Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

• Название: Книги крови III—IV: Исповедь савана
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23825-5

«У мертвых свои магистрали. Проложенные в тех неприветливых пустырях, что начинаются за пределами нашей жизни, они заполнены потоками уходящих душ. Их тревожный гул можно услышать в глубоких изъянах мироздания — он доносится из выбоин и трещин, оставленных жестокостью, насилием и пороком. Их лихорадочную сутолоку можно мельком увидеть, когда сердце готово разорваться на части, — именно тогда взору открывается то, чему положено быть тайным». Эта цитата как нельзя более точно передает суть знаменитых сборников Клайва Баркера, объединенных общим названием «Книги крови» и ставших классикой не только мистики, но и литературы в целом.

---

Голый. Мозг. Голый. Мозг. Это имя повелевало. Оно заставляло действовать. Голый. Мозг. Голый. Мозг. Что если загнать в него палку? Попытаться ее достать?

Он понял: сейчас или никогда. Он оторвал одну руку от дерева и вытянул ее, чтобы достать до трости, застрявшей между высокими вешалками. До своей самой любимой трости, которую он называл «палкой для путешествий». Она была вырезана из гибкого ствола ясеня, удобная и легкая. Пальцы Кута сжали ее.

Голый Мозг тоже использовал свой шанс: рука все глубже проникала внутрь, расшатывая полуоткрытую дверь. Острые железные края раскраивали его кожу, но монстр чувствовал лишь ткань пиджака Кута, за который он ухватился.

Кут взмахнул своим оружием и опустил его конец на плечо Голого Мозга. Туда, где кожу приподнимала огромная кость. Средство обороны разлетелось в щепки, но свое дело сделало: снова послышался страшный вой, гигантская рука юркнула назад. Когда последний коготь исчез из поля зрения, Кут захлопнул дверь и задвинул засов. Передышка была короткой, не более двух секунд. Новая атака началась с барабанного стука кулаков, по два удара в каждом такте. Петли скрипели, дерево трещало. Еще несколько секунд, и чудище проломит дверь — его силы удесятеряла ярость.

Кут быстро шел к телефонному аппарату.

— Звони в полицию, — сказал он себе и начал набирать номер.

Сколько двоек сложится, чтобы сломать эту дверь, сколько времени потребуется чудовищу, чтобы достигнуть угла прихожей? Сколько минут осталось жить? Сколько секунд…

Сознание Кута металось в замкнутом круге, сотканном из молитв и вопросов. Он хотел знать, попадет ли на небеса, если умрет самой ужасной из смертей, когда-либо приходивших к викариям? Ожидают ли покойника райские кущи, если его внутренности выпустят наружу напротив молельной?

На полицейской станции дежурил единственный офицер — все остальные были заняты инцидентом на северной дороге. Он с трудом разбирал умоляющее бормотание преподобного Кута и уже давно бы бросил трубку, если бы из нее не доносились звуки взламываемой двери и громкое рычание, доказывающие серьезность звонка.

Офицер включил радиосвязь с патрульными машинами, но ответный сигнал пришел лишь через двадцать секунд — к этому моменту Голый Мозг уже выломал центральную балку двери в молельную и взялся за другие. Полицейские не знали об этом. То, что они уже увидели, — обугленное тело шофера и Гиссинг, потерявший мужское достоинство, — сделало их безразличными к чужому горю. Целую минуту офицер убеждал их в неотложности вызова. Этой минуты Голому Мозгу хватило, чтобы прорваться к Куту.

Из окон отеля Рону Милтону был виден парад огней, окружавши X холм; он слышал звуки сирен. Раздался еще один звук — потрясающе громкий и рычащий. Рон недоумевал: так ли уж спокоен и безопасен этот пригородный городок, приглянувшийся ему? Он взглянул на Мэгги — та недавно тоже проснулась от шума, но теперь приняла снотворное и уснула. Рон чувствовал, что должен оберегать ее, ему захотелось выглядеть в глазах Мэгги героем, хотя она смеялась над этим. В то время, как он нагонял лишний вес за сытным обедом, жена посещала занятия по самообороне. Необъяснимая печаль наполнила его: он впервые ощутил себя слабым для жизни в этом мире.

Голый Мозг вломился в прихожую молельни, покрытый впившимися в его тело щепками древесины. На торсе, проколотом множеством заноз, зияли окровавленные раны. Пропахшее ладаном помещение наполнил кислый запах его пота.

Он жадно нюхал воздух, но не чувствовал присутствия человека. Раздосадованный, он оскалил зубы, выпустив из горла сгусток скопившихся газов. Потом он тяжелой походкой направился к рабочему кабинету. Там было тепло и уютно — он знал это, хоть был ярдах в двадцати от него. Он перевернул стол кабинета, расколол об пол два стула и грузно уселся на уцелевшее сиденье около камина. Выдернув каминную решетку, он с силой швырнул ее в стену и замер, угомонившись. Жаркий воздух, живительный и исцеляющий, окружил его. Он проникал в пустой желудок, он согревал конечности, он ласкал лицо чудовища. Голый Мозг зажмурился от удовольствия: жар разливался в сосудах, разогревая в них кровь, вызывая в памяти картины полыхающих пшеничных полей.

