Алексей Азаров - Дело государственной важности

• Название: Дело государственной важности
• Автор: Алексей Азаров
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: История
• Год: 1978

Пройдут века, но в благодарной памяти потомков навсегда останутся подвиги людей, которые вели беспримерную, самоотверженную борьбу со злейшим врагом человечества — германским фашизмом. Главная тяжесть этой борьбы легла на плечи СССР, многонационального советского народа, его доблестных Вооруженных Сил, наголову разгромивших нацистскую Германию и ее сателлитов.

Бойцам антифашистского фронта посвящена эта книга, в образах ее главных героев обобщены типические черты и подлинные биографии многих антифашистов, павших в неравной борьбе.

---

— А в гестапо?

— К ней нет претензий. — Вермке посмотрел на часы. — Все мы уверены, что ваш опыт и деловые качества фрейлейн плюс ее связи среди эмигрантов приведут туда, куда требуется. К сердцу мишени. — Он снова посмотрел на часы, как бы давая понять, что считает дебаты излишними. — Для Штилле вы будете литератором, собирающим материал… роман о героизме антифашистов и преступлениях нацистов. В этом плане у Кристмана все готово — план рукописи, фактические данные о бесчинствах штурмовиков и терроре гестапо. Кое-что относится к области настоящих секретов, Кристман просветит вас, что именно, и в Прагу вы явитесь не с пустыми руками. И последнее: для правильного понимания вам полезно знать, что инициатива в нашем с вами деле принадлежит не Заграничной организации и не амтслейтеру Боле. Гесс лично контролирует операцию… и не думаю, чтобы фюрер был в неведении!

…Перед самым отъездом, в последний раз коротая ночь в своей холостяцкой неуютной квартире, Бертгольд подытожил все и оценил масштабы задачи. Акция, непосредственным исполнителем которой он становился, носила «очистительный» и, с точки зрения Клауса, «высоконравственный» смысл. Если удастся выманить в империю вожаков красных, а затем, сломив в гестапо, заставить публично, со скамьи подсудимых в процессе, покаяться как участников иезуитски изощренного «заговора» против нации, то НСДАП на весь мир — громогласно и аргументированно! — ответит на клевету врагов, утверждающих, что национал-социалисты узурпировали власть. Не узурпаторы, а честные патриоты, своевременно нанесшие упреждающий удар, — так, и только так, будут выглядеть сподвижники фюрера в глазах любого непредубежденного человека.

В первый понедельник мая в кафе «Табор» сотрудник чехословацкой контрразведки надпоручник Веселы зарегистрировал появление в обществе пани Эльзе Штилле немолодого немца в коричневом костюме, высокого, грузного, с седыми висками и мягким ртом. Тогда же, в понедельник, подчиненные надпоручника вклеили в регистрационную «гармошку» фотографию немца, сделанную незаметно при выходе из кафе, и установочные данные на него: Бертгольд Клаус-Фридрих-Отто, заграничный паспорт выдан в Гамбурге полицай-президиумом, холост, по паспорту — отставной чиновник, по листку приезжих отеля «Националь» — литератор, судя по тому, что снял номер в бельэтаже и уплатил вперед, не стеснен в средствах.

С утра вторника надпоручник Веселы, испросив соответствующие средства из секретных сумм, прикрепил к Жениху — регистрационная кличка Бертгольда — агентов наружного наблюдения.

Агенты были первоклассные и, проработав с Женихом неделю, заверили надпоручника Веселы, что тот слежки не заметил, ведет себя спокойно, знакомств не завязывает, взял за привычку посещать маленькую пивную в районе Градчан и ежевечерне выпивает три кружки пльзеньского. Ровно три.

Агенты были безукоризненно точны: Бертгольд действительно не засек хвостов и не проявлял по этому поводу тревоги. Да и с чего ему, собственно, стоило беспокоиться? Прибыл он легально. Жил в отеле. Общества не искал, лишь однажды — для установления контакта — вышел на прямую связь со Штилле. Говорили они мало, расстались быстро, условившись о новой встрече. Вот и все.

Не возникло у Бертгольда подозрения и позднее: через месяц, через два, когда дело уже наладилось и ему удалось найти подходы к социал-демократам и одному художнику, эмигранту из Мюнхена, на запрос о котором местная ландесгруппа АО и Вермке из Берлина почти одновременно сообщили, что он, несомненно, связан с КПГ.

За это время Бертгольд встречался со Штилле несколько раз и постепенно проникся к ней если и не полным доверием, то уважением. Это была женщина изящная и светская, говорила она только по существу, облекая свои мысли в лаконичные, точные фразы.

«Интеллигентна и умна», — отметил Клаус при знакомстве.

При втором свидании, нимало не интересуясь, зачем Бертгольду это понадобилось, она сообщила ему адреса двух видных социал-демократов и объяснила, с помощью каких имен открываются двери их квартир.

«Серьезна и деловита», — констатировал Бертгольд.

