Карина Сарсенова - Хранители пути

• Название: Хранители пути
• Автор: Карина Сарсенова
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-98862-193-5

Высокое литературное мастерство и яркие жанровые новации отличают произведения Карины Сарсеновой, известной казахстанской писательницы, уверенно покоряющей постсоветское пространство, страны Ближнего и Дальнего Зарубежья. Ее книги отмечены рядом авторитетных почетных дипломов, получили положительные отзывы от взыскательных критиков и даже… сценаристов.

Сюжет новой книги Карины Сарсеновой отличает насыщенность и динамизм: неслучайно по ее сценарию, легшему в основу этой книги, снимается полнометражный фильм — в проекте задействованы звезды и творческие силы Казахстана, России и Польши. Более того: Американская гильдия сценаристов определила, что канву этого сценария, написанного Кариной Сарсеновой, ранее никогда не использовали в кино!

Это и фэнтези, и глубокая философская проза, и немного мистики… а самое главное — талант и сплав литературных традиций России и Казахстана.

Для ценителей хорошей литературы.

---

Солнечный свет бросился ему в глаза, норовя ослепить. Шалкар поморщился и отодвинул рукой назойливый луч. С невообразимо давних времен он научился справляться с энергией светила, осознанным усилием удерживая меж собой и миром защитную прослойку абсолютной тьмы. Эта аура, невидимая глазу простого смертного, оберегала его от нежданного вторжения адептов света.

Со спины она была прекрасна. Песня, лившаяся с ее уст, соединялась с проникающими в комнату солнечными лучами и потоком удивительного сияния разливалась вокруг… С каждым новым звуком, слетавшим с ее губ, палата наполнялась новыми оттенками восхитительного сияния. Восхитительно ненавистного… Шалкар едва не задохнулся, сдерживая подступающее к горлу желание уничтожить и уничтожать…

— Доброе утро, милая моя! — интонация давнишней близости, вложенная в успокаивающий бархат низкого голоса, вплелась в чуть различимые пространства между пением и солнечными лучами, искусно разъединяя их.

Какое прекрасное лицо… Вздрогнув и обернувшись, девушка смотрела на него широко расставленными огромными глазами, еще более выразительными от застывшего в них испуга.

— Дорогая! Слава Богу! Я так рад тебя видеть живой! — распахнув приветственные объятия, Шалкар без промедления заключил в них растерянную певунью.

— Боже мой, ты ужасно похудела! Куда делась моя прелестная любимая девочка! Одни глаза остались! — сокрушенно вздыхая, охая и причитая, он слегка отстранил от себя девушку, удерживая ее за плечи. — Бедняжка… — бездонно черные глаза наполнились скупой влагой. — Сколько всего ты натерпелась…

Не выпуская из рук потерянно таращившуюся на него девицу, Шалкар ласкал ее сочувственным взглядом.

— Ты забыла меня… Солнышко мое… Ты все забыла…

Осторожно, словно имея дело с глубоко больным человеком, Шалкар подвел онемевшую от его неожиданно близкого вторжения красавицу к расстеленной кровати и бережно усадил на белую простынь. Сел рядом, ссутулившись в переживании неподъемного горя, и исполненными неподдельной грусти движениями принялся ласково поглаживать ее струящиеся каштановые волосы.

— Кто вы? — придя в себя под настойчивой нежностью, спросила девица, от смущения глядя в открытое окно. За окном вскипала зелеными каскадами бурная зелень молодых деревьев. Сад вокруг здания поражал полнотой жизни и резко контрастировал со смертельным равнодушием больницы. Она любила созерцать неистовство этой жизни, различая все новые и новые оттенки цвета в море зелени за окном. Но сейчас сад отчего-то отталкивал ее… Нет, она сама не могла смотреть на него, зачарованная этим странным незнакомцем. Бездонный холод, плещущийся в глубине его горячего взгляда, пробирался ей под кожу, вливался в вены, обволакивал сердечный ритм… Девушка зябко поежилась и бессознательно принялась растирать себе замерзшие предплечья. Крупные мурашки «гусиной кожи» разбегались из-под ее пальцев… Она будто отвергала саму себя, сопротивляясь чему-то прежде безопасно далекому в себе, но теперь ставшему чересчур близким…

— Замерзла, девочка моя… — обняв хрупкие дрожащие плечи, тревожно пробормотал Шалкар. В ответ на его прикосновение девушка слабо вскрикнула, пережив самую странную боль из всех, когда-либо познанных ею. Обжигающая смесь ледяного холода и яростного огня, существующих в единстве непостижимого союза, атаковала ее снаружи и изнутри. Она хотела оттолкнуть фамильярного дядьку, но боль отступила раньше, чем ее побуждение перешло в действие. Успокоение безразличия затопило сознание, и девушка расслабленно приникла к груди незваного благодетеля.

— Меруерт, крошка, все будет хорошо, — продолжая поглаживать ее голову, приговаривал Шалкар. Внезапное вторжение извне в их совместный мирок ничуть не сбило с ритма его по-хозяйски властную руку. Обернувшись на звук, он еще крепче прижал к себе осоловевшую и ослабевшую девушку.

Дверь без стука отворилась и на пороге возникла медсестра с кривоватым подносом в полных руках. Запах казенной еды начал въедливо расползаться по палате. Приторно елейная улыбка медработницы неприятно подчеркнула ее профессионально равнодушное настроение.

