Сэмюель Батлер - Путём всея плоти

• Название: Путём всея плоти
• Автор: Сэмюель Батлер
• Издательство: Критерион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-901337-14-Х

В серию «Мансарда» войдут книги, на которых рос великий ученый и писатель Мирча Элиаде (1907–1986), авторы, бывшие его открытиями, — его невольные учителя, о каждом из которых он оставил письменные свидетельства.

Сэмюэль Батлер (1835–1902) известен в России исключительно как сочинитель эпатажных афоризмов. Между тем сегодня в списке 20 лучших романов XX века его роман «Путём всея плоти» стоит на восьмом месте. Этот литературный памятник — биография автора, который волновал и волнует умы всех, кто живет интеллектуальными страстями. «Модернист викторианской эпохи», Батлер живописует нам свою судьбу иконоборца, чудака и затворника, позволяющего себе попирать любые авторитеты и выступать с самыми дерзкими гипотезами.

В книгу включены два очерка — два взаимодополняющих мнения о Батлере — Мирчи Элиаде и Бернарда Шоу.

---

— А вам разве не очень нравятся бедняки?

Таунли скорчил комическую, хотя и добродушную мину, сказал тихо, раздельно и решительно: «Нет, нет и нет», — и был таков.

И с этой минуты для Эрнеста всё было кончено. Как обычно, сам того не осознавая, он вступил в очередную реактивную фазу. Таунли взял эрнестову трёхгрошовку в руку, взглянул на неё и тут же вернул как фальшивую. Почему же сейчас Эрнест вмиг увидел, что это фальшивка, а принимая её от Прайера, не распознал? Разумеется, некоторые бедняки — очень приятные люди, как были, так и будут, но теперь пелена спала с его глаз, и он ясно увидел, что не может человек быть приятным только в силу того, что он беден, и что между богатыми и бедными классами лежит бездна практически непреодолимая.

В тот вечер он много размышлял. Если Таунли прав и его «нет» относится не только к замечанию насчёт бедняков, а вообще ко всей системе, ко всему спектру недавно усвоенных Эрнестом идей, то они с Прайером на ложном пути, это совершенно ясно. Таунли не вступал в спор; он трижды произнёс всего лишь одно коротенькое слово, но оно оказалось посевом того микроба, который, попав в благодатную питательную среду эрнестовой души, стал тут же множиться.

У кого, размышлял он, более правильный взгляд на вещи и на жизнь в целом, у Таунли или у Прайера? Кому из них лучше подражать? Ответ прозвучал в его сердце незамедлительно. У людей типа Таунли открытые и добрые лица; по ним видно, что они и сами чувствуют себя свободно и раскованно, и всякого, имеющего с ними дело, тоже в меру возможности успокоят и избавят от смущения. У Прайера и его друзей лица совсем не такие. Почему он ощутил молчаливое осуждение в первый же миг встречи с Таунли? Разве тот не христианин? Разумеется; он верит в англиканскую церковь, тут и говорить нечего. Как же может он заблуждаться, раз стремится действовать в согласии с общей для него и Таунли верой? Он старается вести тихую, скромную жизнь в посвящении себя Богу, тогда как Таунли, судя по всему, ни о чём подобном не помышляет, а просто старается уютно жить в этом мире и быть как можно более приятным, в том числе и внешне. И он человек именно приятный, а Эрнест, Прайер и иже с ними — нет. Уныние овладело им, как в старые времена.

Потом пришли мысли ещё более мрачные. Что если он попал в руки обыкновенных мошенников, материальных, а не только духовных? Он очень мало знал о том, что происходит с его деньгами; он поручил все денежные дела Прайеру, и тот, хотя всегда по первому требованию и выдавал ему наличные на расходы, явно раздражался, когда его спрашивали, что происходит с основной суммой. Ведь было условлено, говорил он, что этим занимается он, а Эрнесту лучше не отвлекаться от того, а иначе он, Прайер, вообще откажется от идеи Колледжа духовной патологии; и так он запугивал Эрнеста или умасливал — в зависимости от того, в каком настроении его находил. Эрнесту казалось, что дальнейшие расспросы выглядели бы так, будто он не верит Прайеру на слово, что он зашёл уже слишком далеко, и отступать, не теряя чести и порядочности, уже нельзя. К тому же это означало бы искать на свою голову новых приключений без всякой на то необходимости. Прайер немного раздражителен, но он джентльмен и на диво дельный человек, так что деньги, несомненно, однажды вернутся к нему в целости и сохранности.

По части сего последнего источника беспокойства Эрнест сумел себя уговорить, что же до другого, то тут он начинал ощущать, что для его спасения должен появиться откуда-нибудь — а откуда, он не знал, — какой-нибудь добрый самаритянин[213].

Глава LVIII

Назавтра мой герой ощутил новый прилив сил. Накануне он достаточно наслушался голоса лукавого, и больше уж на его козни не поддастся. Он избрал себе жизненный путь, и теперь просто обязан твёрдо его держаться. Если он неудовлетворён, то это, должно быть, потому, что ещё не отдал всего ради Христа. Посмотрим, сможет ли он сделать больше, чем делает сейчас, и тогда, быть может, путь его озарится.

