Андрей Иванов - Повседневная жизнь французов при Наполеоне

• Название: Повседневная жизнь французов при Наполеоне
• Автор: Андрей Иванов
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02863-5

Наполеоновские войны перевернули жизнь не одной только Франции, но всей Европы. И по сей день история «Великого корсиканца» и созданной им Империи не потеряла своей притягательности, о чем свидетельствует все возрастающий поток книг, посвященных Наполеоновской эпохе. Но чем жила сама Франция при Наполеоне? Каким образом императору удалось объединить нацию, мобилизовать ее на великие свершения? И почему эта эпоха выдвинула столько выдающихся деятелей, причем в самых разных областях жизни?

Книга, предлагаемая вниманию читателей, состоит из ряда очерков. Каждый из них посвящен отдельной теме или отдельному персонажу, но все вместе они прочно связаны зримым или незримым присутствием главного героя повествования, личность которого показана динамично и разносторонне.

---

Чему они клялись служить — Республике или Империи? Все равно — ведь это же революционная Империя!

16 августа 1804 года Куанье, Ларрей и еще две тысячи новых кавалеров вошли в число тех, кто оказал «значительные услуги государству в войне за свободу», и тех граждан, которые «своими знаниями, талантами и добродетелями содействовали установлению и защите республиканских начал или внушали любовь и уважение к правосудию или к государственной власти».

Они вошли в Легион, шефом которого был сам Наполеон Бонапарт. Организация состояла из Главного административного совета и пятнадцати когорт. Каждая когорта насчитывала семь высших офицеров с пожизненным жалованьем 5 тысяч франков, двадцать майоров с жалованьем 2 тысячи франков, тридцать офицеров с жалованьем 1 тысяча франков и 350 легионеров с жалованьем 250 франков. Каждая когорта имела приют для призрения немощных кавалеров ордена Почетного легиона.

Они стали нотаблями, то есть знатными людьми. Им положены привилегии. Когда они проходят по улице, караульный отдает им честь. Пикет в двадцать пять человек служит им конвоем. В избирательных коллегиях департамента или округа они являются выборщиками в силу своего положения. Их сыновья получают стипендии в Сен-Сире и Флеше, военных академиях и лицеях. Их дочери и сестры учатся в первоклассных учебных заведениях — Экуане (дочери и сестры солдат) или Сен-Дени (дочери и сестры офицеров).

Директрисой Института для дочерей офицеров Почетного легиона стала знаменитая Жанна Луиза Кампан, писательница. Когда-то она служила лектрисой дочерей Людовика XV, а затем первой камеристкой Марии Антуанетты.

В ее пансионе, основанном в конце революции, воспитывались Каролина Бонапарт[127] — сестра Наполеона и Гортензия Богарне[128] — дочь Жозефины. Последняя определяла туда также племянниц и двоюродных сестер. Люсьен Бонапарт отправил на воспитание к госпоже Кампан свою дочь Шарлотту.

Высокие персональные пенсии, почет, восторги прекрасных дам, уважение офицеров к рядовым солдатам — кавалерам ордена и даже бесплатная выпивка, предлагавшаяся легионерам владельцами кофеен, — разве это не то, ради чего стоит жить?

Стендаль, участник нескольких наполеоновских кампаний, описывает обычный порядок награждения в боевых условиях, отмечая его достоинства и недостатки: «На войне император после победы или просто удачного дела одной какой-нибудь дивизии всегда устраивал смотр. Объехав в сопровождении полковника ряды и поговорив со всеми солдатами, чем-либо отличившимися, он приказывал бить сбор: офицеры толпой окружали его. Если кто-либо из эскадронных командиров был убит в бою, он громко вопрошал: “Кто самый храбрый капитан?” В пылу энтузиазма, возбужденного победой и присутствием великого полководца, люди говорили искренне, и ответы их были чистосердечны. Если самый храбрый капитан не обладал нужными для эскадронного командира способностями, его повышали в чине по ордену Почетного легиона, а затем император снова задавал вопрос: “После него кто же самый храбрый?” Князь Невшательский[129] карандашом отмечал награждения, и как только император направлялся в другой полк, командир полка, в котором он побывал, утверждал офицеров в новых должностях.

В эти минуты мне нередко приходилось видеть, как солдаты плакали от любви к великому человеку. Одержав победу, этот изумительный полководец приказывал немедленно составить список тридцати-сорока человек, представляемых к награждению орденом Почетного легиона или к повышению по службе. Списки эти, зачастую составленные на поле битвы, нацарапанные карандашом, почти всегда собственноручно подписанные Наполеоном и, следовательно, по сей день хранящиеся в государственных архивах, когда-нибудь после его смерти явятся волнующим историческим документом. В тех весьма редких случаях, когда генерал не догадывался составить список, император грубовато заявлял: “Я жалую такому-то полку десять офицерских и десять солдатских крестов Почетного легиона”. Такой способ награждения несовместим со славой.

