Иван Дроздов - Мать Россия! прости меня, грешного!

• Название: Мать Россия! прости меня, грешного!
• Автор: Иван Дроздов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002

Роман "Мать Россия! прости меня, грешного!" один из двух, объединённых одной темой, романов вышедших в книге под общим названием "Прости меня грешного", о попавших в гибельную яму, и о том, как они из неё выбираются. Драматизм положений, острота столкновений героев и персонажей — все самые характерные черты творчества Ивана Дроздова — появляются здесь с особой остротой.

---

Коридор тут был большой — с креслами и диваном. Приглушённым голосом, в котором ещё прорывались рыдания, хозяйка говорила:

— Володинька, друг мой, мы все тут едва живы; нас как громом оглушил врач, приезжавший со скорой помощью. Прослушав у Бориньки сердце, он заявил: «Инфаркт миокарда. Глубокий, опасный». Слышишь? «Опасный»!.. Ну, подумай, зачем он это сказал громко, и так, чтобы слышал Боря. Зачем?..

Женщина вновь разрыдалась и опустилась в кресло. Морозов заметно встревожился, взял Елену Евстигнеевну за руку. Сказал:

— Успокойтесь. И позвольте нам пройти к Борису. Где он лежит?

— Постойте. Его усыпил целитель. И велел не тревожить. Сон для него — лучшее лекарство. Инфаркт, слава Богу, не подтвердился. Ему нужен покой.

— Вы кому же верите, Елена Евстигнеевна, врачу или…

— Врач — разбойник! Ну, скажи ты мне — имел ли он право — так грубо, в глаза произнести это страшное слово? Я ничего не понимаю, но, мне кажется, от беседы с врачом больному не должно быть хуже, а Борис, как только услышал это слово «инфаркт», так весь побледнел и сердце его чуть не остановилось.

— Врач поступил опрометчиво, — наконец, глупо, но об этом потом. Сейчас мы должны пройти к больному. Вдруг в самом деле что-нибудь серьёзное — тогда потребуется срочное вмешательство.

— Ну, хорошо, хорошо. Мы пройдем к Борису — только вдвоем, тихо, так, чтобы не тревожить.

Борис лежал бледный; выражение испуга и страдания ещё держалось на его лице. Он вяло пожал руку друга, тихо сказал:

— Извини мать, она, как всегда, с причудами.

Морозов дал команду, и бригада приступила к делу. Расположили приборы, стали исследовать сердце. Морозов следил за работой кардиолога. Прошло с полчаса, но картина не прояснялась. Ни врач-кардиолог, ни Маркарян, ни сам Морозов не могли бы точно сказать: есть у больного инфаркт миокарда или тут что-нибудь другое. Больному сделали укол, и минут через пятнадцать ему стало легче.

— Что, свет-Владимир, задал я тебе загадку? — вяло улыбнулся Борис.

Елена Евстигнеевна сидела у изголовья и наблюдала за действиями врачей.

— Что тебе делал экстрасенс?

Морозов говорил серьезно, стараясь и тоном голоса не чернить самодеятельного целителя.

Ответила Елена Евстигнеевна:

— Глубокий, проникающий массаж.

Склонилась над Борисом, поправила одеяло. Поцеловала сына, сказала:

— Ты полежи, сынок, а мы пойдем в другую комнату, поговорим с доктором.

— Владимир — мой друг, говорите здесь.

— Нет, нет, сынок. Так нельзя, так не годится. Мы сейчас всё обговорим, и я вернусь.

Борис с раздражением махнул рукой. А Елена Евстигнеевна, увлекая Морозова в другую комнату, шептала на ухо:

— Экстрасенс громко, весело говорил Борису: «Инфаркта нет, инфаркта нет. И вообще — ничего серьезного. Ты устал и переутомился — легкий приступ. Я тебя живо поставлю на ноги». Вот эту последнюю фразу он повторил три раза.

И, словно боясь возражений, Елена Евстигнеевна горячо убеждала:

— Паршин немножко гипнотизер. Действует на психику — ну, как это сейчас? — психотерапия. Да, да, хорошо бы вам, Володя…

— Не спорю. У нас, врачей, есть правило — от времен Гиппократа идёт: беседа врача — тоже лекарство.

Морозов говорил не спеша, серьезно, и на лице изображал важную мину, — боялся обидеть Елену Евстигнеевну, заронив скепсис, который был бы ложно истолкован.

Врачи завершили цикл исследований, свернули приборы, стояли в ожидании указаний. Морозов попросил их идти к машине. Елене Евстигнеевне сказал:

— Картина сложная, окончательный диагноз не берусь ставить — предлагаю отправить Бориса в клинику.

— Нет. В клинику не поедем. Инфаркта нет, будем лечиться дома.

— Но я не сказал, что у больного нет инфаркта. Картина сложная.

— Диагноз поставил Паршин. Он не ошибается.

— Но позвольте, кто может поручиться? У нас приборы, новейшая методика.

— Методики меняются. Ты извини, Володя, пусть Борис лежит дома.

