Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века

• Название: Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Каро»5a15d18d-5523-11e4-9277-002590591ed2
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9925-0863-5

В сборник вошли пятнадцать повестей и рассказов, написанных в конце XX – начале XXI века. Они принадлежат перу десяти писателей из южно-китайской провинции Гуйчжоу и ярко демонстрируют удивительное многообразие, а также этнокультурный колорит современной китайской литературы.

Увлекательные истории о жизни в Гуйчжоу, написанные Оуян Цяньсэнем, Ван Хуа, Се Тином, Хэ Вэнем и другими, открывают читателю внутренний мир простых китайцев, их представления о счастье и душевное смятение от столкновения традиционных ценностей с реалиями глобализации и модернизации, неумолимо проникающими в самые дальние уголки Китая и изменяющими архаичный уклад жизни обитателей китайской глубинки.

---

В тот день учитель только закончил стирку флага и вывесил его на веревку сушиться, как последних двух ребятишек увели родители. Они заранее договорились, что придут домой к учителю Аймо попрощаться, раньше все его выпускники, прежде чем отправиться на учебу в сельскую школу средней ступени, приходили к нему на поклон. Но эти двое ребятишек еще не закончили младшие классы, Му Сяоци только перешел во второй класс, а Сунь Фэй – в четвертый.

По одну сторону бельевой веревки стоял учитель, а по другую – ученики со своими отцами. На лица детей падал красный свет пронизавшего флаг солнца, блики от воды в тазу мерцали на детских личиках. А лица отцов покрылись красными и лиловыми пятнами, будто они только что крепко выпили или тужились в нужнике.

Есть такая поговорка: «Кто день был твоим учителем, остается отцом на всю жизнь». Когда жители деревни Муэрцунь приводили к Аймо своих детей, он становился для них вторым папой. А теперь они, получается, больше этого не хотели. Аймо учил их отцов, их самих и теперь их малюток. Но никто не задумался, во что превратится жизнь учителя после того, как он останется без учеников.

Оба отца в душе понимали, что намерением забрать детей они ранят сердце учителя.

Учитель догадался о цели их прихода:

– Какими стройными рядами вы пришли, уж наверно, неспроста!

Мужчины виновато втянули шеи и сглотнули слюну, приветствие учителя их смутило, лица стали напряженными. Из дома послышался кашель, судя по его надсадности, он вырвался из горла больного человека.

– Болезнь у матушки-наставницы все не проходит.

Вся деревня почтительно обращалась не только к нему, но и к его жене.

– Матушка-наставница очень устает, кабы учитель Аймо меньше тревожился о наших ребятках, ее здоровье пошло бы на поправку, – папаши поспешили завести разговор о кашле, надеясь облегчить тяжесть прощания.

Учитель не клюнул на эту уловку, вперив взор в двух учеников. Те не решались смотреть ему в глаза и уставились на свои руки. Пальцы сплетались все туже, а взгляд стал блуждающим.

– Оба уходите? – В голосе добавилось суровости, в ответ последовало молчание.

Один из папаш заговорил:

– Вот заберем этих двух озорников, учитель Аймо сможет вздохнуть свободно, уж мы-то знаем, как они могут досаждать.

Второй отец добавил:

– Да это те еще бандиты, учитель избавится от стольких тревог!

Из дома опять донесся кашель, вышла жена Аймо. Внешность ее была такой, что у мужчины при взгляде на ее не возникло бы никаких мечтаний, а у женщины – ни грамма зависти. Похожа на ходячий скелет, за спиной корзина.

Мужчины поспешили обратиться к ней с почтительным «матушка-наставница».

Изо всех сил сдерживая кашель, она поддержала пустой треп:

– Пришли записать детей в класс?

Оба тут же закачали головами и перевели разговор на другую тему:

– Болезнь матушки стала серьезней, наступает весна, погода переменчивая, берегитесь простуды.

– Мед у вас еще остался? Как начинается приступ, надо тут же пить его с водой.

– Мое старое горло уже никуда не годно, от меду никакого толка, глотка превратилась в засахаренную морковку, – матушка-наставница пыталась шутить, чтобы поддержать разговор, но ее слова вновь прервал приступ кашля, шея напряглась и покраснела, из горла вырывался свист, будто в ее глотке, терзая голосовые связки, дрались два беса.

– Иди в дом, надо делами заниматься, – попросил учитель.

Кашель не оставлял в покое несчастную матушку, она смогла только скривить рот в морщинистой улыбке, повернувшись к детям, и тут учитель Аймо добавил:

– Они не записываться пришли, а попрощаться.

Матушка вдруг перестала кашлять, стихло сипение в горле. Взгляд ее на миг просветлел, но в воздухе повис смрадный запах слюны, она пыталась остановить новый приступ кашля.

– Все ребятишки из деревни уехали, как же теперь быть учителю?

Отцы покраснели и переглянулись, на лицах была написана неловкость, они заговорили наперебой:

– Да эти двое такие сорванцы, без них учителю будет спокойней.

– Учителю станет спокойней, у матушки-наставницы жизнь станет полегче, надо бы вам излечить недуг горла.

Но учитель прервал их:

– Вы собрались уезжать из деревни, там оправите детей в школу?

– Конечно, как же можно не ходить в школу!

– Ладно, идите, в других местах учат лучше, чем у нас, не ровен час ваши дети вырастут и станут опорой государства, а мы еще загубим талант!