Поколебавшись, он решил доверить ей переписку с рейхом. Объяснил, что побаивается агентуры гестапо и просит одного: получать и отправлять письма по некоторым адресам. Вопросов Штилле не задала, спрятала список адресов в сумочку, и Клаус так охарактеризовал ее: «Нелюбопытна», подумав при этом, что так ли уж верна история с абвером, якобы отказавшимся от ее услуг. Сам бы он на месте военных, пожалуй, не спешил отталкивать дельную сотрудницу… А что, если..? Хорошо это или плохо? Скорее, хорошо. Коли не только гестапо или СД, но и абвер включился в комбинацию, солидность обеспечения только возрастет.

В начале июля Бертгольд через Штилле запросил Заграничную организацию о возможности более близкого привлечения фрейлейн Эльзе к сотрудничеству. При этом он очертил предел ее новых обязанностей: связь с ландесгруппой для получения данных на разрабатываемых лиц и обеспечение кое-каких мер прикрытия в соответствии с легендой. Кроме того, Штилле следовало распространить в среде либералов восторженный отзыв о содержании будущей антинацистской книги Клауса и тем самым подготовить почву для дальнейшего сближения с антифашистами.

Так прошли июнь, июль, август.

В сентябре зарядили нудные, тягучие дожди.

Однако они не смогли испортить Бертгольду настроение. Дела продвигались, и выход на прямую связь с лидерами социал-демократов и ответственными работниками нелегальной КПГ представлялся Клаусу вопросом дней. А потом… только бы не споткнуться в последний момент! Только бы не споткнуться!

Успех…

Он нужен был всем. Бертгольду, чтобы вернуть старое и приобрести новое. Боле, дабы доказать Гессу и фюреру, что Заграничная служба недаром ест хлеб. НСДАП, чтобы в белых одеяниях защитницы нации прикрыть кровь на своей униформе.

Успех!

И во многом — если не в основном! — он связан с человеком, допивающим последний глоток пива в маленьком кафе в осенней Праге.

«Еще немного…» — отрывочно думает Клаус, расплачиваясь за пиво и выходя на улицу. Дождь все идет, и Бертгольд, отыскивая взглядом такси, торопится открыть зонт и плотнее закутать шею шарфом. Только бы не простудиться… Смешно и глупо схватить грипп на пороге успеха.

— Такси! Эй, такси!

Но это не такси. Большая черная машина. «Линкольн», — безошибочно отмечает Бертгольд. Такие дорогие авто никогда не останавливаются на призывы прохожих, жаждущих укрыться от сырости в уютной темноте салона и проделать путь от кафе до жилища быстро и сухим. Клаус готов уже пожать плечами, досадуя на ошибку, но «Линкольн» тормозит у тротуара, и дверцы его, мягко щелкнув, выпускают двоих.

— Пожалуйста, садитесь.

Странная любезность, и Бертгольд настораживается:

— Извините, господа, я искал такси.

— Нет, нет, пан Бертгольд! Убедительно просим садиться!

Двое, вышедшие из авто, отрезали путь назад. Они вежливы и настойчивы.

— Вы ведь пан Бертгольд, литератор? Пожалуйста, не осложняйте положения. Садитесь и поедем.

В машине еще двое. Сопротивляться не имеет смысла. Бертгольд закрывает зонтик, садится. Он спокоен. Почти спокоен.

Все же для декорума он считает необходимым протестовать:

— Это насилие! Куда мы едем? Почему я задержан?

— Вы арестованы, — поправляет его тот, кто сидит рядом с шофером. — Я надпоручник Веселы из контрразведки. С ордером вас ознакомят представители государственной прокуратуры. Они ждут вас.

Бертгольд больше не тратит слов. К чему кричать, что ты гражданин Германии, требовать вызова консула, разъяснений? Все так или иначе станет на места — там, в служебных помещениях II отдела чехословацкого генштаба. Сейчас важнее другое: определить линию поведения. И решить простую и в то же время сложную проблему: признаваться, если предъявят улики, и в чем именно признаваться?

Так и не придя к определенному выводу, Бертгольд переступает порог казенного, строгих форм здания — еще не тюрьмы, но ее преддверия. Трое суток спустя, получив возможность ознакомиться с данными наблюдения, копиями своих донесений в ландесгруппу и Берлин и другими документами, он — теперь уже не в «Линкольне», а в черном автофургоне— совершает переезд в Панкрац[6]. В «одиночку» Бертгольду по его просьбе приносят письменные принадлежности и стопу бумаги: для собственноручных исчерпывающих показаний.

…И еще немало часов проходит, прежде чем в Берлин поступают сообщения об аресте Бертгольда — одно в виде секретной шифрограммы пражской ландесгруппы АО, другое в форме заметки, переданной Чехословацким телеграфным агентством, со ссылкой на газету «Народный вестник» от 8 сентября. Заметка начинается с сенсационного утверждения, что в «обществе немца Бертгольда, арестованного по делу о шпионаже… часто видели молодую красивую… даму». ЧТА называет имя дамы — Эльзе Штилле, возраст — 24 года, профессия — журналистка. По данным самого ЧТА, полученным из надежных источников, Штилле часто приезжала в Чехословакию, была и в прошлом году, останавливалась в «Голубой звезде», в Праге.