Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

• Название: Книги крови III—IV: Исповедь савана
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23825-5

«У мертвых свои магистрали. Проложенные в тех неприветливых пустырях, что начинаются за пределами нашей жизни, они заполнены потоками уходящих душ. Их тревожный гул можно услышать в глубоких изъянах мироздания — он доносится из выбоин и трещин, оставленных жестокостью, насилием и пороком. Их лихорадочную сутолоку можно мельком увидеть, когда сердце готово разорваться на части, — именно тогда взору открывается то, чему положено быть тайным». Эта цитата как нельзя более точно передает суть знаменитых сборников Клайва Баркера, объединенных общим названием «Книги крови» и ставших классикой не только мистики, но и литературы в целом.

---

— Гласси, — произнес он.

Магвайр всегда называл его так.

Ронни стоял неподвижно, пытаясь понять, что это за журналы. Он буквально вперил в них взгляд. И постепенно начал догадываться.

— Можешь полистать, все к твоим услугам, — предложил Генри Б. Генри. — Славно развлечешься.

— Да что с тобой? Расслабься, — ласково сказал Магвайр. — Ничего особенного. Просто товар.

Оцепеневший от ужаса Ронни зачем-то подошел к горе блестящих журналов и взял один сверху.

«Суперэротика, — прочитал он. — Цветные порноснимки для понимающих взрослых. Текст на английском, немецком и французском».

Ронни стал листать страницы, не в силах удержаться. Покраснев от смущения, он почти не слышал шуточек и скабрезностей Магвайра.

Непристойные изображения полились мутным потоком Ничего подобного он в жизни не видел. Возможно, эти совокупления совершались взрослыми людьми по взаимному согласию. Людьми, которые не возражали против того, чтоб их забавы запечатлелись здесь во всех подробностях и деталях. Проявляя акробатическую ловкость, они улыбались — одними губами. Глаза их остекленели, словно в них затвердела затопившая страницы голая похоть. Она была видна в каждом контуре и изгибе, в каждой кожной складке, в каждой темной прожилке и морщине. Это делало наготу безобразной, доводило ее до предела, ниже которого не пасть. Ронни почувствовал рвотные спазмы в желудке.

Он захлопнул журнал, испытывая почти физическое отвращение. Потом взглянул на другие обложки: те же яростные совокупления на любой вкус. Здесь были и «странные женщины в цепях», и «пленник резиновых одежд», и «любовник-лабрадор».

Тут раздался прокуренный голос Магвайра: он словно пытался успокоить Ронни, но в действительности насмехался над его простодушием.

Магвайр говорил:

— Все равно рано или поздно ты бы все понял И чем скорее, тем лучше. Никакого вреда. Но много веселья.

Ронни встряхнулся, пытаясь избавиться от кошмара, от устрашающих образов, застывших перед глазами. Увиденные картины ожили — они дышали и множились. Они стремились прорваться вглубь его мозга и отвоевать эту невинную территорию. В воображении Ронни возникли лабрадоры — они рвались с привязи и лизали тела скованных шлюх. Ронни не мог заставить эту сцену исчезнуть, и она становилась все более отвратительной. Он чувствовал, что видения задушат его, если он что-то не предпримет.

— Это ужасно, — смог выговорить он. — Ужасно. Ужасно. Ужасно.

Он столкнул пачку со «странными женщинами в цепях» на грязный пол, и она разлетелась, будто карточный домик, сложившись в сомнительную мозаику.

— Н-не надо этого делать, — произнес Магвайр с ледяным спокойствием.

— Ужасно, — снова повторил Ронни. — Они ужасны!

— Правда? А у нас с ними большая дружба: они — наше дело.

— Но не мое! — выкрикнул Ронни.

— Чем же они тебе не приглянулись? Слышишь, Бугай, они ему не по нраву!

Толстяк спросил, вытирая носовым платком свои вымазанные в креме пальцы:

— И отчего ясе?

— Наверное, для него это слишком пошло.

— Ужасно, — все повторял Ронни.

— Но ты увяз в этом по горло, мой мальчик, — спокойно сказал. Магвайр. Для Ронни это был голос дьявола. — Больно, но вынести придется. Ничего, стерпишь.

— Стерпишь и вынесешь, — мерзко захихикал Бугай.

Ронни посмотрел на Магвайра, и лицо этого человека показалось ему одряхлевшим, сморщенным, изможденным. Куда более старым, чем сам Магвайр. Оно вдруг вообще перестало быть лицом: капельки пота, усики над губами — все это превратилось в бесстыдную задницу одной из журнальных шлюх. Задница и произнесла эти страшные слова:

— Мы все здесь негодяи и мошенники, и если нас сцапают — терять нам нечего.

— Нечего, — подтвердил Бугай.

— А ты, сопливый специалист, — букашка у нас под ногами. Посмей только пикнуть — окажешься в навозной куче вместе со своей репутацией честного бухгалтера Уж я позабочусь об этом. Ни одна тварь не предложит тебе работу. Ты понял?

