Павел Далецкий - Концессия

• Название: Концессия
• Автор: Павел Далецкий
• Издательство: Ленинградское газетно-журнальное и книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Роман П. Далецкого «Концессия» посвящен советскому Дальнему Востоку конца двадцатых годов. В нем показана борьба китайского и японского рабочего класса за свое освобождение, раскрыты агрессивные замыслы японских и американских империалистов против Советского Союза.

Книга рассказывает о непобедимой мощи и силе Советской страны.

---

Бригадира особенно радовал кедр. Тара из него выходила душистая, непобедимо благоухающая тайгой. Конечно, тара не получалась стопроцентная. Лучшая клепка, конечно, колотая, когда дерево раздается по слоям под рукой опытного рубщика. Такая клепка легко просыхает и не дает трещин. На пилах не то.

К тому же, осмотрев полученный лес, Куст пришел к выводу, что никакой сушке он не подвергался, лежал в штабелях или даже просто в завалах... Следовательно, на заводе ему предстояло пройти изрядный путь.

И вот под сопками появились обширные навесы. Они были открыты только с одной стороны — ни солнце, ни сквозной ветер не имели туда доступа. Туда легла драгоценная приморская клепка. Здесь она медленно высыхала, не рискуя разорваться.

Куст, назначенный главным опекуном над зреющими клепками, ежедневно, утром и вечером, обследовал их, трогал руками, пробуя влажность, и усиленно тянул носом, анализируя запахи.

Клепка во влажном морском воздухе доходила медленно. Это тормозило работу.

Около навесов воздвигался обширный деревянный сруб для последнего этапа сушки — горячим паром, чтобы из клепок выварить калийные соли и застраховать их от гниения.

Лес на территории завода лежал теперь всюду просторными равнобедренными треугольниками, удовлетворяя рабочее сердце своим обилием.

Куст осматривал навесы и треугольники, борода неподвижно прислонилась к груди, как парус к мачте, ожидающий первого порыва.

— Бригадиру привет! — крикнул Троян, проходя мимо. — Бригада работает?

— Работает.

Куст еще раз осмотрел навесы и пошел за Трояном.

— Хорошая борода у тебя, — сказал Троян. — И похож ты на моего деда.

— Из какой губернии?

— Нижний-Новгород, бригадир!

Они взобрались но крутой тропе, срывая сапогами камешки. Одинокий стебель шиповника раскрыл пунцовую чашечку; в чашечке, торопливо суясь в каждую тычинку, копошилась запоздалая пчела.

— Я дальневосточный, — сказал Куст. — В России не бывал, а рассказывают — ровное место, ни гор, ни тайги... так, лесок кое-где на десять верст. И почитается этот лесок уже превеликим лесом, и ребята боятся ходить, и водится в этом лесу зверь: заяц да белка.

Он усмехнулся и толстыми губами пожевал конец бороды.

Из открытых окон особняка несся стук, грохот и скрип.

В зале с линолеумовым полом обдирали ветхие обои. Пахло мышами и плесенью. Куски обоев свисали, качались и падали на пол. У печи, сжав тонкие губы, возился Мостовой. Ему помогал, размешивая глину, Краснов. В соседней комнате строгали новые двери. В уже готовой кухне с конфорками на плите и стеклами в рамах, разувшись, мерцая голыми ногами и руками, орудовала Медведица. Она смывала густую пыль десятилетий со стен, подоконников, огромных полок и пола.

Гомонова работала в маленькой комнате с единственным окном на восток, в гущу цветущей сирени. Комнатка предназначалась под склад платьев и игрушек.

Вера и Графф приколачивали длинные полки, разделенные на клетушки. На окне примостился фотоаппаратик. Вера только что снимала стройку. Пусть останутся на память запустение, смерть и дружная работа над воскресением.

В углу приспособлял шкафик Греховодов, единственный сотрудник конторы, пожелавший принять участие в общественном начинании бригады. Но дело у него не спорилось: он не умел находить пазы в кирпичных стенах. Однако работал с упорством. Он не только зачислился работником в бригаду, но написал в стенновке призывную статью: «Товарищи, штурмуйте быт».

На пороге остановился Троян.

— Новый работник, — кивнула Вера, — идите помогать.

«Пожалуй, я по-настоящему люблю ее», — подумал поэт, ощущая при виде Веры радостное успокоение, какое охватывает путешественника, прибывшего к намеченной цели.

