Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил

• Название: Женщина, которую я бросил
• Автор: Сюсаку Эндо
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Проза
• Год: 1968

Современный японский писатель Сюсаку Эндо уже знаком советскому читателю своими повестями «Море и яд», «Брак», а также великолепным рассказом «В больнице Журден», который был опубликован в сборнике «Японская новелла».

Родился Сюсаку Эндо в 1923 году, печататься стал вскоре после второй мировой войны и сразу обратил на себя внимание. В 1958 году его рассказ «Белый человек», в котором разоблачались расовые предрассудки, был удостоен одной из высших литературных премий Японии — премии Акутагава.

За два десятилетия Сюсаку Эндо написал много рассказов, повестей, романов, и все они направлены против насилия и зла, против войны, против уродливых проявлений буржуазной действительности. Писатель искренне озабочен судьбой своей родины, он ярый сторонник мира, национальной независимости, общественного прогресса, и его талантливое перо всегда отстаивает эти жизненно важные проблемы.

Писатель не принадлежит ни к одной демократической партии, он католик, но его религиозные убеждения не мешают ему находиться на переднем крае борьбы с силами реакции.

---

Может быть, права сестра Ямагата и во всем этом действительно есть смысл.

Прибыл пассажирский поезд. Постукивая молотком по колесам, вдоль состава прошел железнодорожник.

— Мит-тян! Неужели это ты? — раздался за спиной Мицу удивленный голос. Ее догнала загорелая девушка в белом платье, со спортивной сумкой в руках. — Не узнаешь?

Нет, Мицу не забыла Миура Марико, но продолжала молчать.

— Что с тобой, Мицу?

— Я рада видеть тебя, Миура-сан.

— Наконец-то узнала.

Мицу помнила, как три недели назад она притворилась, будто не видит Марико. Тогда она впервые поняла, какая между ними пропасть.

— Я еду с дядей на пикник на озеро Гако. Случайно увидела тебя из окна машины. Где ты сейчас работаешь? В Токио?

Лицо Марико выражало дружелюбие, она так и сыпала вопросами.

— Нехорошо, Мит-тян. Ты не написала мне ни одного письма. Я уж думала, что ты вышла замуж.

Слабо улыбнувшись, Мицу покачала головой. У нее не хватало сил отвечать.

— А я думала, что вы вышли замуж, — с трудом выдавила она.

— Пока нет, но у меня есть жених…

— Да?

— Мы работаем в одной конторе. Как говорится, производственная любовь.

С вокзальной площади послышался гудок автомобиля.

— Это меня. Ну пока. Будь здорова…

Автомобиль тронулся с места, и Мицу долго смотрела ему вслед. Она не чувствовала ни малейшей зависти к Марико, а лишь печаль оттого, что такие разные судьбы им были уготованы с самого рождения.

На платформе, где уже собралось много народу, Мицу заметила молоденькую девушку с косичками. У ее ног стоял чемодан. Пожилая женщина, вероятно мать девушки, и брат провожали ее.

— Смотри не потеряй билет, — говорила мать.

— Не волнуйся, — ответила девушка.

— Адрес у тебя в кармане, — мать беспокойно заглянула в сверток, который держала девушка. — Не забудь отправить открытку дяде.

— Ладно. Не волнуйся. Все помню, — повторяла девушка, и щеки ее краснели, как яблоки.

Глядя на нее, Мицу вспомнила, как, окончив гимназию, она впервые уезжала в Токио. Провожала ее тетка, которая, как и эта женщина, без устали давала советы, проверяла свертки, боясь, не забыла ли что-нибудь Мицу.

Мицу хорошо представляла, что ожидает эту девушку в Токио. Она будет следить за каждым своим движением, боясь, что в ней узнают деревенщину, работать с утра до вечера шесть дней в неделю, по воскресеньям ходить в кино и ночью глядеть на звездное небо. Она будет вспоминать мать и брата, родную деревню и думать о своем одиночестве.

А что ожидает Мицу?

Мицу вспомнила свою холодную комнатку в Кавадзаки. Голая, тусклая лампа; под окном, в грязном дворе оправляются пьяные, выходящие из бара. Мицу часто ложилась на кровать и, натянув до подбородка одеяло, неподвижно глядела в потолок. На душе было пусто и холодно. Девушку ожидает то же, но ее будут согревать воспоминания о матери и брате. А о ком было вспоминать Мицу, ушедшей из дому, где она всем мешала?

И вдруг Мицу подумала, что ее и теперь ожидает в Токио лишь одиночество. Она вспомнила, как однажды ночью в конце прошлого года она одна, как паршивая кошка, сидела в фасовочном цехе, грея над очагом озябшие руки. Грохотала электричка; дрожали окна, обклеенные газетами.

«Нет, больше я не хочу так жить. Не хочу!»

Если бы рядом с Мицу был человек, который согрел бы ей руки и душу, друг, с которым можно было бы посмеяться и посмотреть фильм с Исикавой!.. Если бы у нее был хоть кто-нибудь, кому она могла бы выложить свои бесхитростные жалобы!

Мицу пробежала взглядом по лицам людей, толпившихся на вокзале. Но никто не обращал внимания на невзрачную девчонку со старым чемоданом в руках. У каждого были свои заботы, свои дела. Все спешили: подходили к кассе, затем почти бежали к платформе.

— Внимание! Прибывает пассажирский поезд на Токио.

Пуская пар, мимо платформы проплыл серый паровоз, тащивший за собой обшарпанные вагоны.

