Лариса Капицына - Дело №346

• Название: Дело №346
• Автор: Лариса Капицына
• Жанр: Ужасы и Мистика
• ISBN: 978-5-4474-3032-0

Егор Иванович Тучков ненавидит жену, не ладит с коллегами, спивается – морально деградирует.

Однажды, посмотрев телевизор, он узнает о существовании некой Материи, которая устраняет порочных людей с помощью агентов – безжалостных существ, внешне очень похожих на людей. Агенты заманивают жертву в безлюдное место и лишают жизни.

Тучков не придает значение услышанному, но на следующий день по дороге на работу ощущает на себе чье-то воздействие и замечает вокруг себя странных людей…

---

– Ну ты даешь, друган! – сказал он и по-отечески хлопнул Савву по колену. – Что с тобой такое? Опять накатило?

Грин называл Дар дурацким словом «накатило».

Савва натянуто улыбнулся. Даже успокоился немного. Он всегда успокаивался, когда рядом был Грин.

– Ты, Савка, черт тебя знает, сходил бы к врачу, что ли… – проворчал Грин и озадаченно почесал затылок. Он был смущен. К Дару он относился как к хроническому заболеванию, которое то обострялось, то отпускало Савву. – А то однажды свихнешься со своим Даром. Нет, серьезно, почему не проверить свою башку, тем более, что она такая умная? – и он шутливо толкнул голову Саввы огромным кулаком. – Я бы и свою проверил за компанию, да чего там проверять-то, две извилины… – Грин гордился тем, что у него такой умный друг, называл его «ходячий интернет» и часто говорил, что если бы их можно было объединить, его силу и Саввины мозги, то получился бы идеальный человек, супер-герой-звездный-рыцарь. Сам он не мог внятно пересказать и двух строчек, прочитанных пять минут назад.

На мгновение утопив Савву в тоске, Дар сообщил, что Грина скоро не станет, и поверив ему, Савва с жалкой улыбкой смотрел на друга, стараясь запомнить каждую черту, голос, каждое слово. Он смотрел на темные, слегка вьющиеся волосы, высокий чистый лоб, карие, глубоко посаженные глаза, чтобы потом в одну секунду вызывать в памяти черты друга.

А Грин был не просто другом, а близким человеком. Если бы они не встретились много лет назад, то Савве пришлось бы пройти через все круги ада, в который превращается жизнь тщедушного очкарика в подростковом возрасте: унижения, насмешки, плевки и зуботычины, потому что вокруг полно ровесников, желающих самоутвердиться за счет жалкого фрика, вздрагивающего даже от легкого замаха руки. Ничего это с Саввой не случилось только потому, что рядом всегда был сильный, уверенный в себе Грин.

Савва хорошенько расспросил Грина: куда он едет, что собирается делать сегодня? Оказалось, что на этот день Грин не планировал ничего особенного: приятель попросил свозить его за город по срочному делу. Слушая его, Савва все время думал: что если Дар ошибается или врет? С него станется! Что если Дара вообще не существует? И он не представлял, как можно сказать человеку: «Ты скоро умрешь», тем более Грину.

И промолчал.

Этим же вечером Грин и его приятель вылетели на встречку и лоб в лоб столкнулись с огромной фурой. От его мотоцикла остались только искареженные детали.

Когда все улеглось, повинуясь безотчетному желанию поделиться с кем-то тем, что мучало его, Савва рассказал об этом случае девушке с синими глазами.

И тут началось!

Она не пожалела его, обозвала болваном и трусом и закатила истерику.

– Ты должен был, слышишь?… ты просто обязан был, – она выдиралась из Саввиных рук и показывала дрожащим пальцем на дверь, – лечь вот тут, на пороге и никуда не пускать его! Ты должен был все рассказать ему… остановить его! Что же ты за друг такой?!!

– Ты не понимаешь… – Савва пытался оправдаться, сказать ей, что Грин не стал бы его слушать. Иногда он был ужасно упрямым. Да Савва и не знал, когда это случится. Не мог же он не выпускать Грина из квартиры всю жизнь! Но она ничего не хотела слушать, мотала головой, сверкала на него синими глазами.

– Ты мог спасти его! Он был бы сейчас с нами. Со мной, по крайней мере. Как ты не понимаешь? Его больше нет. А я…Я ничего не хочу. Без него я ничего не хочу! – она кричала без остановки, так что Савва не знал, что делать и что сказать. Это был кошмар.

Потом она выбежала из дома и бродила бог знает где. Савва был уверен, что она больше никогда не захочет его видеть.

Но она вернулась, отстраненная и притихшая, и, не поднимая глаз, заговорила:

– Я не думаю, что ты виноват. Нет. – Она покачала головой. – На самом деле я злюсь не на тебя, а на него. Он всегда делал, что хотел и никогда не думал о других. И вот чем все закончилось. Знаешь, как я живу теперь? – спросила она, и, наконец, подняла на Савву синие глаза. – Я теперь и не живу вовсе. Я просто задыхаюсь от тоски. Ничего не могу делать и думать ни о чем не могу.

И добавила фразу, от которой у Саввы по телу пробежал мороз.

– Я хочу к нему.

Савва не умел утешать людей. Никогда не умел. И в этот раз он обнял ее, прижал к себе и стал повторять одно и то же:

– Ну что ты! Ну зачем ты так? – Они стояли в тесном коридоре, обнявшись, как осиротевшие дети. И Савва думал, если бы Дар мог излечивать или хотя бы успокаивать! Или хоть немного снимать эту душевную пытку. Он бы распрощался с Даром без сожаления, лишь бы не ощущать эти красные волны отчаяния, исходившие от нее. Но Дар был жалким и никчемным. Он только подавал сигналы, которыми даже нельзя было воспользоваться. Просто хорошо развита интуиция. Савва читал об этом в интеренете.

