Ефим Гаммер - Март 1953-го

• Название: Март 1953-го
• Автор: Ефим Гаммер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014

---

— Людям некогда, а ты мешаешь, — разволновалась продавщица. — Двигай в детский отдел милиции, это рядом. И спрашивай там насчет попутчиков. Всех, наверное, уже арестовали.

Действительно, по соседству от «Детского мира», в двух шагах, располагался детский отдел милиции. Почему так близко? Наверное, по той доступной для размышлений причине, чтобы напугать излишне сметливых подростков, намеревающихся приобрести что-нибудь для личных нужд без наличных.

Денег у меня не было — это факт. Для милиции, понятно, я элемент подозрительный, раз торчу, зыркая по сторонам, в магазине. Отсюда вывод: самостоятельный заход в детскую комнату связан с большим риском. Вдруг спросят: «С какими это воровскими задумками ты шастал между прилавков, вызывая подозрение у добропорядочных граждан?»

«Я ищу компанию тимуровцев, чтобы по-человечески похоронить товарища Сталина».

«По-твоему, положить его рядом с Лениным в Мавзолее, это не по-человечески?»

Как тут выкрутиться?

Любой ответ не покажется разумным человеку в милицейских погонах. И вместо того чтобы стоять в почетном карауле у Кремлевской стены, я попаду в детскую колонию.

Туда я не рвался. Говорили: там не перевоспитывают, а прививают дурные наклонности, а с ними потом прямая дорога в тюрьму.

Сведения эти наши соседи брали не с потолка, а с биографии Лехи, «виртуоза карманного сыска», находящегося в бегах. Выглядел он коротышкой лет на четырнадцать, но был гораздо старше и «баловался пером», но не в смысле писания художественных произведений для серии «Мои первые книжки».

— На мне кровь, я ничего не боюсь, — говорил Леха при встрече и нагло хапал с кона копейки, когда мы играли в «чику».

Казалось бы, что там наберется? Не гроши, а слезы — меньше, чем на молочное мороженое. Ан нет! Приставал — спасу не будет. «Кошелек или смерть!» — выворачивал он по-пиратски к своей «правоте», будто играл главную роль в дико популярном фильме «Остров сокровищ», и бренчал медяками в глубинах кармана, куда без ножика, приставленного к горлу, или пистолета не добраться. Ножик у меня был. И пистолет однозарядный, найденный 1 марта на чердаке. Но все равно связываться с Лехой желания не появлялось, и я никогда не связался бы с ним, если…

Из этих «если», как ни посмотришь на себя в зеркало, имея фингал, состоит вся наша жизнь.

Если бы сидел дома, то не подбили бы закаменелым снежком глаз.

Если бы не нашел в подвале ручную гранату, припасенную кем-то для рыбной ловли путем глушения до несознательного состояния, то не получил бы нагоняй от мамы, когда положил взрывоопасную игрушку для сохранности под кровать.

Если бы учился на одни пятерки, то вырулил бы в круглые отличники.

Но «круглым» я не был, нагоняй от мамы получил и фингал прикрывал пятаком, чтобы скорей рассосался. Разумеется, не медяк, а синяк.

С тем и жили, песни пели. А наступил час похорон товарища Сталина, полагалось в качестве кандидата в пионеры проявить участие.

Каким образом?

Траурным.

Нет, не миною на лице, а маршем. Инструмент дома присутствовал — маленький аккордеон на сорок басов фирмы «Вельтмейстер», весь из себя перламутровый, голубого отлива, на пять регистров. А с исполнителем проблема. Понятно, и я умел бегать пальцами по клавиатуре, но только по нотной подсказке, а тут требовался слухач, чтобы не испортить торжественную обстановку, когда все стоят по стойке «смирно» и взволнованно взирают на небо, будто там вот-вот зачирикает душа «друга всех детей, вождя и отца народов».

В школе нам говорили, что души нет. Но мы не верили, потому что у каждого она была и нередко сосала под ложечкой, требуя от нас переживаний за всякие глупости.

За то, что насовали в чернильницы окрошку из карбида, и фиолетовая пена залила парты.

За то, что натаскали из школьного сарая в класс мокрые дрова, и они при растопке дымили со столь рьяной охотой, что нам устроили внеочередную переменку.

Словом, держа душу внутри себя без возможности взглянуть ей в глаза, мы готовы были стоять в траурном молчании сколько угодно времени, лишь бы один раз посмотреть, как она выглядит в натуре, когда улетает на тот свет. И такую возможность нам предоставили партия и правительство 9 марта 1953 года, отправляя товарища Сталина на побывку к Ленину в Мавзолей, а его душу к Богу, о котором нам, досрочно готовя в пионеры, говорили, что Его нет.

Получалось, в школе Его нет, а дома Он есть.

Оба мои дедушки — Фроим и Аврум, водившие меня в синагогу по еврейским праздникам, утверждали, что наши учителя ошибаются.

Кому верить?

