Тимофей Печёрин - Город отражений

• Название: Город отражений
• Автор: Тимофей Печёрин
• Жанр: Фэнтези

Бывший студент, бывший пленник Кристалла Душ, а теперь и бывший рыцарь-храмовник. Он попадает в новый мир — странный и в то же время удивительно схожий с нашим миром. Причем реальность эта новая враждебна любому, кто в прямом смысле оказался не от мира сего.

Вдобавок, не дремлет и старый враг — Надзиратель за душами, угрожающий жизни алхимика Аль-Хашима.

Бесконечна как Вселенная запутанная дорога Небытия. Куда еще она приведет наших героев?

---

Двое чужеземцев волоком тянули за собой мать — растрепанную, в изодранном до лохмотьев платье. Еще один размахивал горящим факелом чуть ли не перед самым лицом женщины. Кто-то из кальдмундцев вылез из амбара, весь обвешанный связками вяленой рыбы и сушеных грибов. Трое выволакивали из хлева только что зарезанную свинью. А потом один из этих северных ублюдков заметил подошедшую Эдну.

Тогда, в первый раз ее судьба была немногим завиднее, чем у матери. В том смысле, что истязания и унижения будущей разбойнице по крайней мере удалось пережить. И даже запамятовать… для чего сердце словно покрыть пришлось грубой и твердой коркой. Ну и выводы соответствующие сделать. Приняв как данность ту простую истину, что праведная жизнь и честный труд благоденствия вовсе не гарантируют. Ибо слишком уж много в мире людей, способных поступить и нечестно и неправедно. Да что там способных! Для некоторых из них творить злодейства — естественный и единственно доступный способ существования.

Что до сестренки Эйны… то о ней с той поры Эдна старалась не вспоминать вовсе. Изгоняла ее из своей памяти, трусливо избегая даже мысли о судьбе несчастной девочки.

Зато теперь появился шанс снова пережить тот день… нет, исправить случившееся. Ведь сама Эдна на сей раз уже не была той робкой деревенской девушкой, почти еще девочкой. Теперь ее руку холодила сталь кинжала — приятно, обнадеживающе.

«По-мо-ги!» — голос сестренки раздался совсем близко. И прозвучал едва ли не обреченно.

Рванувшись, Эдна единственным умелым движением вонзила кинжал прямиком в глаз ближайшему из кальдмундцев. Сородич его, размахивая секирой, ринулся на разбойницу. Но та, проворно уклонившись, проскользнув под свистящим лезвием, пырнула чужеземца в живот. Благо, кольчуг и лат эти полудикие северные воители не носили, полагая подобную защиту признаком трусости. Собственные же доспехи северян были сделаны лишь из дубленой кожи — неспособной, понятно, сравниться с разящим металлом ни по твердости, ни по прочности. Умеючи пронзить такой доспех можно, если подобраться к противнику достаточно близко. Жаль только, что кальдмундцы тоже это понимают и редко подпускают к себе врагов достаточно близко.

Сразу двое чужеземцев с двух сторон кинулись на Эдну. Да в спешке едва не сшиблись друг с другом. Тогда как разбойница юркнула поближе к земле, а затем, кувырнувшись, резанула одного из противников по ноге. Тот взревел, оступившись, а Эдна уже метнулась к его товарищу.

Столь любимые северянами секиры, копья и обоюдоострые топоры ведь только выглядят внушительно и устрашающе. И наверняка служат в том числе и этой цели — наводить страху на противников-жертв. Как, кстати и боевая раскраска да по-демонически рогатые шлемы. Еще с таким оружием неплохо пробиваться через полчища врагов, разя их направо и налево. Но вот если противник один, а вооружение его гораздо легче, да и ловкости ему не занимать… Тогда преимущества тяжеловооруженного воина уже не назвать преимуществами. Они обращаются в слабость, в неуклюжесть, чем проворный противник с успехом пользуется.

Воспользовалась и Эдна. Ударив, но только ранив очередного кальдмундца, пробив ему доспех на груди, разбойница резким стремительным движением припала к земле. Тогда как топор северянина, пролетев над головой, по инерции столкнулся со вторым противником. Тем самым облегчив разбойнице ее кровавое дело.

Следующий удар кинжала пришелся в пах кальдмундцу. Эдна не знала, был ли именно этот северянин среди тех, кто надругался над ее матерью. Но все равно со злорадством подумала, что своей звериной похотью эта мразь больше никого не оскорбит. Даже в лучшем для себя случае — если выживет.

Вскочив с земли и обернувшись на очередной крик, Эдна наконец нашла, что искала. Недалеко от почти уже разгоревшегося дома, скорчившись на земле, лежала ее сестренка. А над нею нависал, потрясая копьем, рыжий детина, чье лицо почти целиком скрывала копна волос и густая борода.

Обернувшись и заметив идущую в его сторону женщину, детина ухмыльнулся — ни дать ни взять, оскалился хищный зверь.

— Хьорном нарекли, — столь же по-звериному прорычал он, — Хьорном Бесстрашным. Потому что прежде, чем убить врага, Хьорн всегда говорит свое имя. Кто-то скрывает… кто-то боится проклятий. А Хьорн не боится.

