор: Александр Шорин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013

В сборник талантливого уральского журналиста и писателя Александра Шорина вошло более шести десятков рассказов, миниатюр иэссе — реалистичных и фантасмагоричных, правдивых и сказочных, лиричных и жёстких.

Разбитые на пять частей («Любовь и не-любовь», «Новые сказки о старом», «Доброе утро, страна!», «У каждого в голове свой таракан» и «Свобода выбора»), они открывают новый мир современной реалистичной прозы – загадочный и странный.

---

– Привет Юкки, как ты здесь оказалась?

И всё в таком духе… Говорят, про то, что нужно делать, чтобы понравиться девушке, тысячи книг написаны. Но все те, кто секретом этим владеют, таких книг не читают. В крайнем случае пишут – и то это очень сомнительно… Я-то знаю, в чем мой секрет: я умею разговаривать и умею слушать – это редкое сочетание…

Всё дело в том, что именно в этот момент я не мог ни то, ни другое. Причина совершенно ужасна: у меня дичайшее похмелье – кажется, не только голова, но и всё тело разобрано на кусочки, которые силятся функционировать. Безуспешно… Но даже не в этом самое страшное: самое страшное в том, что, позволь я сказать себе хоть слово, – даже самое малюсенькое словечко, вместе с ним из горла начнёт извергаться рвота – это совершенно точно.

В общем, прошёл я мимо. Блин.

Настоящую любовь ищут всю жизнь, но при этом не всегда подготовлены к встрече с ней.

Заколоть свинью

Если мальчик, то обязательно Борька (то-то мужики смеялись, когда Борис Президентом стал). С девочками разнообразнее, чаще почему-то Фроська. Как-то мне захотелось иметь дочь и назвать её Россией, тогда уменьшительное имя было бы Фрося. Смешно, правда?

Убивают их, как правило, на 7 ноября, по первому снежку – традиция такая, чтобы первый снег залить кровью. Предсмертный визг (крик? хрип?) особенный. Дело вот в чём: подходят, переворачивают на бок (для этого нужен навык и немалая сила), потом ножом – очень острым ножом – сначала бьют точно в сердце, а потом перерезают горло, почти от уха до уха. Когда заваливают на бок – визг, после того как перерезано горло – это уже крик и хрип. Кровь на снег льется, пульсируя. Горячая. Её много, очень много, потом она чернеет, но сначала – очень красная, с пузырьками воздуха внутри. Эти пузырьки надуваются и лопаются. Как мыльные пузыри, в которые мы играем иногда, только алые. Эту кровь не все просто пускают на снег, некоторые её пьют – прямо стаканами, ещё теплую. Другие собирают в какую-нибудь посудину и потом делают из неё колбаски. Очень вкусные.

Всё, смерть уже наступила, а работа – только начинается: нужно паяльной лампой сжечь весь щетинный покров, с помощью ножа достать все внутренние органы и отделить нужные от ненужных. В общем, много всего, но это уже неинтересно.

Когда бросаешь девушку, с которой давно встречаешься, ощущение такое: убиваешь то, к чему привязался. Очень жалко конечно, но всё же делаешь это любя, индивидуально, а не как на скотобойне.

На скотобойне

Там всё иначе, всё поставлено на поток. Там можно наблюдать всю технологическую цепочку. Вот, к примеру, вход: испуганных, их гонят, они упираются, у них подкашиваются ноги, в глазах – (животный?) ужас. На выходе – готовые (даже почти симпатичные) туши, их везут в колбасный цех, он тут же неподалеку. Тетенька в белом халате всё отмечает в тетрадке.

Работают тут гуманно. Сначала хрясь под бочок – электрошоком – и всё, уже не дергается. Даже если чувствует что, уже хотя бы не визжит. Всё культурно. Момент смерти не помню, я его видел – это точно и должен помнить, но не помню. Зато помню, как за считанные секунды живое тело превращается в тушу: острыми ножами мужики там работают здорово, красиво смотреть, честное слово. А кровь тут не собирают, она течёт под ноги. Но ничего страшного, там все в резиновых сапогах, а ещё там есть жёлоб, куда всё стекает.

Говорят, на больших скотобойнях есть свои сексоты среди животных: он (она? оно?) идёт, остальные за ним; все на мясо, а он жив, это его работа – за собой вести. Говорят, годами может работать. Я сам такого не видел.

Если ставишь отношения на поток, то это уже не отношения, а работа. Иногда она очень профессионально выполняется, иногда – нет. Но все-таки это job. This is my job.

Наверное, это грубые сравнения. Наверное, все сравнения грубы. Я купил минералку, я купил алказельцер. Я иду домой пешком, хотя это очень далеко. Мне не хочется (не можется) курить, у меня обострено обоняние и затуплены все остальные чувства, в том числе и чувства душевные. Хочется думать о любви, а я думаю о свиньях. Странно: вчера было пиво, потом «Сальваторе» (это вермут, кажется), потом – красное вино. И ведь при этом свиньей я себя не чувствовал, и о свиньях не думалось. Пардон, секунду: один раз я подумал о том, что поступаю по-свински – девушка очень хотела той ночью остаться со мной, она очень искренне этого хотела, она не скрывала своего желания. Она хотела этого так, что я был ею восхищён. Если бы я был Кастанедой, обязательно бы назвал это желание желанием силы. Я сделал всё, чтобы этого не случилось. Наверное, она обиделась. Наверное. Что ж удивительного тогда в том, что с утра мне плохо? И уж тем более неудивительно, что думается о свиньях.

