Тереза Ревэй - Твоя К.

• Название: Твоя К.
• Автор: Тереза Ревэй
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9910-0702-3

1917 год. В России грянула революция. После смерти отца семнадцатилетняя дворянка Ксения Осолина принимает решение бежать из Петрограда за границу, чтобы спасти семью: больную мать, маленькую сестру и новорожденного брата. Что ожидает их в чужой стране? Какие испытания приготовила им судьба?

---

Лицо Айзеншахта потемнело, глаза сощурились. Сердце Ксении замерло от страха. Неужели она зашла слишком далеко? Уловил ли он в ее словах насмешку? Она не была создана для ораторских игр в таком жанре. Не была ни достаточно прозорливой, ни ловкой, чтобы прятать свои эмоции.

— Мсье Лелонг прекрасно изложил нашу задачу, — снова сказала она более спокойным тоном. — Давайте рассмотрим, как можно перевезти такое количество модисток и специальных рабочих в Берлин или Вену. Эти женщины не смогут нормально работать далеко от дома. Не забывайте про поставщиков, которые производят необходимые аксессуары. Думаю, вам надо прислушаться к тому, что говорит Люсьен Лелонг. Убить вдохновение модельеров, рассеять технологические составляющие означает привести отрасль в упадок. Высокая мода неотделима от Парижа. Надо быть слепым, чтобы не видеть этого, и я не могу поверить, что кто-то из вашей такой прозорливой администрации не понимает это.

— Мы больше не заглядываем Парижу в рот, чтобы существовать, мадам. С этим комплексом неполноценности, который так долго сковывал наших модельеров, покончено. Теперь мы сами переделываем мир. Посмотрите на наших архитекторов, скульпторов, дизайнеров.

— Конечно. Я не сомневаюсь, что ваши стилисты смогут проложить себе дорогу, — продолжила Ксения более мягко. — Мы нужны немцам, чтобы доказать свой талант. Оставьте парижское искусство у него дома, как этого хочет месье Лелонг, ибо каждая страна должна создавать свою собственную моду. Для меня оскорбительно думать, что Берлин нуждается в Париже, чтобы стать модным.

Она улыбнулась так невинно, что Айзеншахт, казалось, успокоился. В дверь постучали, и вошла секретарь с папкой в руках.

— Прибыла французская делегация во главе с господином Лелонгом, — объявила она.

— Прекрасно, — обрадовался Айзеншахт. — Мне кажется, вы не будете участвовать в беседе, не так ли, мадам?

— Не сегодня, — сказала Ксения, изображая наивность. — Предпочитаю придерживаться более неформальных отношений. Такие разговоры для меня значат гораздо больше. А все эти цифры заставляют умирать со скуки.

Она была уверена, что Айзеншахта успокоила ее беззаботность. Такой мужчина, как он, не терпит, когда женщина превосходит его по умственным показателям. Помогая Ксении надеть манто, он прошептал ей на ухо:

— До скорого свидания, дорогая Ксения. Разрешите мне называть вас по имени? Я буду очень рад увидеть вас на приеме этим вечером. Там и поговорим в более неформальной обстановке. Не надо, чтобы все эти сухие переговоры портили нам жизнь.

Ксения наклонила голову, но в себя пришла только на улице. Еще накануне она безуспешно пыталась дозвониться до Макса. Никто ей не отвечал ни дома, ни в студии. Она не могла ждать дальше. Нужно было увидеть Сару и чем скорее, тем лучше. Подняв руку, она поймала такси и назвала водителю последний адрес, который смогла сообщить ей Сара в письме, моля Бога, чтобы он не поменялся.

Узкая улочка, заставленная домами с треснутыми фасадами, находилась в квартале города, который Ксения не знала. Люди в потрепанных одеждах жались к стенам. Оказавшись на тротуаре, она усомнилась в том, что ее доставили в правильное место, и сверилась с адресом. Объявление, написанное готическими буквами, гласило, что в доме живут евреи. Вход не был освещен, и она еле нашла выключатель. Почтовые ящики с именами жильцов отсутствовали. Поднявшись на второй этаж, Ксения постучала в дверь, но ответа не дождалась. Должен же был кто-то здесь проживать? Она поднялась еще на один этаж, свернула в коридор и позвонила в дверь. После нескольких минут услышала шорох и различила фигуру в манто с шапкой на голове. Человек смотрел на нее испуганно.

— Извините за беспокойство, уважаемый господин, но я ищу фрау Сару Линднер. Вы знаете, где она живет?

— Нет здесь никакой Линднер, — проворчал старый мужчина.

— Наверное, ей нужна жена Виктора Селигзона, — раздался другой голос, и в коридор вышла пожилая женщина, встала рядом с мужчиной, подозрительно посмотрев на Ксению. — Зачем вам она?

— Я ее подруга. Мне нужно ее увидеть, чтобы поговорить о ее детях. Вы знаете, где она живет? Это последний адрес, который она мне сообщила.