Токио… Но разве что-нибудь хорошее ожидает ее там?..

И чем лепрозорий хуже Токио?.. Везде — в Синдзуку и в Кавадзаки — толпятся люди, как на этом вокзале… мешают друг другу… всем холодно, и никому нет дела до другого…

Поезд остановился, и пассажиры побежали к вагонам, стараясь опередить друг друга, чтобы занять место получше. У дверей вагонов моментально образовалась толпа.

Девушка с косами уже была в вагоне и, высунув голову из окна, разговаривала с братом и матерью. Мать достала из кармана кошелек и отдала дочери деньги.

Ударили в колокол.

«Скорей… Я еще успею».

Опять у нее перед глазами встал лепрозорий: серые, унылые, словно казармы, бараки; шум капель, которые падают по ночам со вздрагивающих деревьев. Сейчас женщины вышивают в мастерской, а Кано Таэко, наверное, сидит одна в своей комнате.

Поезд тронулся. Дым из трубы паровоза пополз по платформе, обволакивая колеса вагонов.

Мицу взяла чемодан, вышла с вокзала и медленно направилась к автобусной станции.

— Ты ли это, Морита-сан? — У входа в лечебный корпус Мицу встретила сестру Ямагата. — Опоздала на поезд?

— Да нет, — сказала Мицу, и на лице ее появилась добродушная улыбка, хорошо знакомая сестре Ямагата.

— А почему ты вернулась? — Ямагата взяла из рук Мицу чемодан и пошла в гостиную. В окнах напротив отражался розовый огонь заката. — Ну в чем дело, что случилось? — тревожно спросила Ямагата.

— Ничего. Просто я решила вернуться.

— Вернуться? Почему?

— Почему? — застенчиво пробормотала Мицу, подыскивая слова. — Я… знаете… мне… мне… А куда мне идти? — она водила пальцем по столу. — В Токио у меня никого нет… мне…

— Но ведь здесь больница для прокаженных. Здесь прокаженные.

— Я не боюсь. Сначала мне было неприятно, но теперь я привыкла.

— Что ты говоришь? Ведь ты здорова, совершенно здорова. Здесь, среди больных и страждущих, тебе нечего делать. Зачем ты вернулась?

— А как же вы здесь живете? — это было сказано так простодушно, что сестра Ямагата удивленно подняла брови.

— Мы? Мы… ведь… сестры милосердия… Мы посвятили этому всю жизнь.

— Я тоже хочу посвятить свою.

— Не шути так, Морита-сан, — Ямагата нахмурилась. — Возьми себя в руки. Такими словами нельзя бросаться под влиянием минуты. Сентиментальные гимназистки обращаются к нам с просьбой устроить их в лепрозорий. А когда они видят больных, слышат их стоны, они бледнеют от страха.

— Но ведь я уже слышала эти стоны, — Мицу умоляюще сложила на груди руки.

Она не понимала упорства Ямагата.

— Если мне нельзя здесь оставаться… я… уеду…

— Я еще ничего не сказала тебе. Допустим, ты останешься, но как твои родители отнесутся к этому?

— Папе будет все равно, я уже давно уехала из дому.

— Не знаю, что делать. Сегодня ночью ты спокойно все обдумай и, если поймешь, что это была лишь прихоть, завтра вернешься в Токио.

Мицу с улыбкой кивнула.

«Зачем сестра Ямагата так все осложняет? — подумала она. — Но если она разрешила мне остаться на эту ночь, то разрешит и на другую, и на третью, и на неделю, и на…»

— А где сейчас Кано-сан?

— Кто?

— Кано-сан. Как она себя чувствует?

— А-а-а, — Ямагата открыла окно и, повернувшись к Мицу, сказала: — После твоего отъезда у нее было очень подавленное настроение. Сейчас она в поле.

— Можно к ней сходить?

— Конечно.

Мицу выбежала из гостиной. Прошла между больничными корпусами.

Из-за серых облаков выглядывало солнце, ярко освещавшее лес и поле. На дальнем его конце работали трое больных, которые отсюда казались не больше горошин. Мицу с волнением разглядывала пейзаж, еще неделю назад вызывавший в ней тяжелое чувство. Она словно домой вернулась.

Седьмая запись Ёсиоки Цутому

В конце сентября следующего года, в один из воскресных дней, мы с Миура Марико поехали во дворец Мэйдзи. Погода была ясная, приятная. Проводился детский спортивный праздник: улицы заполняли школьники, повсюду слышался треск бенгальских огней.

Во дворце было многолюдно. Перед входом в церемониальный зал висела табличка с фамилиями десяти брачующихся пар. Среди них были и наши имена: Ёсиока Цутому и Миура Марико.

Мой старший брат и его жена, приехавшие из деревни на нашу свадьбу, помогли мне надеть смокинг, взятый по этому случаю напрокат. Нагасима, в знак старой дружбы принявший на себя обязанность встречать гостей, заглянув в передний зал, воскликнул:

— Ну и ну! Ты только посмотри, тут будто конвейер работает.

И действительно, словно по конвейеру, по коридору, ведущему в церемониальный зал, медленно плыли невесты с белой фатой на голове и женихи в черных смокингах.

— Что поделаешь! — ответил я, одергивая пиджак. — Жизнь каждого из нас тоже одно из звеньев итого конвейера. Ведь что такое личность? Пыль и прах. Даже когда умрешь, тело твое, как по конвейеру, пройдет через руки медиков.