Неприятные воспоминания снова были рядом. Он хотел прогнать их, но эта унизительная ночь тревожила его воображение. Она будет с ним всегда. Вечно. Одна из коротких ночей того далекого лета, когда царила двухмесячная засуха, когда Дикий лес был усыпан обломанными сухими ветками, когда любое живое еще дерево с легкостью подхватывало поднесенный огонь. Тогда он был изгнан из своего дома, из своих владений. Тогда его, обескураженного и испуганного, с красными от нестерпимой жары глазами, затянули в сети и пригвоздили острыми пиками, и он увидел то, чем люди хотели отплатить ему.

Они не хотели его убивать. Почему? Возможно, ими владел суеверный ужас. Нанося ему раны, они дрожали, предчувствуя гнев высших сил, что обрушится на них за это. Они зарыли чудовище в землю, наградив участью еще более страшной, чем смерть. Худшего наказания не найти: чудовищу суждено жить вечно во мраке подземной тюрьмы. Он должен был сидеть в ней, не зная, что века сменялись, что поколения людей рождались и умирали над его головой, позабыв о его существовании. Может быть, лишь женщины вспоминали иногда о нем? Их запах проникал в его ноздри, когда они проходили неподалеку от могилы, но потом исчезал. И они исчезали тоже: они находили себе мужчин и покидали это место, а он каждый раз оставался в одиночестве. Именно одиночество угнетало больше всего. Женщинам он был не нужен. А ведь когда-то он вместе со своими братьями ловил их в лесах, когда-то он обладал ими, оставляя потом лежать на земле — окровавленных, но удовлетворенных. Через какое-то время они умирали — не могли вынашивать плоды этого насилия. Огромные младенцы-гибриды разрывали зубами стенки утробы и тоже погибали. Это была единственная месть ему и его братьям со стороны человеческих самок.

Голый Мозг ударил себя в грудь и поднял глаза, увидев мерцавшую в пламени камина репродукцию с картины «Свет мира». Она не вызвала в нем желания раскаяться. Лишенные всякой привлекательности глаза мученицы смотрели на него. Они не приглашали и не звали его. Голый Мозг направил свой возбужденный взор на ту часть одежды, которой девственница прикрывала свою невинность. Семя чудовища медленно потекло по стенкам камина, шипя на горячих камнях. Ему казалось, что покоренный мир уже лежит под его ногами. В этом мире было все, чего он только мог пожелать: тепло, пища. Даже дети. Чтобы есть их мясо.

Он выпрямился, облизываясь. Его голову опьянил гнев.

Кут, укрывшийся в подземном склепе, слышал, как к молельне подъехала полицейская машина. Скрип тормозов. Шаги людей, ступающих по гравию. Их было с полдюжины — скорее всего, достаточно.

Осторожно двигаясь в темноте, он направился к лестнице.

Что-то вдруг прикоснулось к нему — он невольно вскрикнул.

— Не выходи туда сейчас, — раздался голос из-за его спины.

Это был Деклан. Он говорил слишком громко, и Кут чувствовал себя неуверенно. Существо где-то наверху, быть может, совсем рядом с ними. Нужно действовать предельно осторожно. Боже, оно не должно ничего услышать.

— Оно над нами, — прошептал Кут.

— Я знаю. — Эти слова словно вырвались из недр желудка, а не из горла. Горла, в котором недавно пенились нечистоты. — Давай позволим ему спуститься сюда. Ты ему нужен, и тебе это известно. Он хотел, чтобы я…

— Что с тобой случилось? — спросил Кут.

Лицо Деклана кривилось в безумной гримасе.

— Он должен и тебе дать свое крещение. Что ты об этом скажешь? Тебе понравилось? Ты видел, как он мочился на меня? Так вот: это еще не все, чего он хочет.

О да, он хочет гораздо большего. Ему нужно все. Ты слышишь? Все.

Кут избавился от руки, державшей его. От крепкой хватки пальцев, от их кислой вони.

— Пойдем со мной.

Хитрый взгляд звал Кута, но он ответил:

— Бог не велит мне делать этого.

Деклан рассмеялся. Это был не просто смех — в нем скрывалось искреннее сострадание к заблудшей душе.

— Он и есть бог, — произнес священник. — Он существовал еще тогда, когда и в помине не было этой набитой дерьмом постройки.

— Собаки тоже существовали.

— Кто? Ну и что?

— А то, что я не могу из-за этого позволять им трахать себя.

— Ты умник, я смотрю? — Улыбка исчезла. — Иди к нему — и ты изменишься. Ты поймешь сам.

— Нет, Деклан. Я не буду делать этого. Оставь меня…

Он почувствовал, как руки Деклана сильно сдавили его.

— А ну шагай вверх, жалкая тварь! — прикрикнул безумец. — Не заставляй бога ждать.

Он потащил Кута наверх, не ослабляя плотного кольца объятий. Кут искал слова, но не находил. Сейчас он, как никогда в жизни, нуждался в логике, и она подсказывала только одно: невозможно объяснить этому человеку, что он ошибается. Вскоре они оказались в главной башне церкви. Кут бросил взгляд на алтарь: может быть, к нему придет что-то вроде озарения? Но алтарь ничего нового ему не сообщил, поскольку был осквернен. Обивка, грязная и распоротая, запачкана экскрементами; на ступенях полыхали молитвенники и церковные книги, сюда же брошены крест и подставки для свечей. В удушливом воздухе летали хлопья сажи.