Потом они долго привыкали к одиночеству. Она – сама по себе, Савва – сам по себе. Так ей было легче. Она, конечно, изменилась. Перестала улыбаться, и ее лицо словно окаменело. Она никогда не отмечала дату смерти Грина. Она и так думала о нем постоянно. И она никогда не плакала, даже на кладбище, куда они иногда ездили вдвоем, чтобы постоять у неприметного памятника, на котором не было фотографии, просто надпись: «Гриневский Олег Николаевич.» И внизу две даты, разделенные короткой черточкой, такой же короткой как жизнь Грина. Когда Савва прикасался пальцами к холодному камню, и Дар молчал. Он не умел реагировать на пустоту.

Грин, которого они всегда воспринимали, как более взрослого, более опытного человека, навсегда остался двадцатилетним парнем, и они его давно переросли. Им теперь было по двадцать три, и они уже сами были взрослыми. У нее возле уголков губ залегли складки горечи, которые никогда не расправлялись, вообще в лице появилось что-то старушечье, какая-то обреченная усталость. И Савва не представлял себе, каким должен быть человек, который заставит ее улыбаться как прежде, но всегда верил, что такой человек есть. Не может же все так сложиться, что она останется одна до самой смерти, никогда больше не будет улыбаться, никогда кокетливо не поправит волосы, не засмеется чудесным воркующим смехом, немного краснея и смущаясь. Этого быть не может. Нужно только не дать себе привыкнуть к этой пустоте и перестать окунаться в нее снова и снова, как в бездонный колодец. Но он видел, что она увязла в этой тоске, пропустила какой-то важный момент, когда горе отступает, что она все больше зацикливается на своих мыслях, на своем отчаянии…

Раз или два раза в месяц они встречались, шли в кино или в кафешку, выпивали по бокалу вина и по чашке кофе. Савва пытался ее развлечь, сыпал анекдотами, вычитанными в интернете, но чувствовал себя скучным, неитересным, видел, что она улыбается только из вежливости.

Иногда она теряла нить разговора и уходила в себя, и Савва никогда не спрашивал ее, о чем она думает. Обращенный внутрь себя взгляд и каменное, похожее на маску, лицо, пугали. Синие глаза, которыми он любовался украдкой, тускнели, теряли влажный живой блеск. Видимо, ей тоже было тяжело в такие моменты, потому что, очнувшись, она виновато улыбалась и почему-то зябко ежилась. А однажды, оглядев многолюдное кафе, сказала:

– Как-то пусто вокруг, не находишь?

– Да что ты! – изумился Савва. – Столько народу…

– Да, – усмехнулась она. – Народу действительно много…

И Савва понял, что она говорит о другом.

Очнувшись, она сразу начинала прощаться. Торопилась домой. И Савва всегда ломал голову над тем, что она могла делать дома, совершенно одна. Если бы она умела плакать, он бы решил, что она плачет. Но она не умела. И тогда он представлял, как она сидит в комнате с окаменевшим лицом, уставившись перед собой мертвыми глазами, час, другой, третий… И ему становилось страшно, потому что могло так случиться, что однажды она так и не выйдет из этого транса, не вернется в реальность…

Он хотел поддержать ее, но не знал, как это сделать. Она отстранилась и всячески давала понять, что не нуждается в его помощи. Она никогда не упоминала Грина, и если Савва начинал с ней говорить, удивленно вскидывала на него огромные синие глаза и хмурила брови.

– Ну, что ты! Я в порядке. Я давно перестала мучить себя. Сколько времени прошло! Лучше поговорим о тебе. Мы теперь так редко видимся…

И еще Савва понял, что он ей неприятен. Просто почувствовал. Может, она хотела забыть Грина и всех, кто был с ним связан. А может, так и не простила ему бездействия в тот день, когда Грин пожал ему руку…

Глава 3

Получив от начальства тонкую папку с делом №346/ 02 по факту смерти Тучкова Егора Ивановича, предположительно «Самоубийство», старший следователь Мешков прошел в свой кабинет, бросил папку на стол, но не стал ее открывать.

Он подошел к окну и склонился над большим цветочным горшком с каким-то экзотическим растением. Он не знал названия этого цветка и понятия не имел как за ним ухаживать. Судя по большим, все еще пышным листьям и ярким розовым цветам, которые теперь уныло свисали и сбрасывали по одному вялые, лишенные аромата лепестки, когда-то это было очень красивое растение. Но теперь цветок явно загибался. Ему явно чего-то не хватало или наоборот – этими цветами никогда не поймешь в чем причина. Мешков поливал его каждый день, поставил на самое светлое в кабинете место и теперь с неудовольствием думал, что возможно этот красавец вообще не любит солнца или переизбытка влаги. Мешков никогда не имел дела с цветами, за всю жизнь не вырастил ни одного растения, но по какой-то необъяснимой причине вцепился в этот цветок, который притащил кто-то из сотрудников, и желал во что бы то ни стало реанимировать его. Каждое утро, заходя в кабинет, он первым делом осматривал растение, каждое утро находил его во все более плачевном состоянии, и каждое утро у него слегка портилось настроение. И сейчас вид поникших листьев только усугубил раздражение, которое не покидало его с тех пор, как у него на руках оказалась эта папка с делом №346.