Франсуа Блюш - Людовик XIV

• Название: Людовик XIV
• Автор: Франсуа Блюш
• Издательство: Ладомир
• Жанр: История
• Год: 1998
• ISBN: 5-86218-263-2

В увлекательно написанной романизированной биографии, составленной ведущим современным французским историком Ф. Блюшем. подробно описывается жизнь Людовика XIV, прозванного Великим, с момента его рождения и до кончины. Со страниц книги перед читателем предстает колоритная фигура самого знаменитого в христианском мире тех времен короля во всех его человеческих проявлениях, покровителя литературы и искусства, ценителя красивых женщин и государственного реформатора. Блюш блестяще описал жизнь французского двора, мастерски изобразил страсти, интриги, победы и поражения, которыми жило окружение Короля-Солнце.

---

Дож, посланцы из Московии, послы из отдаленных стран послужили предлогом для придворных, королевских и политических торжеств, память о которых осталась на века.

Эти памятные демонстрации не только устраиваются для двора; они устраиваются двором. У каждого своя роль: у дофина, у законных сыновей французского короля, у принцев крови, у офицеров короны, у высокопоставленных сановников королевского двора. У комнатного дворянина и у капитана личной охраны короля тоже свои обязанности. Однако что бы они делали без церемониймейстера Франции, главного прево королевской резиденции, без лиц, представляющих послов? Места одних и других определяются придворным этикетом, который сам по себе претерпел изменения и отточился в результате более чем столетнего использования и который может быть изменен только ad nutum (по велению).

Но традиции, пожалуй, сильнее перемен; неукоснительное соблюдение этикета, выработанного с тем, чтобы представлять все в наилучшем виде, делает этот двор упорядоченным, «классическим», подчиняющимся определенной логике, совершенным. Те, кто описывают версальские торжества, часто называют их балетом, как если бы двор и придворный балет стали синонимами. Но поставленный балет предполагает иерархию и дисциплину. В таком случае слишком поспешно заверение, что двор Людовика XIV был чрезмерно «иерархизирован» и что дворянство, живущее в окружении короля, было уже так хорошо «одомашнено», что стало как бы превращаться в его «инструмент».

Видимость именно такова. Свод правил, определяющий церемониал этикета 1682 года, — это уже объемистый труд, который беспрестанно обогащается, его изучение серьезно увлекает весьма известных лиц: Месье (и уже с давних пор), герцога Сен-Симона (с 1691 года). Церемониал зависит от ранга и способствует различению по рангам. После короля по рангу идет наследник, затем Месье — брат Его Величества, законный сын Людовика XIII, после него идут законные внуки. За ними следуют принцы крови.

Можно было бы быстро разобраться в этом деле, если бы был один-единственный ранг в каждой категории, но дело в том, что внутри каждой группы все регулируется особым протоколом. Людовик XIV выносит по этому поводу беспрекословное решение всякий раз, когда этого требует политическая необходимость или когда ему надоедают диспуты заинтересованных сторон. Так он поступает 4 марта 1710 года, устанавливая ранговые отличия для принцесс. Он придает этому достаточно важное значение и собирает на следующий день совет министров, чтобы решить этот вопрос{103}. Отныне по его воле «ко всем дочерям королевского дома по прямой линии будет обращение «Мадам», и они будут рангом выше всех других принцесс королевской семьи, даже не будучи замужем; и дочери герцогини Бургундской будут рангом выше, и вдовствующая Мадам (принцесса Пфальцская), и принцесса, на которой женится герцог де Берри; а по побочной линии королевской семьи замужние принцессы будут рангом выше, чем незамужние». Так же будет и «с другими принцессами крови: мадам герцогиня и замужние принцессы крови будут рангом выше Мадемуазель (дочери брата Людовика XIV), потому что она — незамужняя принцесса крови». Маркиз де Торси, которому принадлежат эти аналитические выкладки, заканчивает такими словами: «В намерение короля входило установить мир в королевском доме путем такого регламентирования»{103}. В наше время во Франции есть только один человек по имени Жан Франсуа Сольнон, который способен понять такой сложный текст после первого прочтения[66]. Даже люди, специально занимающиеся Великим веком, вынуждены обращаться к генеалогическим схемам, ломать себе голову и выписывать все, что там находят, чтобы во всем разобраться. Ибо мы утратили чутье (почти интуитивное), помогающее постигнуть иерархические и ранговые построения. По мужской линии Людовик XIV четко определил 4 марта 1710 года титулы многих принцев. «Было предложено, чтобы герцог Шартрский назывался: «Месье Принц» (как некогда глава дома Конде), но это оказалось неверным; теперь доведено до сведения всех, что он сохранит свое имя, то есть герцог Шартрский, но будет пользоваться всеми привилегиями первого принца крови. В отношении герцога Энгиенского было сообщено, пишет Сурш, что из уважения к памяти его отца, принца, он примет титул (“Месье Герцог”) лишь после похорон своего отца»{97}.

Принцы крови стоят на голову выше узаконенных, внебрачно рожденных детей, и ранговое положение последних является постоянной заботой их отца с 1694 по 1715 год, вызывая пересуды и различные толки, а также раздражение герцога Сен-Симона. Неопределенность, связанная с их будущим положением, стремительно возрастающие оказываемые им милости — вот в то время темы для размышлений относительно власти короля в области рангов и привилегий.

