Этьен Годар - Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней

• Название: Профессионал. Мальчики из Бразилии. Несколько хороших парней
• Автор: Этьен Годар
• Издательство: БАДППР
• Жанр: Детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-87378-023-4

Эта книга из серии «БЕСТСЕЛЛЕРЫ ГОЛЛИВУДА», в которую вошли получившие мировую известность лучшие произведения в жанрах детектив, фантастика, мистика, приключения, авантюрный и любовный роман, одновременно ставшие литературной основой либо созданные по мотивам самых популярных кино- и видеофильмов.

В книге три романа:

«ПРОФЕССИОНАЛ» Этьена Годара

Офицер французской спецслужбы Жослен Бомоч, посланный в одну из африканских стран с заданием ликвидировать диктатора-тирана Нджала, предан собственными парижскими начальниками в угоду политической конъюнктуре и попадает на каторгу…

Но характер Жослена, его выучка действовать в чрезвычайной обстановке заставляют его бежать с каторги и вернуться во Францию для выполнения задания…

(Фильм с аналогичным названием вышел в 1981 году во Франции. Режиссер Жорж Лотнер. В главных ролях Жан Поль Бельмондо, Рвбер Оссейн, Жан Десайн.)

«НЕСКОЛЬКО ХОРОШИХ ПАРНЕЙ» Джона Томпсона

База ВМС США в Гуантанамо, остров Куба. Посреди ночи двое входят в комнату спящего морского пехотинца Уильяма Сантьяго, забивают ему в рот кляп, обматывают голову липкой лентой и скручивают по рукам и ногам…

«Дедовщина» управляется и контролируется высшими офицерами. Прямых убийц Уильяма Сантьяго ждет трибунал и, скорее всего, смертная казнь. Но защита пытается доказать, что преступление было совершено по приказу и разрушить систему круговой поруки и страха, насажденную полковником Джессопом…

(Фильм с аналогичным названием вышел в 1992 году в США. Режиссер Роб Райнер. В главных ролях Том Круз, Джек Николсон, Деми Мур. Получил номинацию на «Оскара».)

«МАЛЬЧИКИ ИЗ БРАЗИЛИИ» Айры Левина

Роман Айры Левина, автора романов «Ребенок Розмари», «Щепка» и «Предсмертный поцелуй», написан в жанре политического триллера с детективным сюжетом и определенным фантастическим допуском.

Убежденный нацист врач-преступник Йозеф Менгеле задумывает спустя много лет после окончания войны вывести новую расу людей — расу Гитлеров. Он собирает в джунглях Южной Америки команду преданных людей и готовит крупномасштабный террористический акт: убийства в разных странах ученых-профессоров пожилого возраста. Так как за Менгеле охотится один из таких ученых — доктор Симон Визенталь, знаменитый охотник за нацистскими преступниками…

(Фильм с аналогичным названием вышел в 1978 году в США. Режиссер Франклин Шеффер. В главных ролях Грегори Пек, Лоуренс Оливье.)

---

Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.

— Можете это сделать, — сказал Горин, жестом показывая на стол. — Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.

— На сегодня мой голос уже отказывает, — сказал Либерман. — Лучше вы все объясните.

Они вместе вернулись к столу.

— Коль скоро я уж встал, — сказал Либерман. — Есть тут туалет?

— Вон там, наверху.

Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.

Добравшись до мужского туалета, маленького и тесного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколько раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту операцию. Обрывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водоворотом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.

Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.

Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстегнуть молнию и использовать это помещение по назначению.

Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.

— Ну, что на этот раз?

— Вам придется притормозить.

— Ради чего?

— Я спустил список в туалет.

Горин застыл на месте, глядя на него.

Он кивнул.

— Именно это и надо было сделать, — сказал он. — Поверьте мне.

Горин продолжал с мертвенно-бледным лицом смотреть на него.

— Я чувствуя себя в забавном положении, когда говорю рабби, что..

— Это был не ваш список, — сказал Горин. — Он принадлежал… всем! Еврейскому народу!

— Могу ли я подать голос? — спросил Либерман. — Я говорю только за себя. Убивать детей, любых детей — это неправильно.

Лицо Горина побагровело, ноздри раздулись, а карие глаза, окруженные темными кругами, вспыхнули.

— Только не говорите мне, что хорошо, а что плохо, — сказал он. — Ослиная задница. Тупой, глупый, старый болванI

Либерман молча смотрел на него.

— Я должен был бы спустить вас по лестнице!

— Только прикоснитесь ко мне, и я переломаю вам шею, — сказал Либерман.

У Горина перехватило дыхание; он сжимал кулаки опущенных рук.

— Вот такие евреи, как вы, — сказал он, — и позволили всему этому случиться в последний раз.

Либерман продолжал смотреть на него. — Евреи ничего не «позволяли». Нацисты обошлись без позволения. Люди, которые могли убивать даже детей, чтобы добиться своих целей.

На стиснутых скулах Горина зацвели пунцовые пятна.

— Убирайтесь отсюда, — сказал он. И резко повернувшись, отошел от него.

Либерман проводил его взглядом, перевел дыхание и двинулся к лестнице. Придерживаясь за перила и опираясь на палочку, он стал неторопливо спускаться вниз, шаг за шагом.

Через окно такси, направлявшегося в аэропорт Кеннеди, он увидел здание мотеля «Говард Джонсон». Там Фрида Малони передавала малышей парам из США и Канады. Он смотрел, как мимо него проплывало здание, десять или двенадцать этажей которого светились огнями в сумерках.

Зарегистрировавшись у стойки «Пан-Ам», он позвонил мистеру Голдвассеру в лекционное бюро.

— Алло? Как вы там? Где вы?