…Чуть позже, когда алказельцер начал действовать и мысли стали более упорядоченными, я понял две вещи:

Первая – девушку с прядкой волос я не видел этим утром. Дело даже не в воображении или галлюцинациях. Я видел Ефима (это уборщик? дворник? ну что-то в этом духе, он выносил с утра мусорные бачки), я был с ним знаком когда-то и очень хотел бы поздороваться, но не смог – по вышеупомянутой причине. И почему привиделось потом, что это была девушка с прядкой? Необъяснимо. На этом уровне рефлексии необъяснимо.

Вторая вещь проще: жгли листья, когда я шёл домой. Запах дыма моему обостренному обонянию напомнил запах палёной щетины, какой бывает, когда колют свиней.

Наверное, если заколоть любовь, то оставшееся от неё будет обязательно пахнуть как-то очень похоже.

Любовь как отсутствие любви

Я люблю тебя. Я жду тебя. Я верна тебе.

Почти.

Абстрактные категории

– А знаешь, – Лилечка перешла на интимный шёпот, – я в один прекрасный день поняла, что мыслю абстрактно, то есть совершенно неконкретно, а общими какими-то категориями.

Стасу Лилечка очень нравилась, особенно в те моменты, когда она говорила вот так вот, почти прикасаясь губами к его уху, так что кончики её длинных чёрных волос щекотали висок. Но стремление к истине в нём взяло верх.

– Как это «неконкретно»? Что это значит? Значит ли это, что ты говоришь это сейчас не мне – конкретному мужчине, – а говоришь так, абстрактно, то есть в никуда?

– Ты не понял, – она капризно надула губки. – Это означает, что я думаю, например, не о любви к конкретному человеку, а о любви вообще, о доброте вообще, о живописи вообще. Я даже о городе конкретном не думаю. Вот снится мне город: не знаю я его название и географическое положение, просто Город и всё. Мне это и не нужно знать. Конкретность – это слишком банально и прозаично. Скушно.

– Не-е, ты куда-то не туда, подруга. То есть, если ты со мной целуешься, это означает, что ты целуешься не конкретно со мной, а так, с абстрактным мужчиной? И на моём месте мог бы быть Вовка Бальмонт?

– Да при чем тут Вовка! Ты же знаешь, что он мне никогда не нравился!

– Ага, значит, если бы ты целовалась с Бальмонтом, то ты бы знала, что это конкретный Бальмонт и то, что тебе с ним не нравится целоваться…

– Ну почему обязательно не нравится? Я же с ним не целовалась никогда, поэтому не могу точно сказать, нравится или нет…

– То есть человек тебе может не нравиться, а целоваться с ним нравится?

– Ну… абстрактно…

– Нет, я тебя не понимаю. Вот я, когда тебя целую, знаю, что ты – это ТЫ, что я целую ИМЕННО ТЕБЯ, и мне ты нравишься, и целовать мне нравится именно тебя…

– Это хорошо, конечно. Но скажи: а вот если бы ты застукал меня с Бальмонтом, скажем, в постели. Тебе бы после этого понравилось меня целовать?

– С Бальмонтом? С этим козлом? Да я после этого на полкилометра бы к тебе не подошёл! Скажешь тоже – с Бальмонтом! И вообще: причём тут Бальмонт? Он же тебе никогда не нравился!

– Это тебе он никогда не нравился! А я вот сейчас как представлю его губы…

– Ты смеёшься?

– Я никогда не была более серьезной: у него потрясающие губы. Он один умеет так улыбаться. А у тебя, между прочим, нижняя губа виснет и с неё капает слюна, когда ты волнуешься. Вот сейчас, например!

– Слушай, да иди-ка ты к Бальмонту со своими абстракциями, может он оценит! А с меня довольно! Только такая корова как ты, только и может восхищаться козлами типа Бальмонта!!!

«И чего он разозлился? – удивлялась Лилечка. – Я всего лишь хотела поговорить с ним на абстрактную тему. Поделиться сокровенным, так сказать… А он, понимаешь, прикопался, да ещё и Вовку зачем-то приплёл… Нет, с этими мужчинами определенно невозможно поговорить искренне о том, что тебя действительно волнует». Она встала, покрутила в руке свой миниатюрный мобильник, потыкала на кнопочки… И вдруг подумала: «И с чего это я взяла, что мне не нравится Вовка Бальмонт? Ведь определённо интересный молодой человек».

…– А знаешь, – Лилечка перешла на интимный шёпот, – я в один прекрасный день поняла, что мыслю абстрактно, то есть совершенно неконкретно, а общими какими-то категориями. Вовке Лилечка очень нравилась…

Про китайскую вазу