Ронни затрясся от возмущения, и ему захотелось ударить Магвайра. Так он и сделал. Ронни размахнулся, и его кулак врезался в зубы противника, и это ощущение понравилось Ронни. Кровь хлынула из разбитых губ Магвайра Ронни проявил воинственность второй раз в жизни; после школы он ни разу не дрался. Гнев лишил его бдительности, и ответный удар застал врасплох. Ронни рухнул на пол, посреди безразличных к его боли «странных женщин». Тяжелая нога Бугая помешала ему подняться и сломала нос. Укрощенный самым грубым образом, Ронни был снова поставлен на ноги, ошеломленный, но не побежденный. Его поддерживал Бутай, стоявший сзади. Унизанная кольцами рука Магвайра сжала пальцы в кулак. Мерзавец видел перед собой не Ронни, а боксерскую грушу. Магвайр долго колотил ее. Боксеры на тренировках вряд ли выполняли это упражнение: начать бить ниже пояса и медленно продвигаться все выше и выше.

Боль, которую испытывал Ронни, действовала странно: силы постепенно восстанавливались, душа излечилась от чувства вины. Когда Бугай выбросил его в темноту ночи, искалеченного и избитого, на сердце Ронни стало легко. Он не чувствовал ни возмущения, ни злобы — только потребность завершить очищение, начатое рукой Магвайра.

Бернадетт он сказал, что на него напали сзади. Побили. Хотели ограбить. Открыть ей правду? Нет, правда касается лишь его одного. Ему было неприятно обманывать жену. Она трогательно заботилась о нем, Ронни же не чувствовал себя достойным этого. Две ночи он провел без сна. Он недвижно лежал на кровати, всего в нескольких фугах от своей доверчивой жены, пытаясь собраться с мыслями и объяснить свои ощущения. Он предчувствовал, что рано или поздно правда откроется. Что он мог для этого сделать? Пойти в полицию? Это требовало смелости, но ее не оказалось в его задумчивом и ослабшем сердце. Ронни не нашел ее в себе ни в пятницу, ни в субботу. Синяки почти исчезли. Беспорядок и волнения в душе улеглись.

И тогда, в воскресенье, случилось самое мерзкое.

Все бульварные газеты вышли с заголовками на первой странице: «Империи секса Рональда Гласса», — не позабыв взять на вооружение его фотографии. Она была и внутри, где Ронни, снятый в самых невинных обыденных обстоятельствах, производил отнюдь не благопристойное впечатление. Он то защищал лицо от наведенной камеры, то был застигнут ею врасплох. Все видели его смущение. Кожа на щеках и подбородке, никогда не остававшаяся после бритья гладкой, казалась заросшей недельной щетиной. Ежик коротко стриженных волос имел весьма уголовный вид. Прищур близоруких глаз превратился в похотливую гримасу.

Ронни изучал свое же лицо на странице новостей и чувствовал приближение своего личного апокалипсиса. Потрясенный, он решил испить чашу до дна.

Кто-то — Ронни так и не узнал, кто это, — постарался сочинить целую историю. Подробно описал тайный мир извращенца: порнография, публичные дома, секс-шопы, кинотеатры. Имя Магвайра не упоминалось нигде. Как и имена его помощников. Везде, во всем лишь один Гласс, порнограф и растлитель детей.

Ронни вернулся домой. Бернадетт сидела с детьми. Какая-то скотина, наверняка забрызгавшая слюной свою телефонную трубку, не погнушалась пересказать ей газетные сказки.

Ронни стоял на кухне около накрытого стола Он понимал, что воскресного обеда не будет. Никто не сядет за этот стол. Никто не притронется к этой еде. Он заплакал. Слезы не лились ручьями — их вытекло ровно столько, сколько нужно, чтобы излить горечь и скорбь. Он сел и, как всякий приличный человек, загнанный в угол, разработал план убийства.

В его положении раздобыть оружие было непросто. Пришлось пустить в ход всю свою осторожность, несколько ласковых слов и много денег. Полтора дня ушло у Ронни на подготовку. За это время ему удалось выяснить, где купить подходящее оружие и как им пользоваться.

Наступило его время, и Ронни приступил к делу.

Первым умер Генри Б. Он был застрелен в Айлингтоне, в собственном доме, на кухне из соснового дерева, где он наслаждался крепким кофе, сжимая в трехпалой руке маленькую чашку. Его лицо вдруг исказила гримаса жалкого ужаса. Но о пощаде не могло быть и речи. Первый выстрел продырявил Генри бок. В рану вжался отстреленный клочок рубашки. Крови было мало. Слишком мало даже по сравнению с той, что вытекла когда-то из Ронни. Тот выстрелил еще — уже более уверенно и метко. Пуля не подвела и попала в шею. Безмолвный Генри Б. медленно подался вперед, словно актер немого кино. Уродливая рука не желала расставаться с чашкой бодрящего напитка до тех пор, пока тело не распростерлось вниз лицом на полу. Завертевшаяся волчком чашка остановилась.

Ронни сделал шаг вперед и выпустил еще одну пулю в заднюю сторону шеи. Она вошла в уже выбитое им отверстие. Быстрая и аккуратная работа. Ронни пробежал через двор и скрылся за задними воротами, пораженный прежде всего тем, что совершить убийство не так уж сложно. У него было ощущение, будто он раздавил крысу в собственном винном погребе: неприятное, но необходимое дело.