Если верить дедушкам — опять «если»! — то пятерку не получишь и маму вызовут на собеседование с наводящим вопросом: «вы печетесь о правильном развитии вашего малолетнего сына, пуская его в сЫна-гогу?»

Если верить учительнице первого класса «а» 67-й семилетней школы, то это не позволит молиться рядом с дедушками по субботам в нашей квартире на Аудею, 10.

Получается, надо полагаться не на чужое мнение, а убедиться на практике: есть Бог или нет Его. И это опять-таки возможно только сегодня, когда душа товарища Сталина полетит на тот свет, где ее встретит Сам Создатель Вселенной. Почему Он, а не Петр-ключник, либо кто-либо другой, ниже рангом? Это даже не вопрос, а просто ляпсус, или нонсенс, или… еще что-то подобное из книжек «не для детского чтения».

Вспомним, что учили наизусть из гимна и повторим вслух для Бога, чтобы и впрямь не отфутболил на встречу сталинской души какого-то зиц-председателя Седьмого неба. «Нас вырастил Сталин — на верность народу. На труд и на подвиги нас вдохновил». К тому же он генералиссимус, как Суворов. И главный специалист по языкознанию, как Даль. И отец народов, и учитель всего прогрессивного человечества, и лучший друг детей, не считая их родителей — рабочих и крестьян, пожарников и лесников, летчиков и моряков, включая Кожедуба, трижды Героя Советского Союза, и дядю Степу, сигнальщика с линкора «Марат».

Какой же должна быть его душа, чтобы взглянуть на нее и не ослепнуть? На солнечное затмение можно зырить сквозь закопченное стеклышко. А на его душу? Кто подскажет? Не шалопут-пацаненок, разумеется.

На примете у меня в данный момент никого не было, кроме Ады из циркового ансамбля лилипуток под управлением моей тети Фани. И я пошел к ней в гостиницу «Метрополь», хотя в ногах правды нет. Нет и не надо! К тому же ищу не правду, а истину в первой инстанции, что не одно и то же.

Про инстанцию «моя Дюймовочка» поняла сразу. Ей самой приходилось проходить первую инстанцию, когда в ЗАГСе выясняла о процедуре развода со старшим по артистическому званию лилипутом Петечкой. Но про истину, взмывшую на крыльях души к Богу, ничего не уразумела. Однако притом при всем выручить меня согласилась.

Что необходимо для этого? Почти ничего, пару пустяков: проиграть на аккордеоне траурный марш из нашего подвала-штаба и посмотреть на небо, где угрюмо бродят тучи, чтобы между них — там, где сверкает молния, различить нечто яркое, солнечное, воздушное, чего, по рассказам классных наставников из 67-й семилетней школы, не существует в реальности.

В реальности, может, и нет. Но Ада по натуре была сказочной Дюймовочкой. Ей ли не справиться с музыкальным заданием, когда на манеже она «человек-оркестр»?

И справилась, сыграв в своем гостиничном номере, для репетиции, траурный марш. Сыграв с такой щемящей выразительностью, что дежурная по коридору, как я убедился в замочную скважину, замерла у своего стола по стойке «смирно» и не колыхала даже взволнованной под влиянием мелодии грудью.

Такой успех требовал овации. Но у меня было всего две ладони, и я поаплодировал тишком, чтобы не спугнуть скорбную тишину. Однако овацию пообещал девушке, когда соберу весь отряд — Леньку, Жорку, Вовку, Толика на прослушивание ее сольного выступления с траурными звуками.

Все бы хорошо, но одно плохо. В своем номере Ада играла на гостиничном пианино, которое, по известным причинам, в подвал не перетащишь. Сначала обвинят в воровстве, а потом, когда догадаются, что у нас и силенок недостаточно до столь габаритной кражи, припишут хулиганство в общественно-значимом заведении. И первое, и второе в наши планы не входило.

Нужен был аккордеон!

Рабочий инструмент Ады находился в закрытом из-за траура цирке, мой — дома, когда я не ходил с ним на уроки к Доре Цезаревне. До него, упакованного в походном футляре под роялем «Тресселт», было ближе. А от него до подвала, куда я пригласил Аду на гастроли, еще ближе. Так что…

Да, именно так и поступили. Миниатюрную девушку я сопроводил по крутой лесенке в штаб: пусть освоится в незнакомой обстановке. И рванул на этаж за «Велтмейстером», заодно не позабыв прихватить и найденный на чердаке однозарядный револьвер, чтобы «тишком» дать салют.

Кто бы мог заранее предположить, что штабное помещение моего отряда облюбовал для тайных посиделок Леха-крадунист, находящийся, по собственному признанию, в бегах. Бегал бы себе и бегал, когда не сидится на месте за решеткой. Но нет! Совсем наоборот, с одного места отсидки перебрался на другое, прямиком под нашим домом на восемь крутых ступенек. И кукует себе в одиночестве, ждет удачи, которая в гости пожалует.