Сделать для себя открытие, что не очень-то любишь бедняков, — это всё очень мило; но ведь уживаться-то с ними всё равно надо, ибо именно в их среде должна осуществляться его деятельность. Люди, подобные Таунли, очень добры и тактичны, но только — он хорошо это понимал — до тех пор, пока не станешь им проповедовать. С бедными управиться легче, и пусть Прайер глумится на здоровье, а он пойдёт к ним, пойдёт ещё дальше, чем прежде; он попробует привести к ним Христа, коли уж они сами Его не ищут. И начнёт он со своего дома.

Так, кто первый? Ясное дело, лучшего начала, чем портной, живущий прямо у него над головой, не найти. Это тем более желательно, что он не только категорически нуждается в обращении, но и, обратившись, перестанет избивать свою жену в два часа ночи, и жить в доме станет гораздо приятней. Итак, он прямо сейчас отправится на верхний этаж и побеседует с этим господином.

Но сначала, подумалось ему, хорошо бы набросать нечто вроде плана кампании; и вот он придумал несколько изящных поворотов темы, которые должны недурно сработать, — ну, то есть, в случае, если мистер Холт соблаговолит отвечать на предложенные ему вопросы в соответствующие моменты беседы. Однако мистер Холт — неповоротливая туша с бешеным темпераментом, и, пришлось Эрнесту признать, никогда не знаешь, что может вывести его из равновесия. Из девяти портных, как говорится, не сделаешь одного священника, но и из девяти эрнестов не сделаешь одного холта. Что если портной впадет в буйство, как только Эрнест взойдёт на порог? Что тогда? Мистер Холт у себя дома и имеет право ожидать, чтобы его не беспокоили. Да, это его юридическое право, но разве и моральное тоже? Нет, Эрнест так не считает, принимая во внимание его образ жизни. Ну, хорошо, оставим это; если этот человек впадет в буйство, что сможет сделать Эрнест? Павел в Ефесе боролся с дикими зверями[214] — это, конечно, было совершенно ужасно, — но, может быть, они были не такие уж дикие, эти звери? Заяц или канарейка тоже дикие животные; но уж там дикие или не совсем дикие, а никаким зверям не устоять против апостола Павла, ибо он был исполнен Духа; чудом было бы, если бы невредимыми остались именно дикие звери, а не апостол Павел; но Павлу павлово, Эрнест же понимал, что не посмеет начать обращение мистера Холта с драки. Какое! Когда он услышал, как миссис Холт вопит «убивают», он закрылся с головой одеялом и принялся ждать, когда начнут капать на пол просочившиеся через потолок капли крови. Его воспалённое воображение воспринимало любой звук как «кап-кап-кап», а пару раз ему даже показалось, что кровь уже капает на его одеяло; но он ни разу не попытался пойти наверх и спасти бедную миссис Холт. К счастью, всякий раз наутро миссис Холт оказывалась в добром здравии.

Эрнест уже отчаялся было придумать подходящий способ выйти на духовное общение со своим ближним, когда его осенило, что, может быть, проще всего начать с того, что пойти наверх и очень деликатно постучаться к мистеру Холту. И тогда он поручит себя водительству Святого Духа и будет действовать, как подскажут обстоятельства, каковые, надо полагать, суть лишь другое обозначение Святого Духа. Вооружённый до зубов этим решением, он довольно-таки развязно ступил на лестницу и только собрался постучать, как вдруг услышал из-за двери голос мистера Холта, обрушивающего дикие проклятья на голову своей жены. Это заставило его призадуматься, а настолько ли благоприятный момент он избрал, и пока он эдак мешкал, мистер Холт, услышавший шаги на лестнице, открыл дверь и высунул голову. Узря Эрнеста, он сделал некий неприятный, если не сказать оскорбительный, жест, который мог относиться, а мог и не относиться к Эрнесту, и смотрел так безобразно, что моему герою было явлено от Святого Духа немедленное и недвусмысленное откровение в том смысле, что ему надо незамедлительно продолжить путь вверх по лестнице, как если бы у него и в мыслях не было прерывать его у дверей мистера Холта, а попытку обращения предпринять в отношении мистера и миссис Бэкстер, методистов с самого верхнего этажа. Так он и поступил.

Сии добрые люди приняли его с распростёртыми объятиями и с сердечной готовностью поговорить. Он уже начинал обращать их из методизма в англиканство, когда вдруг к величайшему своему смущению обнаружил, что не знает, из чего, собственно, их обращает. Он знал, или думал, что знает, англиканство, а из методизма знал одно только название. Когда выяснилось, что, по словам мистера Бэкстера, уэслианцы придерживаются строгой системы церковной дисциплины (дающей прекрасные практические результаты), ему подумалось, что Джон Уэсли предугадал тот духовный механизм, который разрабатывали сейчас они с Прайером, и покидал комнату с ощущением, что, пойдя на зайца, набрёл на духовного медведя. Надо непременно рассказать Прайеру, что уэслианцы придерживаются строгой системы церковной дисциплины. Это крайне важно!