Штефан Хейм - Хроники царя Давида

• Название: Хроники царя Давида
• Автор: Штефан Хейм
• Издательство: Ника-Центр
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 966-521-040-8

Роман немецкого писателя Штефана Хейма «Хроники царя Давида» — это оригинальная, ироничная версия хорошо знакомых библейских сюжетов. Проходят тысячелетия, медленно течет время, рушатся царства и храмы, история обрастает красивыми легендами. Однако, констатирует автор, как просто подправить историю, а порой и вовсе переписать ее по заказу.

В основу книги положен конфликт между творческой личностью и тоталитарной государственной машиной. Как сохранить человеку в этой борьбе свое достоинство, отстоять право говорить правду? На какие компромиссы с собственной совестью предстоит ему идти, какую высокую цену платить…

Несмотря на серьезность и глобальность поставленных проблем, книга полна блестящего юмора, написана легким, изящным языком.

---

Евнух отвернулся, теперь я видел его профиль: скошенный лоб, выдающийся нос.

— Мы оба, Эфан, чужаки в этом городе, а значит, уязвимы и нуждаемся в дружеской помощи. Но по причине того, что ты способен любить и быть любимым, ты уязвим более, чем я.

Это была угроза: Лилит.

— Хочу пояснить свою мысль, Эфан. Считается, что твой БОг Яхве сотворил человека по образу и подобию своему. Однако из осторожности он не сделал его абсолютно равным себе: человек смертен. Но все же в нем заложено стремление быть подобным БОгу, жить вечно, поэтому властители моей страны велят себя после смерти бальзамировать и замуровывать в самые нижние камеры пирамид, в окружении слуг и всего, что необходимо для вечной жизни. Ты же, Эфан, и все те, кто занимаются твоим ремеслом, вы своими словами даруете людям бессмертие, так что и через тысячелетия народы будут знать имена тех, о ком вы пишете. В этом заключается ваше могущество. Поэтому люди открывают вам свои сердца. Вот и эта старая женщина хочет, чтобы ты выслушал ее сказки. Я же…

Аменхотеп не договорил. Он поднялся и встал передо мной, стройный, ухоженный, элегантный от макушки до носков своих сандалий.

— С тех пор как мне отхватили яйца, — закончил он разговор, — я не верю более ни в какого бога, зовут ли его Яхве или Ра.

Царский гарем располагался кольцами вокруг круглой площадки, в центре которой почти бесшумно журчали фонтаны. Бросалось в глаза, что сооружение спроектировано так, чтобы его можно было расширять: по мере того как увеличивалось число жен и наложниц царя Соломона, достраивались дополнительные круги с соответствующими помещениями. Правда, воздух со временем станет совершенно невыносимым, уже теперь кисловатая смесь испарений тел и всевозможных благовоний удушающе теснила грудь.

Аменхотеп отправился доложить обо мне принцессе Мелхоле и, видимо, не торопился возвращаться. Мне казалось, что через отверстия в резных стенах меня рассматривают десятки испытующих глаз. Я сделал вид, что погружен в созерцание цветной мозаики; это были в основном стилизованные изображения цветов, в которых сквозила некоторая похотливость. Вдруг я услышал звук шажков, шуршание платья — и предо мной появилась дева с грудью такой же пышной, как у Лилит, с ягодицами круглыми и упругими, словно арбузы из долины Изреельской. Она увлажнила свои чувственные уста очаровательным язычком, большие глаза ее говорили красноречивее ораторов, которые выступают пред царем Соломоном в судный день. Она поманила меня розовым пальчиком.

Я шепнул ей:

— Ты можешь накликать на себя беду, красавица; кроме того, я книжник и отец семейства в придачу.

В этот момент возвратился Аменхотеп.

— Убирайся! — взвизгнул он.

Дева задрожала от испуга и исчезла так же внезапно, как и появилась.

— Что она говорила? — быстро спросил Аменхотеп.

— Ничего, — отвечал я, — она лишь поманила меня своим розовым пальчиком.

Евнух облегченно вздохнул и спросил знаю ли я, кто эта девушка. А так как я не знал, он объяснил:

— Это, Эфан, видимо, самая глупая бабенка в Израиле по имени Ависага. Она была избрана возлежать с царем Давидом, дабы согревать его, когда он был уже стар и дни его были сочтены. Теперь уже не секрет, что ей не удалось передать ему ничего от своего пыла, весь ее жар остался при ней и жжет ее изнутри. Однако никому не дозволено потушить это пламя, ибо она возлежала с царем Давидом и, значит, каждый, кто вошел бы к ней, заявил бы тем самым притязания на царство Давида и на престол, на котором восседает ныне сын его Соломон. Только девица никак не желает этого понять и положила глаз на Адонию, старшего брата Соломона, у которого и без того полно проблем. Адония позволил себе увлечься ее прелестями и давно уже шлет ей послания через обувщика, пирожника, прачку, золотаря, массажиста или цирюльника. Ей-то все равно через кого, а я должен перехватывать эти послания, и она знает, что я их перехватываю и что все это плохо кончится, однако продолжает свои попытки. И зачем только она это делает?