Отцы еще больше смутились и от испуга принялись мямлить себе под нос. Так и не ответив ничего вразумительного, они подвели детей, чтобы те поклонились учителю Аймо. Дети с готовностью встали на колени и принялись истово ударять головой о землю. Учитель бросился их поднимать. Дети встали, колени и лоб были в земле. Аймо решил было отряхнуть их, но передумал и, расправив флаг, пошел к двери, позвав матушку-наставницу.

Сначала он собирался вместе с женой нарезать в поле травы для свиней, но на полпути остановился и решил пойти в школу. После стирки флага положено было привести в порядок школу. Вчера, перед тем как заснуть, он принял решение об уборке. Пусть два последних ученика ушли и школа опустела, он все равно собирался наводить там порядок. Он был очень упрямым человеком и никогда не отказывался от принятого решения. Ученики ушли, но школа-то стоит, надо кое-где починить и подлатать. Он не может бросить школу, как бросили ее школьники. Свыше было предопределено, что эта деревенская школа станет его судьбой.

Учитель все ходил вокруг глинобитного здания из двух комнат, а глаза были устремлены на берег реки, высматривая фигуры только что ушедших детей. В тот день Аймо подобно каменной скале, простоял у школы до обеда, но так и не разглядел на дороге села покинувших его школу учеников.

Вечером, возвращаясь домой из школы, Аймо простудился. Он пожаловался матушке-наставнице, что все тело у него ломит, кости ноют, надо бы прилечь. Жена сварила ему настойку с имбирем, он выпил, но не помогло. Принял несколько таблеток, ночью жена спросила, не полегчало ли. Он сказал, что нет. Слова жены сопровождались свистом в легких, как из кузнечных мехов, который почти оглушал его, она неотрывно следила за его взглядом. Обычно излучающие мужскую силу и энергию, теперь его глаза были прикрыты слабыми уставшими веками. Из-за поседевшей реснички казалось, что из глаза исходит пугающий белесый свет. Сердце матушки-наставницы сжалось, она часто заморгала, как если бы в глаза попал песок.

– В деревне еще остались ребятки? – спросила она.

Аймо открыл глаза, жена продолжала смотреть на седую ресницу.

– Ребенок Кайхуа уже должен пойти в школу. – Женщина улыбнулась, из горла послышался свист.

– Он какой-то большой и странный, что-то с головой не так, думаешь, Кайхуа отправит его в школу? – Учитель Аймо опять закрыл глаза.

Матушка хотела вырвать эту седую ресничку, ее пальцы как два сухих сучка осторожно приблизились к его глазу, веко вздрогнуло, и муж отдернул голову.

– Тебе надо сходить к Кайхуа, она должна согласиться, – предложила жена.

Его глаза открылись, в них вновь загорелся огонек жизни.

2

Во дворе у Дэн Кайхуа выросло дерево цедрелы необъятной толщины. Три года назад по весне Дэн Кайхуа вбила там деревянный столб из цедрелы, чтобы привязывать к нему своего ребенка по имени Дуаньдуань. Кто бы мог подумать, что на следующий год столб даст побеги! Молодые ветви быстро тянулись вверх. Прошло две весны, и столб превратился в дерево. Вот только этой весной Дуаньдуань принялся грызть его кору, неизвестно, как это могло сказаться на росте дерева.

Ребенок вышел из чрева Дэн Кайхуа шесть лет назад, в полгода он уже умел ходить. Отродясь никто не видал малыша, который пошел бы в шесть месяцев. Кайхуа с мужем очень этим гордились. Скоро оказалось, что Дуаньдуань быстро растет, а вот учиться разговаривать не собирается. В три года он еще не умел говорить. Родители звали его по имени, он будто и не слышал. Подумали, что он глухой, но он мог расслышать стрекотание кузнечика в нескольких метрах, и тут же мчался туда, чтобы схватить его и засунуть в рот. Подумали было, что немой, но той весной, когда ему стукнуло три года, он вдруг громко закричал, побежал навстречу уходящему за горизонт солнцу с воплем: «Ли Муцзы, мать твою!»

Ли Муцзы звали его отца, но тот не рассердился на ругань, все-таки это были первые слова, которые сказал ребенок. Пусть от таких слов уши вяли, но отец на радостях обнял и закружил сына. Кто теперь посмеет говорить, что Дуаньдуань немой, он ведь заговорил! Чтобы вызвать у ребенка желание еще что-то сказать, Ли Муцзы тоже понесся в сторону красного заходящего солнца и заорал во все горло: «Ли Муцзы, мать твою!» В тот вечер из их двора доносились крики отца и сына, они своей руганью испугали солнце, а затем и тень горы, за которую оно закатилось.

Тем вечером мать и отец без устали обсуждали своего сына, пока глотки не пересохли, но Дуаньдуань больше не открывал рта. Он даже не слушал, о чем они говорят, играя с пластиковой крышкой от бутылки. Мать на радостях отвинтила ее от банки с лекарствами и дала сыну поиграть. Кайхуа просила его позвать папу – он ни в какую, Ли Муцзы требовал, чтобы сын позвал маму – ноль внимания. В конце концов терпение у Кайхуа лопнуло, и она в сердцах отняла у него крышку, но сын даже не взглянул на мать, а тут же повалился и уснул.