Армандо Перес - О чем молчат мужчины… когда ты рядом

• Название: О чем молчат мужчины… когда ты рядом
• Автор: Армандо Перес
• Жанр: Эротика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82111-2

Луис – прирожденный соблазнитель, для него не существует запретов и правил. Ни одна девушка не может устоять перед ним, и все они немедленно оказываются в его мастерской в Навильи. Он уверен, что знает о сексе даже больше, чем нужно, – пока не встречает ее, хозяйку магазина виниловых пластинок.

Поддавшись страсти, которой не знал никогда прежде, он увлечется игрой, преследуя свою жертву, и не заметит, что мало-помалу роли меняются и настоящая любовь уже настигает его. Но готов ли Луис принять ее?

---

– Синяки под глазами. Вид измочаленный, будто тебя выжали до последней капли, – с притворным сочувствием произносит он. – Или, может быть, высосали? Завидую.

– С чего бы это? Неужто в мое отсутствие вел жизнь затворника? Кстати, какого черта ты тут делаешь?

Действительно, странно, что Лео торчит в моей мастерской воскресным вечером. Обычно он проводит его в своей квартире. Я же, как оставил его здесь, здесь же и застаю, с той только разницей, что сейчас он явно навеселе.

– Лаура грозилась навестить меня. Я сказал, что меня нет дома, но кто знает, вдруг ей взбредет в голову проверить. – Он с мрачным видом вперяется в свою пустую рюмку. – Если я у себя дома, с улицы виден свет.

– То есть, если я правильно понял, ты здесь в компании с бутылкой водки, чтобы сачкануть от необходимости трахать Лауру? Лео, ты что, сдурел? Какой в этом смысл?

– Тебе этого не понять, Луис. – Он проводит рукой по коротко стриженной голове. – Она вчера звонила мне четыре раза. Тащила меня посмотреть какую-то выставку, потом спрашивала, свободен ли я, чтобы поужинать вместе. Потом ей пришла в голову идея отправиться сегодня на озеро с какими-то ее друзьями, и если я желаю, то могу присоединиться к их компании. Я отлично знаю, что не будет никакой компании, что под каким-нибудь предлогом мы окажемся в машине одни. Она что, за идиота меня держит? – На этих словах он опять наполняет свою рюмку.

Его рука слегка дрожит, и я понимаю, что эта макси-бутылка еще час назад была полной.

– Твою мать, Лео, тебе же плохо будет, – качаю я головой, стараясь не показать, насколько я встревожен.

Обычно Лео пьет мало: пианисту надо иметь крепкие нервы и уверенные руки. Хотя с его метром девяносто роста и ста десятью килограммами веса он легко переносит алкоголь.

– У нас только одна рюмка?

– Откуда я знаю, это ты домохозяйка. Я нашел эту.

Я шарю по полкам в поисках водочных рюмок, которые, хорошо помню, где-то были. Эту он принес из дома. Натыкаюсь на набор миниатюрных керамических горшочков, изготовленных и расписанных Рамоной, художницей, которая пользовалась этой мастерской до меня. Надеюсь, что у них дно без дырки. Надежда оправдывается. Я наливаю немного водки в горшочек, на котором нарисовано что-то вроде лиловых верблюдов. Рамона – мексиканка, и с красками у нее были явно психоделические отношения.

Как, черт побери, Лауре всего за сорок восемь часов удалось довести Лео до такого состояния? Барышня вроде покладистая, без проблем.

Я сажусь верхом на один из деревянных разнокалиберных стульев, окружающих стол, кладу подбородок на спинку и поднимаю импровизированный кубок в жизнеутверждающем тосте:

– Будем здоровы!

Лео внимательно разглядывает найденный мной сосуд и, несмотря на свое состояние, расплывается в улыбке:

– Это что за хреновина? Одна из вещиц Рамоны, угадал?

– Я думаю, она лепила их для того, чтобы проращивать в них рассаду фасоли, – критически оцениваю я маленький горшочек. – А получилась прекрасная емкость для выпивки.

– А на хера ей понадобилось прары… прыра… тьфу, твою мать! – Выговорить слово проращивать – слишком сложная для него задача после такой дозы алкоголя.

Лео опустошает свою рюмку и ставит ее на стол.

– Мне понравился твой лиловый верблюд. Я хочу такого же. – Он поднимается и идет рыться в шкафчике с керамикой Рамоны.

– Ты мне скажешь, что с тобой случилось на самом деле? Ни за что не поверю, что ты прячешься в мастерской, как японец в бункере, только из-за четырех звонков Лауры.

– Друг мой, на пятом звонке японец выбрал бы смерть. – Лео тяжелым шагом возвращается к дивану и опять тонет в нем. – Я предпочел водку.

– Слава богу. Избавил меня от необходимости смывать кровь с подушек. – Опережая его, я хватаю бутылку и наполняю принесенный им горшочек лишь наполовину. – Что это на этом нарисовано? Кактус?

– Кактус кобальтового цвета, – подтверждает он. – В шляпе. Чин-чин!

– За тебя.

