Евгений Толкачев - Марьина роща

• Название: Марьина роща
• Автор: Евгений Толкачев
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

«Марьина роща» — первое крупное произведение журналиста. Материал для него автор начал собирать с 1930 года, со времени переезда на жительство в этот район. В этой повести-хронике читатель пусть не ищет среди героев своих знакомых или родственников. Как и во всяком художественном произведении, так и в этой книге, факты, события, персонажи обобщены, типизированы.

Годы идут, одни люди уходят из жизни, другие меняются под влиянием обстоятельств… Ни им самим, ни их потомкам не всегда приятно вспоминать недоброе прошлое, в котором они участвовали не только как свидетели-современники. Поэтому все фамилии жителей Марьиной рощи, упоминаемых в книге, изменены, и редкие совпадения могут быть только случайными.

---

Анна Павловна и смеется, и плачет, и молодеет от радости. С ней радуется и верная подружка. Марат сдерживает подступающие к горлу слезы: не положено мужчине распускаться, но в глазах точно песок насыпан, щиплет что-то и туманом застилает…

А мать рассматривает фотографии и так, и этак:

— Ну да, он, как живой, только похудел и одет как-то по-новому. Вот видно — газету ребятам читает… Смотри-ка, Марат, и очки его старенькие, ниткой обвязаны…

Марат интересуется:

— Скажите, товарищ, а у него есть автомат, у отца?

— Есть. Теперь у них все есть.

— Что же он ни слова не писал до сих пор?

— Посудите сами, — улыбается военный, — как это сделать? Все-таки почта туда пока еще не ходит. Но скоро будет ходить, и тогда получите весточку. Ну, пожелаю вам всего хорошего…

— Милый, товарищ, как благодарить вас? Хоть чайку выпейте с нами, может, расскажете, как они там живут?

— Спасибо, очень тороплюсь. У меня еще есть несколько поручений. Вот в вашем районе надо найти гражданку Мухину. Третий проезд, а номер дома и квартиры стерлись… А ей от сына привет.

— Это не от Гриши ли Мухина?

— А вы его знаете?

— С моим сыном Колей учился, друг, можно сказать… Как он? Тоже там? А мать убивается: как пропал с начала войны, так ничего о нем и неизвестно.

— Значит, не мог сообщить. Так как же мне ее найти?

— Да вас Марат проводит.

— Конечно, тут совсем недалеко. Пойдемте! — торопит Марат.

Но не так скоро удается выслушать все благодарности и добрые пожелания женщин. Как только выходят на улицу, Марат не выдерживает:

— Товарищ! Скажите мне правду, я никому не передам, если это военная тайна. Я все равно сам догадался. Скажете?

— Что такое? Какая тайна?

— Григорий Мухин и есть товарищ М.?

— Нет, — улыбается военный. — Откуда ты взял? Мухин— это Мухин, а товарищ М. — совсем другой. Это пожилой человек, местный работник…

— Ага… — скучно тянет Марат. — А я-то думал…

— Напрасно думал, — подхватывает военный. — Фантазер ты, брат. Товарищ М. — это, я тебе скажу… полководец, прямо как генерал, умница, каких мало. А Мухин у него в отряде тоже не последнюю должность занимает… Нет, друг ты мой, товарищ М. сам по себе, а Мухин сам по себе… Кстати, где же у вас деревья в роще? Как-то чудно: роща, а деревьев раз-два, да и обчелся…

— Были деревья, есть сейчас на Шереметевской, да немного на Октябрьской…

— Разве это роща? Вот там, где находится штаб партизанского отряда товарища М., там, брат, роща!.. Край вообще лесистый, нетронутый. А роща та особенно красивая, я ее много наснимал. Они ее называют Марьина роща, так и в документах значится. А заметь, во всем отряде москвичей человек пять, не больше, и всего двое из вашей Марьиной рощи. Видишь, какие патриоты!

Возвращается Марат задумчивый. Жаль все-таки расставаться с яркой, романтичной выдумкой…

* * *

Среди многих памятных дней этот — один из самых ярких. Салют победы прогремел, как вестник желанного мира, как торжество разума и справедливости, как гордость народа за свой труд, за свою славную армию, как доказательство правоты тех, кто погиб, мужественно защищая Родину…

Боевое Знамя победы, гордо реявшее над центром Европы, было торжественно водружено в Доме Советской Армии. Этой бесценной реликвией гордится советский народ.

А наш добрый патриот своего района, Иван Егорович, частенько вспоминая День победы, никогда не упускает случая заметить будто бы вскользь:

— И у нас есть чем гордиться. Знамя победы где находится? В ЦДСА. А ЦДСА— исконная Марьина роща. Это справедливо. И мы, марьинорощинцы, трудились для победы не хуже других, и мы вложили в ее завоевание и пот и кровь…

Хочется разделить с Иваном Егоровичем его убежденность.

ПАТРИОТЫ

Для людей настало то самое выстраданное, в мечтах взлелеянное время, которое коротко обозначалось: «после войны». Сколько встреч, сколько радости, новых надежд!..

