Ирина Сергиевская - Последний бебрик

• Название: Последний бебрик
• Автор: Ирина Сергиевская
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7516-0731-9

Действие трагикомического романа Ирины Сергиевской «Последний бебрик» происходит в Санкт-Петербурге в девяностых годах XX века. Душа талантливого, но, увы, пьющего писателя Семена Мая становится ареной борьбы между темными и светлыми силами. Как выжить честному человеку в России и сохранить при этом свой собственный мир — вот главный вопрос романа, в котором соединились высокая трагедия и буффонада, едкая ирония и тонкий юмор, отточенный стиль и хорошее знание человеческой натуры.

---

— Кре-е-ест! Кре-е-ест! — бесновался снаружи Веревкин. — Кто прикарманит, считай — труп! Язык вы-ырву-у! Руки сломаю-ю! У-у, га-а-ды-ы!..

— Этот Веревкин похож на… Савла, — лениво съязвил Май, обращаясь к официанту. — Вы помните, как написано в Библии? «Савл же, дыша угрозами и убийством…»

— Да ты циник, Май, — сыто укорил друга артист за дерзкое сравнение и поспешил успокоить официанта, который вновь опасливо придвинул к себе поднос, впрочем, уже пустой: — Не дрейфь, Чешуйников. Стажер у меня хоть и с прибабахом, но дрессированный. Не кусается.

Тут сотрапезники увидели босоногую даму в странном платье наподобие кухонного фартука из розовой парчи. Дама нетвердо ползла мимо стола, с брезгливым усилием отталкивая встречавшиеся на пути бильярдные шары.

— Здравствуй, Маня, — приветствовал Чешуйников.

Но пьяная Маня, не отозвавшись, скрылась за горой поваленных стульев.

— Хорошая она, — вздохнул Чешуйников уважительно. — В прошлом доцент кафедры микробиологии. Сейчас наша штатная гадалка. Карты, руны, кофейная гуща, то-се. Предсказывает исключительно в стихотворной форме, причем на ходу стихи сочиняет. Но правда, когда водки нажрется, то горланит только одно, свою лучшую поэму: «Человек же населен и простейшим, и червем…»

— Лирично, — похвалил Мандрыгин.

— Весьма, — поддакнул Май, болезненно упиваясь всем происходящим.

На дне здания весело буйствовал оркестр. Май мимолетно вспомнил, что в балете под эту музыку пестрая испанская толпа тормошит и подбрасывает высоко вверх Санчо Пансу.

— В человеке все дрянь, кроме скелета, — вдруг прорвало Чешуйникова. — Если скелет не трогать, он сохраняется через века. У него природная прочность. А мышцы и прочее — не сохраняются. Взять для примера египетские мумии. Гадость. А почему? Потому что эти чертовы язычники все тело сохранить хотели, а надо было о скелете в первую очередь думать. О ске-ле-те!

Столь неожиданный зигзаг беседы не просто удивил Мая, а слегка встревожил. В тоне Чешуйникова слышалось неподдельное волнение, даже горячность. Но говорить на странную тему официант более не стал — лег на спину, закинув руки за голову, и замолчал. Рядом прилег брезгливо усмехающийся Мандрыгин. Пенистая музыка Минкуса потеряла стройность — теперь марш тореадоров прерывался невнятным козлогласием — пели не то гости, не то приглашенные хористы. Вокруг биллиардного стола все ползали люди, и стрекотал вдали неутомимый Веревкин…

«Как хорошо, как славно, — подумал Май, тоже растянувшись на пушистом ковре. — Как славно…»

«И при этом ничуть не стыдно, — вдруг жарко подхватил двойник. — И заметь, ничего не надо для большего счастья, ничего и никого». Двойник, казалось, выдавился наружу из Мая и лежал рядышком. Май закрыл глаза и нехотя, вскользь, вспомнил о жене, дочке: «Как они там, в Каневе? Небось ивовые ветки собирают — корзинки плести». О, постная, безнадежная, бессмысленная рутина! Это постылое чувство долга перед семьей! Это чувство вины! И так — до гробовой доски?!. Теперь, когда другая жизнь — необременительная, беспечная — приголубила Мая, лица из прошлого казались скучны, жалки… «…даже ненавистны, — продолжил двойник и молодцевато заключил: — Надо, братец, смеясь расставаться со своим прошлым. Это есть истина — примитивная и понятная, как ночной горшок». Май слабо рассмеялся и, перевернувшись на живот, увидел, что мимо стола вновь ползет невменяемая доцент-гадалка Маня. Голая матрацная спина Мани была облита кетчупом, с платья осыпались розовые блестки.

— Маня, — машинально позвал Май.

Затем случилось невероятное. Пьяная Маня застыла на месте и, поворотив к Маю тяжелое потное лицо с разводами туши под глазами, звонко отбарабанила по слогам:

— Раз-ве ку-пишь ты бес-смер-тие за все свое зо-ло-то? И кто, ска-жи мне, гер-цог, про-даст те-бе его?

Май резко сел, ударившись головой о стол, но боли не почувствовал. Меж тем доцент-гадалка уползла восвояси. Ясно, что фразу про бессмертие она знать не могла: только двое знали ее — Май и Шмухляров. «Плюнь, — успокоил двойник. — Мало ли что среди этого грохота послышится. И знаешь, выпей-ка водки. Ее здесь много, вон, за стульями ящик стоит…»

Но предложение не вдохновило Мая, напротив — встревожило еще больше. Он вспомнил, как просил ангела купить водку и как тот, арестованный, говорил с ним по телефону — от лица милиционера со странной фамилией Слушайрыба.