Старуха подумала несколько секунд, рассматривая Ксению с головы до ног, потом все-таки ответила:

— Следующий этаж, последняя дверь с правой стороны.

— Спасибо, уважаемая госпожа.

Несмотря на убогость жилища, Ксения отметила, что лестничная клетка и площадки этажей чистые, медные ручки на дверях начищены.

Указанную дверь открыла сама Сара, одетая в толстый свитер и старую шерстяную юбку. Темные волосы забраны в строгий хвост, лицо без макияжа, губы потрескавшиеся. На шее висел швейный метр. Увидев гостью, Сара побледнела.

— Ксения, — выдохнула она. — Как ты здесь оказалась? Заходи, прошу тебя.

Через несколько минут Ксения сидела в маленькой комнате, которая еле согревалась миниатюрной угольной плиткой. Стены были обклеены бумагой темного цвета, книги лежали в беспорядке на столе. На раскладной кровати в углу возвышалась гора старой одежды. Сара выдавила из себя улыбку, отодвигая в сторону шитье и гибкий метр.

— Весь день шью. Речь идет уже не о моде, а о выживании. Евреи не имеют больше права покупать одежду для женщин и детей. Нам запрещено даже покупать куски тканей. Вот так я и стала мастером по перешивке всякого старья, — заключила она иронически, но в следующее мгновение ее бесцветные глаза стали влажными. — Расскажи мне быстрее, что с Феликсом и Лили? Как они?

— Все в порядке, — поспешила успокоить ее Ксения с улыбкой, открывая сумочку. — Вот, я привезла несколько фотографий. Они теперь живут на юге Франции с моей дочерью Наташей. Сестра Маша приглядывает за ними. Там они в безопасности. С ними ничего не случится. Я решила отправить их туда, как только немцы оккупировали Францию.

Глаза Сары наполнились слезами, она поднесла дрожащую руку к губам. Расстроенная Ксения села рядом с ней и взяла ее за руку. Через толщину свитера она чувствовала худое тело молодой женщины, которая плакала на ее плече.

— Они очень быстро нашли общий язык с моей дочерью, — сказала она. — Теперь бегло разговаривают по-французски. Я позаботилась, чтобы они брали частные уроки, сразу после их приезда. Феликс очень способный ученик, а Лили продолжает играть на пианино, как вы и хотели. Посмотрите, как она выросла, какая красивая. У них появились друзья в школе. Маша — прекрасная мать и очень серьезная женщина. У нее двухлетняя дочь. Вы можете на нее положиться, как и на меня.

Ксения заметила, что говорит в общих чертах, но она должна была успокоить Сару, которая пожирала глазами маленькие черно-белые фотокарточки. Она понимала печаль, которая раздирала сердце этой женщины, разлученной с детьми вот уже более двух лет.

— Почему вы не приехали к ним, Сара? — спросила она. — У вас же были готовы все необходимые документы.

Саре понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Я не могла оставить свою мать и потом хотела подождать, пока Виктора выпустят из Заксенхаузена. Мы должны были уехать вместе. В марте прошлого года его действительно выпустили. Но он был такой… О боже… — Она задрожала и, уставившись в одну точку, принялась шептать, запинаясь: — У него были отморожены руки и ноги. Они там заставляют заключенных стоять на холоде часами с непокрытой выбритой головой. На двадцатиградусном морозе. И потом еще пытки, унижения. Вы и представить себе не можете. В бараках их набито десятками. У него язвы по всему телу. Его надо было лечить. Он даже не мог внятно говорить. Сейчас ему лучше, но я не знаю, оправится он когда-нибудь до конца или нет, — добавила она надтреснутым голосом, качая головой.

Ксения встала перед ней на колени и взяла ее ледяные руки в свои. Она не знала, какие слова говорить, чтобы утешить ее. Ничто не могло избавить от боли эту женщину, которая приезжала в Париж получить медаль в знак признания ее заслуг и таланта, умную и одаренную женщину, которая была такой красивой в тот день в своем элегантном платье, а теперь ни за что ни про что раздавленную беззаконным и безбожным режимом.

С печалью в сердце Ксения опустила голову на руки Сары, словно преклонялась перед ее страданиями.

— Месяц назад умерла мать, — продолжила Сара. — Для всех это было избавлением. Нам не удалось получить для нее визу. Теперь Макс с Фердинандом делают все возможное, чтобы мы смогли уехать в Швейцарию, но, с тех пор как началась война, это очень трудно осуществить.

— Виктор способен к переезду?

— Выбора все равно нет. Здесь ему нельзя оставаться. Здесь никому нельзя оставаться. Тем более, что мне повезло получить это жилье только благодаря Максу. У него мы больше не могли оставаться, было слишком опасно. Его консьержка стала нацисткой и косо смотрела на присутствие в доме еврейской семьи. Макс приносит нам еду и уголь, чтобы мы могли согреться. У остальных в квартирах стоит холод, а нормы питания такие мизерные, что это приведет к голодной смерти.