Эрик Хоффер - Истинноверующий. Мысли о природе массовых движений

• Название: Истинноверующий. Мысли о природе массовых движений
• Автор: Эрик Хоффер
• Издательство: ЕГУ
• Жанр: Науки: разное
• Год: 2001
• ISBN: 985-6614-28-7

Исследование признанного в США классика обществоведения посвящено природе и содержанию массовых движений человечества — будь то партии, религиозные течения, национальные или социальные революции. Чем объяснить притягательность для масс таких неоднозначных в мировой истории и духовной культуре фигур, как Христос, Будда, Магомет, Гитлер, Сталин? Выявляя закономерности, автор дает оригинальные ответы.

Написанная убедительным языком, книга будет интересна не только историкам, философам, политологам, но и всем, кто интересуется проблемами обществоведения.

Неоднократно переиздавалась в США. В нашей стране издается впервые.

---

Активная фаза движения сама по себе бесплодна. Троцкий знал, что «периоды высокого напряжения социальных страстей оставляют мало места для созерцаний и размышлений. Всем музам — даже плебейской музе журнализма, (176:) несмотря на крепкие ноги, — во время революции трудно ходить»[170]. С другой стороны, Наполеон[171]и Гитлер были подавлены убогостью произведений литературы и искусства в годы их героических эпох и требовали шедевров, соответствующих великим делам своего времени. Они не имели ни малейшего представления о том, что атмосфера массового движения калечит и душит творческие таланты. Мильтон, который еще в 1640 году был многообещающим поэтом — уже носил в кармане первый вариант своего «Потерянного Рая», — потратил 20 бесплодных лет на писание памфлетов, потому что был по горло погружен в «море шума и споров до хрипоты»[172], которым и была Пуританская революция. Когда революция окончилась, а сам Мильтон попал в немилость, он написал «Потерянный Рай», «Возвращенный Рай» и «Самсон-борец».

118.

Активное массовое движение по-разному глубоко мешает творческому процессу. 1) Оно разжигает страсти и тем самым отводит энергию от творческой работы — страстное участие в массовом движении для творчества подобно беспутному образу жизни. 2) Творческую работу подчиняет целям движения — литература, искусство, наука становятся или пропагандой, или обязаны служить узко практическим целям. Истинноверующий писатель, художник или ученый творит не для того, чтобы выразить самого себя, или чтобы спасти свою душу, или открыть новую истину и красоту; его задача, как он ее сам понимает, — предостерегать, советовать, уговаривать, прославлять или осуждать. 3) Творческая энергия уходит и туда, где массовое движение открывает широкое поле для деятельности (война, колонизация, индустриализация). 4) Фанатичное состояние ума само по себе душит все виды творческой работы; презрение фанатика к настоящему не позволяет видеть все сложности и (177:) неповторимости жизни; все, что волнует творческую фантазию, фанатику кажется обыкновенным или вредным. «Наши писатели должны шагать в сомкнутых рядах, тот, кто сходит с дороги и рвет цветы, — дезертир». Эти слова Константина Симонова, как эхо, отражают мысли и подлинные слова фанатиков всех веков. В IV веке после Р. X. раввин Иаков говорил: «Тот, кто по дороге к цели… прерывает изучение Торы, чтобы сказать: «как это дерево прекрасно!» или «как изумительно это запаханное поле!» — тот виноват перед своей душой»[173]. Св. Бернар Клервоский целыми днями ходил по берегу Женевского озера и не замечал его. В своей книге «Тонкость искусства» Давид Юм рассказывает о монахе, «из окна кельи которого открывался живописный вид, и который поэтому поставил условие своим глазам — никогда не смотреть в ту сторону». Слепота фанатика, с одной стороны, — источник силы (он не замечает препятствий), но, с другой стороны, — причина его умственной бесплодности и эмоциональной серости.

Фанатик уверен, что все знает, поэтому не способен на новое. В основе его взглядов лежит убеждение, что жизнь и вселенная укладываются в простую формулу, ему известную. Поэтому у фанатика не бывает таких благотворных моментов, когда человек как бы останавливается, чтобы оглядеться вокруг, когда ум его как бы погружается в некий химический раствор, в котором получает способность к новым реакциям, новым соединениям и начинаниям.

119.