— Меруерт, это твой дядя! — чересчур выразительный кивок перекрашенной хной головы был подхвачен щедро умильной гримасой Шалкара. — Он так волновался за тебя! Так волновался! Места себе не находил! — заботливый щебет девицы перемежался сдобными взглядами, с прицельной меткостью бросаемыми на мужчину. — Я никогда видела, чтобы кто-нибудь так убивался из-за своей племянницы! — колючие нотки ревности выскочили из потока слов и болезненным рикошетом прошлись по растерянной душе Меруерт.

Наградив Меруерт самой слащавой из имеющегося арсенала неискренних улыбок, медсестра, видимо, решив, что сеанс успокаивания больной успешно проведен, прошла к прикроватному столику и небрежно водрузила, почти кинула на него перекошенную плоскость подноса. Тот сразу же едва не скинул с себя чашку с подозрительно желтоватым чаем, но был вовремя остановлен властной рукой Шалкара. Обхватив ее обеими руками, словно желая сберечь остывающее дыхание целительной жидкости, Шалкар осторожно поднес посудину ко рту Меруерт.

— Но… но я вас не помню… — непослушными от расстройства губами прошептала девушка, жалобно глядя поверх чашки на прибывшего к ней родственника.

— Конечно, не помнишь! — дружным дуэтом вскричали медсестра и Шалкар. Вздрогнув, Меруерт судорожно схватилась за чашку как за спасительный круг и опрокинула ее содержимое себе на колени.

Досадливо поморщившись, медсестра обтерла ее мокрый халат бумажными салфетками.

— Милая девочка, конечно, ты не помнишь, — отняв у Меруерт чашку и бережно взяв ее за руку, проникновенно тихо сказал Шалкар. — Ты ничего не помнишь. И это немудрено. Ведь ты… — голос Шалкара наполнился дрожью невыплаканных слез, и Меруерт в свою очередь интуитивно-сочувственно сжала его руку. — Ведь ты пережила ужасный стресс. Совершенно немыслимое испытание… — не в силах более сдерживать эмоции, защищаясь от боли подступивших воспоминаний, Шалкар прикрыл ладонью глаза. — Ты потеряла память.

Солнце ласково оглаживало комнату золотистыми чувственными касаниями… Крохотные веселые пылинки прыгали в потоках приглушенного тепла, радужными огоньками отражаясь в мечтательно застывших глазах Меруерт…

— А еще вот случай! Представляешь, когда мы пошли с Арманом, твоим отцом, купаться на речку, мама, а она страшно боялась, что мы утонем, сказала: если утонете, домой не приходите! На полном серьезе сказала, строго так! А мы ходили на речку каждый день — и в дождь, и в жару! И во-о-от таких раков там ловили, голыми руками! Они на нас наскакивали из глубины, норовили на дно утащить и сожрать! Однажды я даже в воду свалился, такой рак здоровенный попался! Но Арман прыгнул на него и пяткой как даст промеж глаз! У рака аж усы в косичку заплелись! Вдвоем мы его одолели. Насилу из воды вытянули. Мать варить отказывалась — он в кастрюлю не влезал! Пришлось у соседки казан для плова брать. У нее же в семье пятнадцать едоков было! Самый вкусный рак на моей памяти — тот самый. Добытое в бою, оно всегда слаще! — радостная скороговорка Шалкара, целиком ушедшего в переживание счастливого прошлого, то и дело воплощалась в робкие улыбки Меруерт, вспыхивающие от искренне соразделенного веселья. Заражаясь его безудержным, как часто бывает после перенесенного страдания, смехом, девушка заливисто хохотала, с восхищением вглядываясь в искрящиеся глаза дяди. Шалкар, казалось, был полностью захвачен переживаемыми добрыми воспоминаниями. Как маленький мальчик, он подпрыгивал на кровати, вскакивал с нее, размахивал руками, бегал по комнате и даже приседал, стараясь красочнее нарисовать внезапно ожившее в памяти событие. И, надо отметить, ему это отлично удавалось. Вновь усаживался на кровать, отирал пот с крутого интеллектуального лба. И всякий раз не забывал бережно прижимать к себе раскрасневшуюся от веселья девушку.

— Что там, наверняка тебе отец рассказывал, и куда лучше, чем я… Да, рассказчик он был от Бога! Не зря писал всю жизнь. Пусть и в стол, но какие это были рассказы… Жизненные. Потому и за душу хватали, за самое сердце… — возбужденно блестя глазами, делился впечатлениями Шалкар. Его взгляд туманился от приятных воспоминаний, приобретая еще большую глубину. Меруерт, будучи не в силах оторвать глаз от неодолимо харизматичного визави, безвольно, но с каким-то потаенным удовольствием тонула в его все нарастающей теплоте. Его ли теплоте… Сколь часто против кого-либо используется его же сила или слабость, качество его характера… Ведь чем иным чаще всего оказывается любовь, если не притяжением к самому себе, пусть и спроецированным на внешний предмет обожания?

Околдованная манящей бездной взгляда Шалкара, она безотчетно следовала за предложенными ей картинками памяти, даже не задумываясь о том, образы своей ли жизни она перепросматривает под чутким руководством извне. Границы между пространством ее и другой личности стерлись, и девушка совсем не замечала болезненных уколов острых льдинок, назойливо вьющихся вокруг ее души…