— А теперь он Маню использовал… Неужели это значит, что он не бросил меня?! — неразборчиво пробормотал Май и, толкнув дремлющего Мандрыгина в бок, жалобно спросил: — Ты не слышал, что сейчас Маня сказала?

Тот ответил невпопад, не открывая глаз:

— Скоро уже… Сходим разок в публику, соберем жатву и отвалим домой.

«Дза-нн! Дза-нн! Дза-нн!» — возликовали литавры. Музыка оборвалась; воцарилось неразборчивое козлогласие, сопровождаемое смехом и аплодисментами.

— Ну какая у тебя жатва, Гормотун несчастный, — жалостливо сказал Чешуйников, приподнимаясь. — Так, мелочь, ерунда.

— Уж конечно, гробовую лавку не купить, — согласился Мандрыгин, открывая глаза и потягиваясь.

— Ты — дурак? — окрысился официант. — Ты не понимаешь, какие тут дела делать можно? Думаешь, я зачем гробовую лавку купить надумал? Я вперед смотрю. О детях думаю, о внуках!

— У тебя же внуков нет, чего ты их собрался хоронить?

— Не хоронить! — строго погрозил пальцем Чешуйников. — Я о жизни их забочусь, о материальной базе. У меня же самый выгодный бизнес будет: мертвяки! Это вам не что-нибудь… Не алмазы и даже не нефть, которые все равно когда-нибудь кончатся. А мертвяки — никогда, никогда! — Чешуйников перевел дух и неожиданно заключил академическим тоном: — Конечно, они могут обесцениться, но это, господа, только в том случае, если Земле придет кирдык. К примеру, если Солнце погаснет. Тогда абсолютно все станут мертвяками, а им, естественно, не до бизнеса будет.

Пластмассовые глазки официанта часто мигали. Он схватился за фалду фрака, залез в невидимый карман, вытащил какой-то листок, развернул и протянул Маю:

— Читай, стажер.

Щурясь, Май прочитал спотыкливым голосом:

— «Заявление. Прошу предоставить мне, Чешуйникову В. Р., работнику ресторана „Звезда“ (стаж работы в должности официанта десять лет)…

— Десять! — победно вкрапил Чешуйников.

— …предоставить мне льготу на право неприкосновенности моего скелета в случае моей кончины. Подпись. Число».

— А число потом укажут, какое поставить! Когда момент наступит! — вскричал официант, ерзая от возбуждения.

— Что все это значит? — спросил Май, растерянно улыбаясь. — Это здесь так принято шутить?

— Ты, стажер, сноску пропустил, внизу же сноска имеется! — всхлипнул Чешуйников, выхватил листок у Мая и торжественно прочитал: — «Основание для получения льготы: а) не имею достаточно средств, чтобы выкупить право на неприкосновенность скелета; в) хочу предстать на Страшном суде в подобающем для христианина облике. Нужное подчеркнуть».

— Вот интересно, что же ты подчеркнул, Чешуйников? — спросил Мандрыгин невозмутимо.

— А ничего! — хвастливо объявил официант. — Мне, как проверенному работнику ресторана с десятилетним стажем беспорочной службы, и так полагается льгота.

— Что это? — вновь спросил Май, беспомощно улыбаясь.

— Это, мой тупоголовый друг, право на бессмертие, — сухо пояснил Мандрыгин.

— Оно! — кивнул Чешуйников. — Оно самое! И главное: юридически оформлено так, что не подкопаешься! А что вы хотите — раз бессмертие существует, то почему бы цивилизованным людям не оформить его соответствующим образом, как они оформляют все остальное?

— А если бессмертия нет? — ужалил Мандрыгин.

— Есть!! — истово возгласил Чешуйников и перекрестился. — Есть оно, говорю тебе, сволочь ты такая!

— Ну, верю, верю, — подмигнул сволочь. — Да и как ему не быть, если ты гробовую лавку купить надумал для бизнеса! И даже льготу получил!

— Мы в первых рядах пойдем! — поддакнул Чешуйников.

— Официанты? — спросил Май.

— Только лучшие. Которые — ого-го!.. Не то что дрянь всякая… То же и с поварами. Лучших выделят. А вы думали, такую льготу кому ни попадя дадут? Как пенсию, что ли, вашу паршивую?

— А мусье Шарль тоже считается избранным? — спросил Мандрыгин. — Он ведь здесь давно околачивается.

— Вот ему! — Чешуйников показал бледный маленький кукиш. — Пусть в свой Париж катится! Спит, гнида, целыми днями, приходит только вечером, жрет на халяву. Буженину из кухни ворует регулярно. Развратник, педераст! Не-ет, коленом под зад его и в Париж! — Чешуйников сурово затих, но тотчас продолжил: — Конечно, когда бизнес со скелетами наберет силу, тогда у нас и Париж вздрогнет. Им, лягушатникам, тоже не захочется свои кости на сувениры отдавать. Вот тогда они России и покланяются — ведь монополия-то у нас, здесь, будет! Без нас они никуда свои скелеты не заховают!