— В Кеннеди, отправляюсь домой. Чувствую себя не так уж плохо. Просто пару месяцев должен поберечься, и все будет в порядке. Вы получили мою записку?

— Да.

— Еще раз благодарю вас. Цветы были великолепны. Вроде какую-то рекламу себе я обеспечил, так? Первая полоса в «Таймсе», Си-Би-Эс, все телевидение…

— Надеюсь, что такой рекламы у вас больше не будет.

— И тем не менее. Послушайте, если я торжественно дам вам честное слово, от которого я ни за что не откажусь, можете ли попытаться организовать мне турне на конец весны, начало осени? Доктора заверяют, что голос вернется.

— Ну…

— Да бросьте, судя по обилию цветов от вас, видно, что вы во мне заинтересованы.

— Ладно, попробую связаться кое с какими группами.

— Отлично. И послушайте, мистер Голдвассер…

— Ради Бога, да будете ли вы когда-нибудь звать меня Бен! Сколько лет мы с вами уже знакомы?

— Бен… только не в синагогах. Лекции в колледжах, встречи с ребятами. Пусть даже старших классов.

— Они даже расходов не окупят.

— Значит, в колледжах. В отделениях ИМКА. Всюду, где есть молодежь.

— Я попробую как-то все сбалансировать, идет?

— Идет. Свободное время заполняйте старшеклассниками, пусть они меня послушают. Будьте здоровы.

Повесив трубку, он на всякий случай пошарил пальцем в монетоприемнике; подхватив портфель и опираясь на палочку, он захромал на посадку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В комнате сгустилась тьма. Поблескивали лишь дверная ручка, зеркало, наконечники лыжных палок. Кровать, стулья вырисовывались лишь смутными очертаниями. Металлическое переплетение клетки, колесо с белкой в нем то вращалось, то останавливалось. Модели ракет. Медленно поворачивался маленький серебряный самолетик, подвешенный на нитке.

В центре комнаты под низко опущенной лампой на столе лежал лист белой бумаги. Рука окунула кисточку в краску, дала стечь излишкам ее, провела тонкую черную линию. На листе возникал стадион под огромным прозрачным куполом.

Мальчик работал аккуратно и тщательно, едва ли не утыкаясь в бумагу острым носом. Он начал вырисовывать бесконечные ряды круглых голов, обращенных к возвышению в центре. Смачивая кисточку, он рисовал их ряд за рядом, тыльной стороной ладони то и дело откидывая со лба острый клок волос — голов становилось все больше и больше.

Откуда-то доносились звуки пианино: вальс Штрауса.

Мальчик поднял голову, прислушиваясь. Улыбнулся.

Опять склонившись к рисунку и мурлыча мелодию, он снова стал рисовать головы.

Как здорово, что отца больше нет. Только он и мама. Никто больше не колотит, он знает, что дверь больше не распахнется настежь и никто не заорет: «Бросай эту ерунду и занимайся домашними заданиями, а не то, видит Бог!..»

Ну, не то, что «здорово», он не это имел в виду, а просто… как-то легче жить, спокойнее. Даже бабушка говаривала, что папа был истым диктатором. Грубым, крикливым, ничего не понимал; вечно вел себя, словно он самый главный человек на свете… так что сейчас ему куда легче. Но это не означает, что он, мол, ненавидел его, желал ему смерти, вовсе нет. В общем-то он даже любил папу. Разве он не плакал на его похоронах?

Он углубился в рисунок, отшлифовывая отдельные детали до совершенства. Теперь он занялся возвышением, вокруг которого толпились люди. Издалека фигура должна казаться маленькой. Мазок, мазок, мазок. У всех вскинуты руки: мазок, мазок.

Кем он должен быть, этот человек, взнесенный над всеми? Кем-то великим, тут уж нет сомнений, если столько людей пришло увидеть его. Он ни певец, ни артист, но в нем есть что-то потрясающее, он воистину хороший человек, которого все любят и уважают. Они даже платят дань, чтобы увидеть его, а если не могут заплатить, он приказывает пустить их даром. Он такой благородный…

На шпиль мачты он вознес маленькую телевизионную камеру; навел на человечка лучи еще нескольких прожекторов.

Он взял самую тонкую кисточку и несколькими штрихами набросал лица людей с края толпы — видно, что у них открыты рты, что они кричат тому человеку, как они любят его и обожают.

Он склонился острым носом еще ниже к бумаге и стал вырисовывать точки открытых ртов и тем, кто стоял в толпе. Снова упал клок волос. Он закусил губу, прищурил светло-голубые глаза. Точка, точка, точка… Он слышал восторженный рев толпы, потрясающий громовой рев, полный любви и обожания, который все рос и рос, накатываясь волна за волной, один громовой удар за другим, один за другим.

Как в тех старых фильмах о Гитлере.

Джон Томпсон НЕСКОЛЬКО ХОРОШИХ ПАРНЕЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Джоан шла по плацу и медленно, как молитву, повторяла: «Я прошу, полковник, я обращаюсь к вам с просьбой… Чтобы меня назначили… Меня назначить… Чтобы я была назначена… вот так».

— Правильно, — уверенно проговорила она.

Когда же девушка приблизилась к высокому массивному корпусу Юридического отделения американского военно-морского флота, ее охватил легкий озноб. От волнения щеки Джоан стали еще розовей, а синие глаза, опушенные густыми ресницами, приобрели почти фиолетовый оттенок. Густая волна черных волос, аккуратно стриженных под пажа, как дорогая лама, обрамляла это прекрасное лицо и делало его чертовски привлекательным. Светлая офицерская форма сидела на Джоан как влитая, выгодно подчеркивая достоинства ее легкой спортивной фигуры. И когда она проходила мимо дежурного, тот, внимательно рассматривая ее служебное удостоверение, не смог скрыть своего восхищения.