Алла Драбкина - ...и чуть впереди

• Название: ...и чуть впереди
• Автор: Алла Драбкина
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

Журнальный вариант. Звезда, 1973, № 3,

Компиляция обложки - babaJga

---

Из зала она выскочила самая первая.

…За обедом никто не ел. На столе, за которым сидели Андрюшка и Ленька, стояло двадцать порций компота. Видно, родители уже успели напичкать ребят, и те великодушно уступили свои компоты Андрюшке и Леньке. Те грустно осушали стакан за стаканом.

Тихий час был отменен. Родителям разрешили увести ребят с территории. Ленька и Андрюшка заняли свой пост на заборе. Они всё еще на что-то надеялись. Женька слонялся по опустевшему лагерю и свистел.

Виктор Михалыч уныло закидывал мяч в баскетбольную корзину.

— Виктор Михалыч, дай пятерку до получки, — попросила Маша.

— Только трешка есть. А зачем тебе?

— Надо. Давай трешку, у меня тоже есть около того.

Маша взяла деньги, направилась было к главным воротам, но не захотела, чтобы ее увидели Андрюшка и Ленька, решила выйти через другие.

Опять встретился Женька Лобанов.

— Хочешь, идем со мной, — сказала Маша. — До магазина.

— Идемте, — пожал он плечами.

В последнее время с ним уже можно было разговаривать, как с другими. Конечно, в восторге от нее Женька не был, но все же не так уж дичился.

— Искупаться дадите? — спросил он.

— Сначала сходим в магазин, потом вернемся, возьмем с собой Андрея и Леню и тогда искупаемся.

— Идет, — вяло ответил Женька.

Маша с горечью подумала, что он совсем не обрадовался.

Глава 4 Женка Лобанов

Женька не знал, каким словом назвать то, что с ним происходит. Вот она идет рядом, а ему хочется, чтобы она взяла его за руку. Другие бы ребята не постеснялись, уцепились бы тут же, а он почему-то не может. Он не может, как другие, сказать: «Мария Игоревна, сегодня вы должны сидеть на моей кровати. Моя очередь».

Он не может, как другие, пригласить ее танцевать. Он не может каждую секунду не следить за ней. И даже тогда… Тогда. После футбола. Когда вожатые лагеря играли против другого лагеря и Виктор Михалыч, весь взмыленный, лежал на траве, положив голову ей на колени. Почему никто не обратил на это внимания, а Женька сжимал до скрипа зубы, чтобы не заплакать? И все-таки смотрел на нее. Эта несчастная царапина, и то зажила. Может, порезаться еще раз?

И у кого же спросить, что с ним делается? У отца нельзя. Отец терпеть не может женщин. Может, у тети Жени? Она бы поняла, она сама очень похожа на эту. Только почему-то стыдно.

И вообще, что за чушь приходит Женьке в голову? Ну, например, что отец возьмет и женится на Марии Игоревне. И она всегда будет жить в их доме и перед сном заходить к нему в комнату, садиться на кровать, что-нибудь говорить.

Они подошли к железнодорожному полотну.

— Дай руку, — сказала Мария Игоревна.

Он дал ей руку и покраснел. Перешли линию — он выдернул руку.

В небольшом лесочке, у дороги, расположились братья Гущины со своими гостями.

Мама Гущиных пыталась что-то петь. Она была совершенно пьяна.

— Не смотри туда, — сказала Маша и дернула Женьку за руку.

— Почему?

— Володе стыдно. И никому не рассказывай.

— Хорошо.

В магазине она купила конфет и печенья.

— Вы это для Андрюшки и Леньки? — спросил Женька. Он сам не знал, как об этом догадался.

— Да. Но это секрет. Ясно?

— Ясно. Какая вы добренькая… — он ухмыльнулся с целью обидеть ее.

— Дурак ты, — ответила она. Так, как ответила бы взрослому и равному.

И ему расхотелось ее обижать. Уж очень она просто это ляпнула, с абсолютно чистыми глазами. В голове у него мелькнуло было сказать так, как говорил в каком-то фильме жулик: «Покупаешь, начальник?» — но он вовремя понял, что если бы он это сказал, то и впрямь выглядел бы дураком. А ему этого не хотелось.

Глава 5 Маша

Да, наверное, не стоило покупать эти несчастные конфеты, но чем она еще могла хоть сколько-нибудь утешить Андрюшку с Ленькой? Жалость? Ну а если жалость? Частная благотворительность? Ну и пускай. Вот этот злой мальчик, кажется, так и понял. Черт возьми, если даже мальчишка понимает, что она плохой педагог… Ей даже как-то захотелось перед ним оправдаться. Она поймала себя на мысли, что все время забывает о разнице в возрасте, что хочется говорить с ним просто так, как с ровесником.

— Понимаешь, Женя, им же очень обидно. Ты уж мне помоги. Скажешь, что это прислали с шофером автобуса…

— Врать учите?