— Вот тут ты прав, погань, — прошептала Эдна, тяжело дыша и сжимая рукой кинжал, — проклинать я тебя не буду… бояться другого надо.

Рука со сверкнувшим в ней лезвием метнулась к ощерившейся роже Хьорна. Но тому удалось отклониться, буквально на волос разминувшись с кинжалом. А в следующий миг северянин крутанул копьем — и удар древка отбросил Эдну, швырнув ее спиной на землю… нет, на труп одного из убитых соплеменников Хьорна. Он-то и смягчил падение разбойницы.

При ударе рука Эдны непроизвольно разжалась и выпустила кинжал. Но по крайней мере на сей счет волноваться не стоило. Небрежным движением ноги кальдмундец подтолкнул оружие в сторону поверженной разбойницы.

— Ты, женщина, похрабрее некоторых мужчин, — так пояснил он свой, казалось бы, неожиданный поступок, — а Хьорн уважает храбрость. Мы сразимся по-настоящему. Один на один, на радость богам и предкам. Но сначала Хьорн закончит с этой малявкой.

И он вновь занес копье над распростертым на земле худеньким тельцем Эйны. С непростительной легковерностью отвернувшись от Эдны.

И напрасно! На успех в честном поединке разбойница не рассчитывала. Вообще не привыкла уповать на честность — хоть на свою, хоть чужую. В противном случае вряд ли ей удалось бы выжить на одной стезе с лихими людьми. Ведь как ни крути, а воткнуть нож в спину и быстрее, и надежнее, чем сражаться лицом к лицу.

Потому-то, ни мгновения не раздумывая, легким не то рывком, не то прыжком Эдна приблизилась к Хьорну на расстояние вытянутой руки. И уже снова занесла эту самую руку, державшую кинжал… когда все вокруг внезапно изменилось.

Двор крестьянской усадьбы, горящий дом и валяющиеся на земле трупы исчезли. Вместо них Эдна видела вокруг себя длинный, скудно освещенный коридор. Коридор Дома Прозрения. А кальдмундец Хьорн Бесстрашный превратился в одного из пациентов: в того, который первым решился вступить в схватку с Надзирателем за душами, не давая тому прикончить Аль-Хашима. Увидев того пациента, Эдна тогда еще задавалась вопросом, где она прежде его видела. Пыталась вспомнить, но безуспешно.

Что до Надзирателя, то теперь он лежал, прижатый к полу, а руки пациента, удивительно похожего на Хьорна, судорожно и изо всех сил сжимали его горло.

— Чего ты ждешь? — прохрипел Надзиратель, вперив в Эдну взгляд одновременно мученический и безумный, — убей же его! Отомсти за сестру! Да замкни эту цепь наконец! Иначе как я смогу добраться до вестибюля… где этот ваш хромоногий ублюдок прострелит мне голову?!

* * *

Вилланду и Игорю почти удалось настичь убегающую Эдну. Однако в последнее мгновение на их пути возникла стена — буквально из ничего. И превратила уходящий вдаль коридор в тупик.

Напоследок, словно бы для приличия, ударив по этой стене кулаком, Вилланд отступил, обозленный и раздосадованный. И только тогда заметил на ней рисунок — что-то вроде фрески. Фреска изображала женщину, в которой, если приглядеться, можно было узнать Эдну. Одну руку, с зажатым в ней кинжалом, Эдна занесла для удара.

— Что происходит? — донесся голос Аль-Хашима, усиленный эхом, — где та… бесстрашнейшая из женщин?

Вскоре показался и сам старик-алхимик, неспешно ковылявший за своими более молодыми спутниками.

— Кто бы знал-то еще, — Игорь в растерянности развел руками, — хотелось бы верить… что она вспомнила дорогу в свой мир. Но смогла ей воспользоваться только сама… для других эта дорога непригодна.

И он зачем-то указал рукой на стену, которой прежде не было, и на фреску, изображавшую женщину с кинжалом.

— Вера спасает, вера исцеляет, — молвил на это Вилланд, с нотками сарказма процитировав фразы из некогда услышанной проповеди.

— Ну извините, — человек, с коим охотнику не так давно пришлось делить собственное тело, пожал плечами, — ничего более обнадеживающего в голову не приходит.

— Ладно, — проговорил Вилланд примирительно, — не бери в голову. Вряд ли тут твоя вина. Беда в том, что… бабы. Да, именно так. У баб вечно мозги набекрень. Демоны их сожри!

С этими словами он сплюнул на пол. И все трое оставшихся путников пошли в сторону, обратную от тупика. До ближайшей развилки… которая, увы, как-то не спешила снова показываться. Коридор сделался не просто прямым. Он тянулся и тянулся, уходя в бесконечность.

Пока они шли, Вилланда занимала одна мысль, словно на прощанье высказанная перед тупиком-стеною с фреской. Мозг мусолил ее — эту подспудную, но так некстати проснувшуюся ненависть к противоположному полу. Ненависть не в телесном смысле, понятно. На сей-то счет отношение охотника было совершенно здоровым, точнее даже здорово-прагматичным. То есть возможности выпустить пар, проведя ночку с подвернувшейся девицей, Вилланд не упускал. Причем случилось ли в очередной раз такое времяпрепровождение по взаимной симпатии или по расчету звонкой монетой, значения не имело.