Я сказал, что женскую душу трудно постичь. Аменхотеп мрачно со мной согласился, после чего проводил меня в небольшие покои с низкими столиками, мягкими коврами и подушками и велел ожидать.

ВТОРАЯ БЕСЕДА С ПРИНЦЕССОЙ МЕЛХОЛОЙ, СОСТОЯВШАЯСЯ В ПОКОЯХ ЦАРСКОГО ГАРЕМА В ИЕРУСАЛИМЕ

Вопрос: …А положить в постель вашего супруга деревянную статую — это была ваша идея, госпожа?

Ответ: Да. Давид не ожидал, что отец мой, царь Саул, решится действовать. Давид верил, что ГОсподь, как и всегда, поможет своему избраннику; и лишь когда Ионафан известил его о намерениях Авенира…

Вопрос: И что же произошло?

Ответ: Человек, убивший сотни филистимлян и принесший мне в качестве утреннего дара их крайние плоти, предстал вдруг беспомощным. Я обняла его, словно ребенка, и сказала: «Ты должен бежать, супруг мой, возлюбленный мой. Если сегодня ночью ты не спасешь свою жизнь, утром они убьют тебя».

Вопрос: А сам он не делал никаких приготовлений к бегству?

Ответ: Его мул стоял в стойлах царских конюшен, меч его был у кузнеца, а в доме не имелось даже хлеба. Царские стражники уже шумели у ворот, и я выпустила его через окно, а в кровать уложила деревянную статую, накрыв ее одеялом.

Вопрос: А вы не боялись, что вместо Давида они могут убить вас?

Ответ: Утром, когда стражники Авенира, притащили меня к отцу моему, царю Саулу, я подумала, что так оно и будет. Пред отцом стоял Ионафан, а тот кричал: «Зачем отправил ты Давиду сообщение, зачем предостерег его?» Ионафан отвечал: «А почему он должен умереть? Что он сделал?» Отец с яростью обрушился на Ионафана: «Ты ничтожный сын и мужелюбец! Думаешь, неведомо мне про твои отношения с Давидом на позор себе и твоей матери? Пока бродит по земле сын Иессеев, не видать тебе моего царства!» Отец мой бросил копье в Ионафана, но не попал, и ушел Ионафан во гневе и горечи. Затем отец повернулся ко мне и вопросил: «Зачем ты обманула меня и дала уйти врагу моему, так что смог он скрыться?» Я отвечала, что Давид угрожал убить меня, если я не помогу ему. Отец мой воскликнул: «Позор мне, несчастному! Все объединились против меня, и никто не открыл моим ушам, что мой сын заключил союз с предателем, и нет среди вас никого, кто бы мне посочувствовал». Я слышала горечь в его устах и видела муку в его глазах. Он качал головой из стороны в сторону подобно медведю, в шее которого торчит стрела. Взор его упал на пажа, испуганно жавшегося к двери, отец жестом подозвал его и спросил: «Чей ты сын?» Тот ответил: «Я Фалтий, сын Лаиша из Галлима, и ваш раб». Один глаз Фалтия косил, зубы у него были кривые, а одно плечо выше другого. И сказал ему отец мой: «Отдаю я тебе эту женщину, Мелхолу, дочь мою, в жены, чтобы она служила тебе». Фалтий пал предо мной ниц и целовал мои ноги. Я до сих пор помню прикосновение его губ, они были горячими и дрожали.

Здесь я должен рассказать кое-что о пророке Самуиле, насколько я смогу осмыслить то, что узнал.

Как подтвердила принцесса Мелхола, спасаясь бегством от Саула, Давид остановился в храме у Самуила. Однако ничего не известно о том, что произошло в храме потом, отправился ли туда царь Саул и правда ли, что именно там на него сошел дух ГОсподень, от чего срывал он с себя одежды, и пророчествовал пред Самуилом, и целый день и целую ночь пролежал голым в пыли.

В надежде на то, что священник Садок располагает какими-либо документами на этот счет, я обратился к нему. Садоку мой интерес показался весьма странным: ведь мы пишем историю Давида, а не Саула, не так ли?

Я возразил: ссора с Саулом есть часть истории Давида. Саул трижды посылал стражников в Раму, чтобы схватить Давида. Трижды встречали те по дороге толпу пророков во главе с Самуилом. И трижды сходил на них Дух ГОсподень, от чего они бились в конвульсиях и начинали юродствовать. Говорят, Саул сам отправился в Раму и тоже впал в безумие, откуда и появилась поговорка: «И Саул отправился к пророкам»?

Садок улыбнулся:

— Если ты, Эфан, так много знаешь, зачем спрашиваешь?

Я ответил:

— Не станете же вы утверждать, мой господин, что толпа немытых фанатиков, вращающих глазами, корчащихся и пускающих пену изо рта, могла своим бессвязным лепетом настолько повлиять на царя Израиля? Это же сумасшествие какое-то.

— А если царь уже и в самом деле начал впадать в безумие? — Садок снова улыбнулся. — Разве не безумие бросать копье в собственного сына? Разве не было безумием прогонять Давида, единственного человека, способного усмирить злого духа?

В памяти моей всплыли донесения Авенира царю Саулу. Известно ли Садоку об играх Давида со злым духом? Но лицо Садока оставалась непроницаемым.