— Ну хорошо, я сама.

— Да ладно уж.

— Просто ты взрослее других. Тебе можно доверить. А если я сама — догадаются.

— Ладно.

«Ладно-то ладно, — подумала Маша. Ну, этим двоим будет немного легче. А как помочь братьям Гущиным, Севе Морошкину?.. Ведь всё как будто в ажуре; к этим мать прикатила, к тому — отец…»

После отбоя долго не могли угомониться. Шушукались, что-то обсуждали. Хвастались родительскими подарками, все что-то грызли, жевали, чем-то хрустели. Севу Морошкина пронесло, пришлось срочно доставать у Виктора Михалыча фонарик, чтобы сопровождать Севу до уборной.

Уснули очень поздно. Несмотря на усталость, на тяжесть этого сумасшедшего дня, Маша тоже долго не могла уснуть. Зажгла настольную лампу, попыталась читать, но и из этого ничего не вышло.

В дверь кто-то тихо поскребся. Она открыла.

— Мне нужно с вами поговорить, — на, пороге стоял Андрюшка Новиков. Худенький, босой, в одних трусиках!

— Ну что там, Андрей?

Лицо его было очень серьезно. Маша никогда не видела его таким серьезным.

— Это вы купили нам с Ленькой конфеты?

Он спросил это так прямо и неожиданно, что Маша растерялась и поэтому выдала себя этой растерянностью.

— Я знаю, вы… — он сел на табуретку и вдруг заплакал.

Дрожали его худые лопатки, стучали зубы. Маша взяла с койки одеяло, накинула на него. Ей вдруг захотелось взять его на руки. Ведь его, наверное, уже давно никто не держал на руках. Маша вспомнила вдруг, как ее раздражала заботливость родителей. Если б Андрюшке хоть сотую долю того, что получала дома Маша!

— Только не говорите Леньке, — Андрюшка уже чуть успокоился, — пусть он думает, что сестра прислала. У него ведь родная сестра. У меня так — троюродная тетка. А у него сестра. У нее только парни на уме…

— Иди спать, Андрюшка… Все хорошо. И я тебя очень люблю.

Он улыбнулся сквозь слезы до ушей, уже снова прежний и маленький.

— Иди, Андрей…

Спать Маша не могла. Вышла на территорию. Наткнулась на Нору Семеновну — она была сегодня дежурной.

— Что с вами, Машенька?

— Так, ничего.

— Понимаю. Вам, наверное, захотелось усыновить половину детей? Бывает.

— И с вами тоже?

— Теперь уже нет. К сожалению, это не выход.

— Но что же тогда выход?

Нора Семеновна рассмеялась:

— Тысчонку б Макаренко, тысчонку б Гайдаров. Ну и если б каждый воспитал хотя бы по сотне гавриков, похожих на себя, а те, в свою очередь… Вы не расхотели быть педагогом?

— Теперь уже нет.

— Смелая вы девочка.

Они обошли лагерь и разошлись по своим комнатам только тогда, когда во всех окнах не осталось ни одного огонька.

Глава 6 Дмитрий Степанович Лобанов

Приехать в лагерь к Женьке в родительский день Лобанов не смог. Была операция.

— Может быть, придется ампутировать ногу, — сказал накануне Лобанов больной.

— Мне не на танцы ходить, — с измученной полугримасой-полуулыбкой ответила она.

И тогда он дал себе слово, что сделает все, чтобы сохранить ей ногу.

…И вот она открыла глаза.

— Спасибо, Дмитрий Степаныч, — это первые слова, которые она сказала.

— Не за что, — буркнул он, стыдясь огромной любви своей к этой женщине и думая о том, что очень бы хотел уметь с таким достоинством переносить боль и до конца оставаться человеком. Ведь она прежде всего поблагодарила его! Это бывает не так часто.

Потом рука женщины потянулась к ноге.

— Цела? Или это… — Она задохнулась.

— Да. Мы вынули у вас ребрышко и заменили кость. Еще попрыгаете.

Она была так растеряна, что даже не поняла сначала шутки. Ощупала грудь и, только убедившись, что цела, неловко улыбнулась.

— Может, вынем еще одно ребрышко и сделаем вам Адама? Или вы уже замужем?

Он шутил, чтобы скрыть свою усталость и освободиться от спазм в горле.

Больные на соседних кроватях засмеялись.

Он вышел из палаты пошатываясь, надеясь хоть тут, в коридоре, дать расслабиться телу и лицу, но снова пришлось улыбнуться — в ответ на улыбку Акопа Гамбаряна. Это был самый веселый в отделении больной. Он сидел на стуле, вытянув туго забинтованную ногу. Ему-то ногу спасти не удастся…

Взгляд Лобанова скользнул по ноге Гамбаряна сверху вниз: ступня была в крови. Кровь проступала чёрез бинты! Лобанов пошатнулся, к горлу подступала тошнота.