После принцев важное место отводится при дворе герцогам, а среди них первыми по рангу идут пэры (некоторые из них — «иностранные принцы», гордящиеся тем, что в их семье когда-то были правители, обладающие верховной властью, они считают себя рангом выше, чем обыкновенные пэры); за ними следуют наследственные герцоги, не являющиеся пэрами; эти герцоги стоят еще на ранг выше герцогов «по королевской грамоте» (пожалованная грамота, которая не была зарегистрирована парламентом). Людовик XIV умеет поставить в особое положение рыцарей Святого Духа, по рангу они идут после ранга герцогов, но перед рангом обычных дворян. Наконец, среди обычных придворных считается (и это совершенно логично), что те дворяне, которые живут во дворце и в прилегающих к нему зданиях (а они имеют эту привилегию, потому что сотрапезничают с королем за одним столом и потому что король их выбрал), образуют как бы особый социальный ранг, представляющий избранное светское общество, которое просто приглашается ко двору.

Но это снижение по рангу обманчиво и неполно отражает суть вещей. Ни положения по рангу, ни этикета недостаточно, чтобы оправдать некоторые придворные привилегии, например, место каждого на такой престижной церемонии, как утренний выход монарха; благосклонность, доверие играют свою роль, подправляют ранговые отличия. Эти подправки к этикету привносят в группу разношерстного дворянства — или в группу второго сословия — видимость иерархии: только герцогини «получают табурет», то есть привилегию сидеть в присутствии королевы и жены дофина. Они, однако, не определяют все. Некоторые важные придворные обязанности создают предпосылки для параллельной иерархии: министру больше завидуют, чем обычному герцогу; прево королевского дворца может пользоваться влиянием, равным влиянию принца; историограф, чтец или комнатный дворянин имеют прямой доступ к королю.

И сведущие в этих делах современники прекрасно понимали эту реальность и знали правду, которую Сен-Симон утаивает: ему так хочется внушить представление, что этикет в это время играет главенствующую роль. Все те, кто сравнивали двор Людовика XIV с каким-то механизмом, по крайней мере, знали, что никакие часы короля, никакие астрономические часовые устройства не имели более сложного механизма, чем дворцовый механизм Версаля.

Об этикете и правилах хорошего тона двора

Устраивая свою резиденцию в Версале в 1682 году, Людовик XIV начинает с того, что просто вселяется в первые построенные здания. В это время было только что окончено строительство южного крыла замка, предпоследней часовни, конюшен, произведены последние работы в Марли и начато строительство служебных помещений. В отношении придворного устройства новое заключалось в том, чтобы расширить двор и сделать его более блестящим. Мысли короля уже в течение тридцати лет направлены лишь на то, чтобы избежать создания условий для новой Фронды: двор Лувра, двор Тюильри и двор Сен-Жермена уже подчинены этим принципам. Высшее дворянство, стремящееся вести блестящий образ жизни, подпадает под наблюдение, как только оно начинает «вращаться на орбите вокруг Короля-Солнце». Король сумел убедить, за период более чем в двадцать лет, эту самую аристократию, что ее призванием является не бездеятельная независимость, а служение государству. А поскольку это служение связано, в частности, с понятием военной службы, военной славы, с военной честью, то придворный — солдат уже в течение двадцати лет. А если он, кроме этого, ведает гардеробом или является комнатным дворянином, он это делает по совместительству: стремится удвоить свое рвение служить.

Первых кампаний в его правление, особенно войны с Голландией, было достаточно, чтоб скрепить кровью негласный союз монарха и дворян, его приближенных. Войны последней части его правления, которые велись в то время, когда Версаль играл главенствующую роль, лишь укрепят у французского придворного желание и стремление служить. Многие бывшие фрондеры пали на поле брани: герцог де Бофор в 1669 году, де Тюренн в 1675 году. Другие умрут преждевременно от подорванного на службе здоровья, как маршал Люксембургский, прозванный «обойщиком Нотр-Дамским» (за то, что маршал захватил очень много вражеских знамен, которыми были обвешаны, как коврами, стены в соборе Нотр-Дам. — Примеч. перев.), в 1695 году. Налог кровью платят, как никогда. Итак, этот приоритет, отдаваемый военной службе, и предоставленная Версалем королю возможность контролировать качество службы дают представление о реальном значении двора. Двор может быть слишком занят в зимний период выигрышами в карты маркиза Данжо, последней дуэлью, последним адюльтером; но с приходом весны опять грядут опасности; подвиги, ранения и смерти отложены на лето. В 1709 году, после битвы при Мальплаке, Мадам Элизавета-Шарлотта Пфальцская описывает это так: «В Версале теперь видны только коляски, повязки и костыли»{87}. Высокородное дворянство оправдывает значительную часть своих привилегий тем, что идет служить, проводит много лет на войне, рискует, платит без колебаний налог своей кровью (не так оно поступает с капитацией и десятиной). Двор часто играет роль прихожей перед смертью. Такие, как Сен-Симон и де Монтерлан, кто видит лишь декор в версальских постройках, не осознали эту реальность. Балы и маскарады двора (не такие многочисленные и не настолько веселые, как до 1682 года), игра в карты, любовные развлечения, игра в шары, охота, конные состязания — все это мыслится как отдых и вознаграждение для воина. Если слово «воин», кажется, плохо сочетается с лентами, украшавшими одежды маркизов, оно обретает всю свою силу в армии.