Дмитрий Винтер - Опричнина. От Ивана Грозного до Путина

• Название: Опричнина. От Ивана Грозного до Путина
• Автор: Дмитрий Винтер
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-76450-1

Сейчас всё чаще говорят о необходимости «новой опричнины» для борьбы против «пятой колонны» и коррупции. Мол, российские «элиты» настолько поражены воровством и предательством, а метастазы измены настолько глубоко проникли во все правоохранительные органы, что по примеру Ивана Грозного требуется создать абсолютно новую силовую структуру, подотчетную лишь главе государства. Вот только чем закончился этот «эксперимент» пять веков назад? Чему нас учит опыт истории? Стала ли ОПРИЧНИНА спасением для Руси – или, наоборот, погубила Московское царство? Можно ли установить власть закона беззаконными методами? И какую цену приходится платить за тиранию и репрессии?

---

Затем наступила очередь вечевой демократии на Руси. Об этом, собственно, уже говорилось, как и о том, что князья быстро усвоили привычку грозить «позвать татар» при любом недовольстве подданных их политикой; Андрею Боголюбскому в свое время «позвать» было некого – не кипчаков же, на тот момент тоже привыкших к «степной демократии»! Ордынские ханы, естественно, тоже стремились уничтожить древнерусский вечевой строй: ведь с одними князьями, без народа, было легче договариваться.

Но ничего подобного собственной государственной системе на Руси Орда не создала. Как мы видели, процесс переселения евразийцев-кочевников на Русь имел место по крайней мере от Мономаха, это столь же нормальное явление, как и движение восточных славян на восток и юго-восток. Но никаких «опричнин» до Ивана Грозного никогда не было. И вполне могла Россия до 1560 г., по А. Л. Янову, быть «вовсе не наследницей Чингисхановой орды, согласно «правящему стереотипу», но обыкновенным европейским государством, мало чем отличавшимся от Дании или Швеции, а в политическом отношении куда более прогрессивным, чем Литва или Пруссия»[317], – и в то же время государством евразийским.

Как уже сказано, если бы воссоединение России, Литвы, казахских степей (казахи в 1550-х гг. тоже начали проситься «под государеву руку»), Крыма состоялось, то фактически Россия уже в то время достигла бы тех естественных евразийских границ, которых она реально достигла к концу правления Екатерины II. При этом такое воссоединение Евразийского единства было бы куда ближе к неимперскому варианту Владимира Мономаха, чем это произошло на самом деле. Тогда Россия-Евразия прочно вошла бы в Европу уже в середине XVI в., а проведенные «либеральные» преобразования закрепились бы под влиянием Литвы с ее «вольностями». Что же случилось после 1560 г.?

Повторю еще раз: по моему мнению, корень зла – не этнический, а политический. Он именно в том, что с момента перехода Степи от мирной политики кипчаков к всемирным завоеваниям Чингизидов и как следствие – созданием постоянных силовых структур как аппарата подавления, на отсутствии каковых степная демократия, собственно, и держалась, последняя сменилась ханской деспотией. Прежде чем говорить о влиянии этого процесса на Русь, необходимо еще одно теоретическое отступление – по поводу сравнения политических и социально-экономических систем Европы, Евразии и Востока.

Россия, Евразия, Европа и Восток

На Востоке, в отсутствие аристократии, имеет место «равенство без свободы». Вот что пишет Гегель по этому поводу: «В Китае мы имеем область абсолютного равенства: все существующие различия возможны лишь в отношениях с властью… Поскольку равенство преобладает в Китае, но без следа свободы, формой правления по необходимости является деспотизм… Различие между рабством и свободой невелико, поскольку все равны перед императором, т. е. все одинаково унижены… И хотя там нет никакого различия по рождению и каждый может достичь высших почестей, само равенство свидетельствует не о торжествующем утверждении внутреннего достоинства в человеке, но о рабском сознании»[318].

А вот что пишет, например, Ю. Крижанич про Османскую империю XVII в.: «Турки не обращают никакого внимания на родовитость (поскольку наследного боярства там нет), но говорят, что они смотрят на искусство, ум и храбрость… Так одним махом из самых низших становятся наивысшими, а из наивысших – наинизшими». На самом деле, однако, «такое дело лишает людей всякой храбрости и порождает ничтожество и отчаяние. Ибо никто не бывает уверен в своем положении, богатстве и безопасности для жизни»[319].