— Читали, товарищи, статью Греховодова? — спросил Графф. — Дельная статья. Быт надо штурмовать. И надо в глубину его штурмовать. Вот сейчас мы заняты яслями, детской площадкой, детсадом, конечно, дело правильное, законное, но, мне кажется, неправильно только в эту сторону штурмовать быт. Я бы, например, выдвинул на некоторое время пожелание не спешить с детьми. Я не буду говорить, что жилплощадь мала: в одной комнате и мать, и отец, и дети, и очень часто бабушка и дедушка. Сегодня квартир нет, завтра будут. Я хочу обратить внимание на другое: на необходимость, я бы так сказал, веселой дружбы между супругами. Вы кончили работу, пришли, пообедали и, пожалуйста, парочкой на стадион, в кино, на море поплавать. Вместе, рядком друг с дружкой, по-новому. Раньше этого не водилось. Раньше жена сидела у плиты. По дому, по двору взад-вперед, то с ведром, то с совком. Пригвождена была к быту. А теперь — общественное питание. Забот нет, обеда не варить, посуды не мыть. Пообедали и пошли... муж и жена! Но есть к этому одно препятствие... Вот пример: со мной через дверь живут супруги. Поженились недавно. Хорошие товарищи. Он высокий, на биллиарде играть мастачок, жена чуточку пониже, волейбольщица. В прошлом году жили, я им завидовал: всегда вместе! Очень было хорошо. А вот родился между ними новый гражданин, и положение изменилось. Как-то была прогулка на катере на Девятнадцатую версту. Я поехал. Смотрю — и они. Сидит моя Нина Владимировна с ребенком, ребенок плачет. Муж курит и смотрит в сторону. И, действительно, какой интерес, какая прогулка, какая радость: младенец орет! По-моему, надо бы им подождать с сынком.

— А вот мне не кажется, — сказал Троян, — что новое в нашей семье — это совместный отдых и развлечение. Разве буржуазная парочка не думает о развлечениях? Новое в нашей семье вовсе не в том, что, пообедав в столовой, супруги бегут на футбольный матч. Новое заключается прежде всего в сознании. Мужчина и женщина самостоятельны и равноправны! Вот совершенно новое качество советской семьи. Муж и жена — товарищи. Какой могут быть помехой дети?

— Ну, это одни высокие разговоры, — пренебрежительно сказал Графф. — Красиво. А попробуйте-ка сами.

— Попробую, — тихо сказал Троян.

Шкафик, только что повешенный Греховодовым, рухнул.

— Вы всю стену перепортите, — заметила Вера.

— В первый раз такую стену встречаю. Чорт знает, что за стена!

— Я вам помогу, — подошел Троян.

Он отсчитал кирпичи и указал пазы.

— Кто этот герой, — спросил он шопотом, приближая губы к самому уху Веры, — немного косой, немного кривоногий, с рожками над головой?

— Наш генеральный счетовод. Через неделю дом будет готов и кой для кого начнется новая эпоха. А завтра общезаводская экскурсия на Седанку. День смычки с китайскими товарищами и обращения к женщинам. Если хотите и можете, поедем.

— Да это чудесно! Поеду. Я в отпуску.

— Висит! — сообщил Греховодов, пробуя шкафик рукой. — В этой комнате как будто всё.

— Объявитесь, товарищ Греховодов, бригадиру, он вам даст еще работу.

— Так, так, правильно.

Греховодов прошел мимо Медведицы, которая кончала мытье полов и тыльной стороной ладони вытирала со лба пот.

— Отшлифовали? — спросил он, останавливаясь.

— Да уж как сумела!

— Вы-то уж сумели!

Его хилое, слабое, неудачное тело влекла эта огромная, тяжеловесная женщина. Он оказал отрывисто:

— Давай ведро... вылью.

У порога стояло ведро с черной, жирной, пыльной водой.

— Штанишки оплещете, — усмехнулась Медведица. — Справлюсь сама. Иди, помогай другим, коли своего дела нет.

Греховодов покраснел, иронически прикоснулся к кепке и пошел.

В зале, стоя на козлах, белил потолок Святой Куст. В известь он подбавил охры, и теперь потолок цветом напоминал подсолнечник. За это нарушение обычая его немилосердно ругали женщины, но он только улыбался. Два столяра поднимали на петли дверь.

«Хватит, — решил Греховодов, — перегнешь палку, сломится». — Он неторопливо оглядывал стены, потолок, пол и подвигался к выходу, всем своим внимательным, неторопящимся видом говоря: «Я что-то ищу, не подумайте, что я ухожу».

На крыльце курил Графф. Счетовод дружески пощупал его мускулы.

— Ну, как физкультура? Состязания и прочее? А, между прочим, мыслишки неглупые сегодня изложил. А завтра на Седанке физкультура будет?

— В полном объеме.

Графф посмотрел на темнеющее небо и решительно отряхнул пиджак.

— Иду, надо перед выступлением отдохнуть... А вы еще будете работать?

— Еще останусь... коллективная спайка!

Когда Графф растаял в сумерках, Греховодов осторожно двинулся тоже. У его дома на перилах беседки маячила большая фигура. Греховодов прошел боковой дорожкой, чтобы лучше рассмотреть.

— Здорово, Илья! — услышал он бас.

— Ну, зачем так громко! — возмутился Греховодов, отдавая руку в жертву львиному пожатию. — Ты подожди здесь... я пройду, зажгу свет и позову.

Подошел к двери хозяйки и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Осторожно проник в свою комнату.