Елена Евстигнеевна была непреклонна; взор её горел неестественной силой, всем видом она говорила: мы примем свои меры.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить её Морозов. — Кому верить и у кого лечиться — ваше право, но, я надеюсь, вы, Елена Евстигнеевна, не лишите меня возможности бывать у вас и наблюдать больного. Борис мне друг.

— Разумеется, мы будем вам благодарны, если и вы не оставите своим вниманием, но прошу об одном: Паршину не мешать и ничего не делать вопреки его лечению.

Провожая Морозова, хозяйка достала с вешалки шляпу своего сына, показала врачу:

— Борис был в шляпе, когда с ним случилось это… сердечный приступ. Экстрасенс долго её нюхал и, не заходя в комнату и не видя больного, сказал: «Инфаркта нет!» Да, — удивительно, но это — факт! Он слышит тончайшие запахи. Говорят, собака различает два миллиона запахов, экстрасенс — больше. Да, да… — по запахам судит о состоянии человека.

Отослав бригаду в клинику, Морозов сел в свои «Жигули» и поехал на дачу. Ехал он тихо, и красота распустившегося июньского утра его не интересовала. Он был смущён и обескуражен случившимся. Все самые передовые силы и технические средства медицины были им подняты на помощь другу, но и они оказались бессильными поставить диагноз и наметить пути лечения. Уж не права ли Елена Евстигнеевна, больше доверяясь человеку с улицы, громко названному экстрасенсом, чем нам, врачам? И что такое — эти экстрасенсы? Большие нахалы, беспардонные лгуны, или они, в самом деле, способны видеть, слышать и чувствовать то, что сокрыто от обыкновенного человека?..

Сколько раз он убеждался в своём врачебном бессилии, и каждый раз при этом сомнения и печали заслоняли от него мир окружающей природы.

В тот же день вечером хирург Морозов снова поехал к Борису. Елена Евстигнеевна приняла его ласково, как родного.

— Боринька спит. Посидим на веранде, выпьем чайку.

Говорила бодро, без тени тревоги за сына; и двигалась резво, бесшумно по комнатам старой академической дачи. Десять лет, как Елена Евстигнеевна оставила театр, — ей теперь шёл пятьдесят пятый год, — однако разумно и чётко налаженный быт, строгая диета, физические упражнения в сочетании с ежедневными пробежками по лесу позволяли ей поддерживать и прежнее цветущее здоровье, и высокий тонус жизни, и осанку профессиональной балерины — предмет особых забот Елены Евстигнеевны. Она была изящна телом и красива лицом. И, конечно же, выглядела много моложе своих лет. За долгие годы работы в театре знала силу и слабости косметических средств, умело пользовалась набором кремов, мазей, белил и румян; её прическа была всегда эффектной и новой, серые с молодым блеском глаза приветливо светились, располагали к дружеским откровениям.

Морозов всегда удивлялся, как это она, так хорошо понимавшая важность умеренного, научно обоснованного питания и умевшая строго выдерживать для себя норму, в то же время не признавала никаких правил по отношению к сыну. Кормила его обильно, с убийственной щедростью и слепой материнской любовью.

Много раз Морозов с суровой прямотой заговаривал с ней об этом — слова ударялись, как в глухую стену. Стоило Морозову возвысить голос, раскинуть веские, врачебные аргументы, как блеск в глазах её затухал, в углах губ обозначалась резкая складка — давления на ум и психику она не терпела.

Елена Евстигнеевна была из породы тех женщин, которые, сознавая свою красоту, любовались ею сами, позволяли любоваться собой другим, и всякую ноту протеста или возражений воспринимали как фальшивую, портящую строй оркестра.

Общество мужчин она любила; ей приятен был вечерний визит Морозова, хотя, как врача, она его так скоро не ждала.

— Ты, Володя, извини, я ведь тебя знаю с пелёнок.

— Может, потому и не верите как врачу. Ведь, кажется, Чехов говорил: труднее всего завоевать авторитет в своей собственной семье.

— Отчасти и этот фактор играет роль. Но ты, пожалуйста, наблюдай Бориса. И меры, которые считаешь нужными, принимай. Только не смейся надо мной и не мешай мне пользовать экстрасенсов. У меня вот список: семь человек набрала по Москве. Один из Ростова, психотерапевт. Он зимой и летом ходит без обуви. Говорят, лечит все болезни, кроме рака. Женщина с Кавказа — та исцеляет пальцами. Из пальцев у нее какое-то свечение; и ещё одна дама из Новосибирска; эта травница, лечит даже рак.

Морозов помешивал чай с лимоном и принуждал себя сохранять серьёзное выражение на лице. Немалого труда ему стоило сдерживать улыбку, но знал: улыбнётся — всё пропало. Хозяйка помрачнеет, и он потеряет последнюю возможность помогать другу.

— Я тоже много слышал о них… этих самых… экстрасенсах. Одному по настоянию министерства создали условия, проверили его метод.

— Что за метод?