Когда он посещал госпитали, перенесшие ампутацию и находившиеся при смерти офицеры, над изголовьями которых булавками были приколоты красные кресты Почетного легиона, решались иной раз просить его о награждении орденом Железной короны. Однако он не всегда удовлетворял такие просьбы: это была высшая военная награда.

Культ доблести, непредвиденность событий, всепоглощающее влечение к славе, заставлявшие людей через четверть часа после награждения с радостью идти на смерть, — все это отдаляло военных от интриг».

Стендаль находит признаки оппозиции режиму Наполеона и обещает рассказать о том, «с каким неудовольствием армия, сосредоточенная в 1804 году в Булони, приняла первую раздачу орденов Почетного легиона». Что же касается награждения, проведенного в Париже, то писатель отметил театральную улыбку Наполеона: видны только зубы, но выражение глаз остается серьезным.

Генерал Моро[130] демонстративно отказался от новой награды, назвав ее «орденом почетной кастрюли». Когда он узнал, что будут награждать и ученых, то отреагировал так: «Ну что ж, тогда я представлю моего повара к званию командора ордена, так как его таланты в области поварской науки не поддаются описанию».

Были ли еще подобные случаи? Великий скульптор Канова[131] отказался от награды, поскольку не желал приносить присягу. «Во время своего второго приезда в Париж (в 1811 году) он не принял от Наполеона огромной квартиры; ему предлагали квартиру, где ему будет угодно, поблизости от Парижа или подальше от него, например, в Фонтенбло, вместе с жалованьем в пятьдесят тысяч франков за каждую статую, которую он высечет для императора, — сообщает Стендаль, который был знаком с Кановой. — Отказавшись от этого великолепного предложения и от почестей, которые сделали бы его в глазах всего мира первым из существующих в наше время скульпторов, Канова возвратился в Рим и продолжал жить у себя на четвертом этаже».

После окончания церемонии награждения, длившейся с десяти часов утра до трех часов дня, для кавалеров ордена был организован банкет. Огромные столы, каждый из которых был накрыт на четыреста персон, были установлены перед входом в лагеря и вдоль набережной.

К вечеру море заволновалось, и французский флот был потревожен сильной бурей. Наполеон поспешил к пристани. Когда он прибыл на место, то гроза окончилась и опасность миновала. Флотилия вошла в гавань. Наполеон возвратился в лагерь, где войско предавалось веселью.

Однако демонстрацию фейерверков отложили на следующий день из-за сильного ветра. Когда ее все же провели, то отблеск огней был виден даже с берегов Туманного Альбиона[132].

Вторая половина 1804 года представляла собой череду торжеств. «Праздники сменялись один другим, — вспоминала Лаура д'Абрантес[133], — и соперничали в великолепии и вкусе. Армия дала один в Олимпийском театре. Он был хорош; но данный императору маршалами в зале Оперы никогда и ничего не имел подобного. Это было волшебство, очарование… Зала, вся украшенная серебряным газом и гирляндами свежих, ярких цветов; множество восковых свеч, отражавших свой блеск на великолепных нарядах; группы женщин, прелестных, сияющих огнем бриллиантов; платья, из которых иные были вышиты драгоценными каменьями и заставляли опускать ресницы, между тем как множество свежих цветов наполняли воздух благоуханием… наконец, восхитительная музыка… все это было истинным очарованием. Ах, точно мы жили тогда в царстве волшебств».

Монарх, дворяне и плебеи

Королевские дворяне носили имена своих поместий. Наполеоновские графы и герцоги будут называться по их победам.

Монж, президент Института в Каире, станет графом Пелузским. Это он нашел древний город Пелузий, из которого люди давно ушли. Монж одержал там свои научные победы — и не беда, что, покинув Египет вместе с Наполеоном, он более не увидит развалин Пелузия. Сам новый титул будто говорит о том, что Пелузий — это Монж, Пелузий — это Франция!

Разве Ней, князь Московский, покорил Москву? Но важно другое: «князь Московский» — это звучит громче, чем, например, герцог Монморанси!

Наполеон создает не французское, а именно имперское дворянство. И если Империи суждено стать всемирной, то и названия титулов будут собраны отовсюду: Италия, Каир, Москва, а после, может быть, и Индия, и Австралия.

На острове Святой Елены доктор О'Мира спросил императора о том, почему он никому не пожаловал герцогство во Франции. «Это вызвало бы большое недовольство у народа, — ответил Наполеон. — Если, например, я бы сделал одного из моих маршалов герцогом Бургундским вместо того, чтобы присвоить ему титул, который вел свое происхождение от одной из моих побед, то это бы вызвало немалое волнение в Бургундии, так как местное население посчитало бы, что некоторые феодальные права и территории принадлежат титулу, и новый герцог потребовал бы, чтобы они принадлежали ему».