Если случается, что активное массовое движение проявляет оригинальную особенность, то особенность эта обычно — в размерах движения и в применении методов. А принципы, методы, техника и т. п. — все, что применяет и чем пользуется массовое движение, являются (178:) продуктом творения вне среды движения. Все активные массовые движения не стесняются подражать и напоминают поэтому, по нашему мнению, японцев. В области пропаганды, например, даже нацисты и коммунисты больше подражают, чем создают оригинальное: каждый торгует «священным делом» своего сорта точно так же, как капиталист рекламирует и продает какой-нибудь сорт мыла или папирос[174]. То многое, что поражает нас в новых методах нацистов и коммунистов, вытекает из факта, что они управляют (или стараются управлять) своими обширными по территории империями точно так же, как Форд или Дюпон управляют своими промышленными империями. Очень может быть, что успехи коммунистического эксперимента будут всегда зависеть от свободного творчества вне коммунистического мира. Когда бессовестные люди в Кремле говорят о длительном сосуществовании капитализма с коммунизмом, они будто предлагают капитализму некую концессию; а на самом деле, случись так, что за пределами коммунистической орбиты не стало бы свободных обществ, то им, коммунистам, возможно, пришлось бы установить их там особым указом.

Некоторые факторы, определяющие продолжительность активной фазы. 120.

Массовое движение с конкретной ограниченной целью, вероятно, будет иметь и более короткую активную фазу, чем движение с туманной и неясной целью. Туманная цель необходима, видимо, для развития в движении хронического экстремизма. Оливер Кромвель говорил: «Человек никогда так далеко не заходит, как тогда, когда он не знает, куда идет»[175]. Когда массовое движение поднимается для освобождения народа от тирании — либо от собственной, либо чужой, или чтобы дать отпор (179:) агрессору, или для обновления отсталого общества, — концом движения тогда, естественно, будет окончание борьбы или завершение реорганизации общества. С другой стороны, когда конечной целью является идеальное общество, в котором все едины и самоотверженны, — будь то Град Божий, или коммунистический рай на земле, или гитлеровское государство воинов, — активная фаза становится бесконечной. Там, где единство и самопожертвование требуются для нормального функционирования общества, повседневная жизнь, вероятно, будет «религиофицирова-на» (обыкновенные дела будут превращены в «священное дело») или милитаризована. Во всяком случае формы, образовавшиеся во время активной фазы движения, будут закреплены. Яков Буркхард и Эрнест Ренан были, вероятно, одними из очень немногих, кто во второй, полной надежд, половине XIX века чувствовал зловещие признаки в приближавшемся земном рае. Буркхард предвидел милитаризованное общество: «У меня предчувствие, хотя и звучащее весьма глупо, но никак не покидающее меня: военное государство станет одной гигантской фабрикой… Логично, что тогда наступит определенный контролируемый период несчастий, все и вся будут разбиты на ранги и одеты в форменную одежду, день будет начинаться и кончаться под звуки барабана»[176]. Ренан смотрел гораздо глубже: он чувствовал, что на Запад надвигается новая религия — социализм, а так как социализм — это религия без Бога, то он приведет к «религиофикации» политики и экономики. Он боялся и возрождения католицизма как реакции против новой религии: «Бросает в дрожь. Может быть, в этот самый момент как раз создается религия будущего, а мы в этом не участвуем!.. Легкая вера имеет глубокие корни. Социализм с помощью католицизма может возродить новое средневековье — с варварами, церквами, с затмением свободы и индивидуальности, одним словом, — с затмением цивилизации»[177]. (180:)

121.

Все-таки можно, пожалуй, усмотреть некоторую надежду в факте, что большинство попыток осуществления идеального общества, когда затянувшееся активное массовое движение породило безобразия и насилие, было произведено в широких масштабах при разноплеменном населении. Так было в случае распространения христианства и ислама, в случае французской, русской и нацистской революций. Подающие надежды кибуцы в маленьком Израиле и успешная социализация в небольших скандинавских странах свидетельствуют, пожалуй, что если попытка осуществить идеальное общество будет предпринята малой нацией с более или менее однородным населением, то она может завершиться успехом — в атмосфере, свободной от лихорадочности и принуждения. Тот факт, что малая нация боится разбазаривать свой драгоценный человеческий материал, что она настоятельно нуждается во внутренней гармонии и единстве для самозащиты от внешнего врага и, наконец, то обстоятельство, что малый народ чувствует себя одной семьей, — все это может создать готовность для совершенного полного сотрудничества, не прибегая к какой-либо «религиофикации» или милитаризации. Для Запада, наверное, было бы очень хорошо, если бы разработка крайних социальных экспериментов была целиком предоставлена малым государствам с однородным культурным населением. Метод экспериментальных цехов, практикуемый в крупном массовом производстве, пожалуй, нашел бы тогда применение и в осуществлении социального прогресса. Приготовление малыми нациями чертежа счастливого будущего для Запада было бы только продолжением традиции. Малые государства Среднего Востока, Греции, Италии дали нам и нашу религию, и основные элементы нашей культуры и цивилизации. (181:)