Второй грандиозный салют Москва наблюдала теплой осенью 1947 года. Сотни разноцветных ракет бороздили вечернее небо… По Марьиной роще кто-то пустил слух, что по случаю 800-летия Москвы будет выпущено 800 ракет. Недоверчивые юные зрители ревностно и придирчиво считали все разрывы, но, досчитав до тысячи, бросили: слух не подтвердился, ракет пустили много больше. Фейерверк был действительно великолепным. Такой видели, пожалуй, только в День победы над фашистской Германией, хотя мнения знатоков разделились: одни говорили, что оба фейерверка одинаково хороши; другие утверждали, что первый был, может быть, и обильнее, но зато второй — художественнее; третьи клялись, что от нас, мол, из Марьиной рощи, победный салют был виден в общем слабовато, одни прожектора играли здорово, а московский салют — вот он! — весь как на ладони, потому что ракеты пускали высоко и разных цветов сразу. Так и не сошлись авторитеты Марьиной рощи в оценке, но впечатление от этих салютов сохранилось навсегда. Действительно, такого великолепного фейерверка Москва еще не видела. Пышная иллюминация зданий тоже затмила все прежние.

Жители Марьиной рощи чувствовали себя участниками юбилея столицы и с гордостью говорили, что в ордене, которым правительство наградило Москву, есть хоть и крошечная, но и их доля. Над ними дружески подтрунивали, но вдруг прекратили: значительная группа старожилов была награждена медалью с профилем Юрия Долгорукого. В их числе были Федор Иванович Федорченко, Анна Павловна Худякова, Виктор Иванович Шмелев, Настасья Ивановна Талакина и немало других обитателей и уроженцев Марьиной рощи.

В книжном магазине было многолюдно. Чтобы выбраться от прилавка, капитан-лейтенант должен был дать «задний ход». Внезапно он положил «лево руля» и, козырнув, нерешительно спросил:

— Товарищ майор… извините, если не ошибаюсь, товарищ Павлов?

Летчик с усталыми глазами опустил руку с книгой и внимательно вгляделся в моряка:

— Я Павлов. А вы? Не узнаю…

— Кусков, Иван Кусков!.. Родная Марьина роща…. 604-я школа… райком комсомола…

В усталых глазах мелькнуло воспоминание:

— Ах, так это вы… ты получил тогда путевку в военно-морское?

Крепко жали руки.

— Я только что приехал в Москву по вызову начальства, — говорил моряк. — Воевал на Северном флоте. Знаешь, кого там встретил? Витьку Оболенского… помнишь, такой хилый парень, «аристократ»? Так не узнать! Тоже во флоте…

— Ты у родных остановился?

— Нет у меня никого в Москве. Кто помер, кто в эвакуации остался… Что слышно о наших ребятах, о нашем выпуске?

— Плохо слышно, — вздохнул летчик. — В трудное время жить начали. Колю Худякова помнишь? Погиб при взятии Будапешта. Вот человек-то был!.. Его отец воевал в партизанском крае. Незадолго до соединения с нашими их отряд был разгромлен немецкими карателями. Погиб отец Худякова и наш однокашник Гриша Мухин… Талантливый был парень… Васе Кашкину посмертно присвоено звание Героя за Днепр. Повезло Шурке Лаптеву: всю войну прошел без царапинки. Вот, пожалуй, и все о ком знаю… Да, уцелел еще наш славный завуч Виктор Иванович. Удивительный старик! Пошел в ополчение, отказался от всяких льгот и как-то уцелел. Конечно, постарел, обессилел, но бодрится.

Помолчали. Потом моряк вздохнул:

— Какие люди!.. Эх, не будь войны…

Поезд шел из Москвы. На большой станции проводник привел в двухместное купе пассажира с чемоданом и обратился к сидевшему на диване седому военному юристу:

— Вот, товарищ, на верхнее место.

Вошедший, плотный мужчина с орденской планкой, вежливо поклонился военному и стал располагаться на своей полке. Начался незначительный дорожный разговор. Попутчики присматривались друг к другу.

— Послушайте, — вдруг сказал штатский, — где-то я с вами встречался? Очень знакомое лицо, а вспомнить не могу…

— Да? — слегка улыбнулся военный. — А вы попробуйте.

— На Втором украинском?

— Нет. Раньше.

— Значит, до войны? На строительстве?

— Еще раньше.

— Тогда в Средней Азии? Хотя вряд ли…

— Нет, не в Средней Азии. Ну, вы подумайте, а я выйду покурить.

Штатский, видимо, обиделся. Когда военюрист вернулся, он лежал неподвижно на верхней полке и спал.

Ночью он вдруг завозился и, свесив голову с полки, взглянул на военного. Тот лежал с открытыми глазами и улыбался ему.

— Вспомнил! — сказал штатский. — Наконец вспомнил. В Москве. Вы были тогда следователем. Ваша фамилия Антонов.

— Правильно. А я вас сразу узнал. Вы Талакин.

— И не стыдно мучить человека? — весело говорил штатский, спускаясь вниз. — Я, можно сказать, извелся… Здравствуйте, товарищ Антонов.

— Здравствуйте, Алексей Васильевич.

— О, даже это помните?