Отметим, что нечто подобное столетием раньше Крижанича писал и Иван Пересветов, выступая, как мы уже видели, против принудительной военной службы и считая, что только вольная служба делает войско боеспособным: «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры против недруга: они бо есть порабощены и тот срама не боится, а чести себе не добывает, а рече тако: «Хоть и богатырь или не богатырь, а если холоп государев, иного имени не прибудет». Кстати, родом Пересветов был из земель Великого княжества Литовского[320], по некоторым сведениям, потомком героя Куликовской битвы Александра Пересвета (тот был родом из Брянска, в 1380 г. принадлежавшего Литве). А его правоту еще подтвердят последние годы Ливонской войны.

На Востоке сформировались деспотические государства, не гарантировавшие общество и личность от произвола. Однако и сама власть не была гарантирована. В системе, которая не гарантировала никому ничего стабильного, деспота заботила не столько безопасность государства, сколько его собственная, и поэтому он отдавал предпочтение людям, его охранявшим, становясь марионеткой в их руках[321].

Вот что пишет об этом тот же Ю. Крижанич: «У французов и испанцев (и у всей Европы. – Д. В.) бояре имеют пристойные, по роду преходящие привилегии. И потому там ни простой народ, ни воинство не чинят королям никакого бесчестия. А у турок, где никаких привилегий благородным людям, король зависит от глуподерзия простых пеших стрельцов. Ибо что захочет янычар, то должен делать король»[322].

Таким образом, на Западе аристократия, борясь с монаршей властью за свои права, сама того не желая, расчищала дорогу демократии. Наличие определенных (пусть и неравных) прав у разных сословий должно было рано или поздно поставить перед «простыми людьми» вопрос: если мы все произошли от Адама и Евы, то почему мы не равны в правах? «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?» – этот средневековый афоризм (приписываемый английскому священнику XIV в. Джону Боллу) со временем трансформировался в положение Декларации прав человека и гражданина 1789 г.: «Все люди рождаются свободными и равными в правах».

На Востоке никто не боролся за свои права и никому дорогу не расчищал. Равенство на Востоке было всегда, но – равенство в бесправии. Исключением тут была Индия – там с глубокой древности имело место кастовое деление, а также Япония, феодальная система которой была близка европейской. Как ни несправедливо с современной точки зрения деление на социальные страты просто по праву рождения, вне зависимости от личных данных, но все же, видимо, на пути к демократии и равноправию необходимо пройти через деление на сословия и через неравенство в правах. Случайно ли именно в Индии и Японии относительно легко прижился «посев» парламентской демократии, сделанный соответственно британцами и американцами? А вот там, где в условиях восточного деспотизма внедрялось равенство, демократия приживается куда труднее.

Уяснив все это, вернемся снова в Россию-Евразию. У степных кочевников в древнетюркские времена (I тыс. н. э.) имело место неравенство в правах (наследственная родовая знать и простолюдины, «чернь»)[323]. При Чингизидах (XIII в.) фактически было установлено восточное «равенство в бесправии». В целях уничтожения старой степной знати после завоевания кипчакских степей Чингисханом было проведено расформирование («раскашивание») старых тюркских (в первую очередь кипчакских) племен и включение их в состав новых, пришедших с завоевателями (найман, кирей, кунграт и т. д.). Целью этого процесса было уничтожение старой знати[324]; собственно, это делалось и на Западе, и в доопричной Руси, но – во-первых, старая знать «уничтожалась» только политически, отнюдь не физически, а во-вторых, и это главное, там этот процесс проводился в пользу третьего сословия. Здесь – нет. И в этом разница. Собственно, деятельность Ивана Грозного для Руси имела примерно такое же значение, как деятельность Чингисхана и его ближайших преемников для степной составляющей Евразии.

А дальше произошло то, что должно было произойти: уничтожение старой, имеющей «по роду преходящие привилегии» знати, помимо всего прочего, скоро сделало золотоордынских ханов, говоря словами Ю. Крижанича, зависимыми «от глуподерзия простых… стрельцов», правда, не пеших, а преимущественно конных. Пиком этой зависимости стало то, что творилось в годы «Великой замятии» в Орде в 1350—1370-х гг., когда ханы свергались чуть ли не ежегодно. А потом власть была узурпирована темником Мамаем, правившим от имени подставных ханов, которых он менял как перчатки. Однако по мере распада империи Чингизидов степное общество постепенно возвращалось к традиционной древнетюркской социальной системе: так, киргизы уже в XVI в. вновь воспроизвели ее[325]. Казахи, как мы увидим чуть ниже, – тоже. Кстати, есть основания думать, что Мамай хотел именно остановить процесс возврата к традиционной степной демократии и снова превратить Орду в военную деспотию полуторавековой давности. И на некоторое время это ему удалось…[326] Об этом мы еще поговорим, а пока спросим: не то же ли самое делал на Руси Иван Грозный?