Заглотнув водку, он откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза. Я надеюсь, что он не заснет раньше, чем расскажет, какие у него нелады. Сижу молча, жду. Как, черт побери, Лауре всего за сорок восемь часов удалось довести Лео до такого состояния? Барышня вроде покладистая, без проблем.

С Лео познакомил ее я, чуть меньше месяца назад, на одной из дружеских вечеринок, какие я иногда устраиваю здесь, в мастерской. Лаура когда-то была актрисой, а сейчас театральная костюмерша и, где ни появляется, привлекает к себе всеобщее внимание тем, как двигается, как смеется, как одевается. Хотя лично я предпочитал смотреть, как она раздевается. Некоторое время она выходила в свет вначале со мной, потом с Лео, а позже я потерял ее из виду, тогда как он с ней время от времени встречался. Она внезапно прорезалась прошлым вечером, предложив отметить его возвращение. Вот и все, что мне известно.

– Пятый раз она позвонила ночью, – произносит Лео, не открывая глаз. – Это был звонок типа: «Что не так я думала что между нами что-то есть». Она была хорошо поддатой.

– Люди всегда поддают, прежде чем сделать подобный звонок, – комментирую я.

Обычно так и бывает, когда они тебе звонят, чтобы вывалить на тебя свое разочарование тем, что, по их мнению, что-то не так в ваших отношениях, после чего грузят своей фрустрацией подруг на какой-нибудь бабской вечеринке. А те, вместо того чтобы успокоить несчастную, настраивают ее против тебя, утверждая, что ты полное дерьмо и что ты ее используешь. Так что, когда они слегка подопьют, оказываясь дома в одиночестве, они уже на пределе. И хватаются за телефон.

Кто бы объяснил, почему пустой дом оказывает на них такое угнетающее воздействие. Я, например, возвращаясь в свою квартиру, абсолютно не нуждаюсь в том, чтобы найти там еще кого-то. За исключением тех случаев, когда я привожу кого-то с собой. Но нет, стереотип счастливой жизни требует, чтобы кто-то ждал тебя, сидя в домашних тапочках перед телевизором, глазея на последнюю серию американского мыла, а если по возвращении тебя встречает только темный экран телевизора, тебе предписано впасть в панику.

Уверен, что причина хандры Лео не в этом. На эти глупости он реагирует точно так же, как и я, то есть никак.

– Ну и что такого экстраординарного она тебе сказала?

– Ничего. Сказала, что нам так хорошо вместе, что между нами есть что-то, только я боюсь признать это…

– …что ты не можешь постоянно исчезать…

– …что она сыта по горло тем, когда с ней встречаются только чтобы потрахаться, а после пропадают на месяц; что так хорошо один раз, два раза, но когда это становится привычкой, это значит, что что-то не так…

– …что она чувствует себя использованной…

– …и ей не кажется, что она претендует на многое, что, если я проведу с ней вечер, я от этого не умру, что она вовсе не требует от меня вести ее под венец…

– …и что ты эгоист…

– …и подлец, что я боюсь ответственности, боюсь собственных чувств, что не хочу взрослеть…

– …что именно для такого случая придуман синдром Питера Пэна[6], – хором заключаем мы.

Я не знаю, что за светило психоаналитики дало имя этому синдрому, чьи ослиные уши десятки лет торчат из каждой претензии женской половины человечества, но если я его поймаю, подам на него в суд. Ссылка на мужской инфантилизм стала для женщин идеальным оправданием, когда они распинают тебя на кресте всего-навсего из-за того, что ты не желаешь больше иметь с ними дела. Вся эта теория в корне неверна. Это не нам присущ синдром Питера Пэна, а им присущ синдром Вэнди[7]. Спасать нас, запереть нас дома, нависать над нами этакой клушей-мамашей. С какой стати?

– Лео, но ты сказал мне не всю правду, – улыбаюсь я, помахивая пальцем перед его носом. – Подобных звонков у тебя сто на день. Так что вряд ли это причина надираться в одиночку.

Я молчу.

«Нам надо поговорить» – это запрещенный удар.

– Не, ну, конечно, я сразу стал говорить ей то, что говорят в таких случаях: мне очень жаль, что она все так понимает, что я и в мыслях не имел использовать ее, что для меня она самая лучшая подруга, но сегодня я устал и хочу побыть дома один… Блин, я же сказал ей все как есть! Может человек не хотеть никого видеть? Или уже только потому, что я ее трахал, я на следующий день обязан сопровождать ее на выставку в Палаццо Реале?

– А знаешь, выставка на самом деле неплохая.

– Ладно, в следующий раз я отправлю туда тебя. Короче, на этом наш телефонный разговор закончился. Сегодня утром я был в хорошем настроении, даже прокатился на велике вдоль канала. Чувствовал себя прекрасно! – Он открывает глаза и поворачивается ко мне.

– А дальше?..

– А дальше я вернулся домой и увидел на мобильнике эсэмэску от нее: «Может быть, сегодня вечером я зайду к тебе, нам надо поговорить».

Я молчу. «Нам надо поговорить» – это запрещенный удар.

Меня больше не удивляет, что он забаррикадировался здесь, в мастерской.