Сэмюель Батлер - Путём всея плоти

• Название: Путём всея плоти
• Автор: Сэмюель Батлер
• Издательство: Критерион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-901337-14-Х

В серию «Мансарда» войдут книги, на которых рос великий ученый и писатель Мирча Элиаде (1907–1986), авторы, бывшие его открытиями, — его невольные учителя, о каждом из которых он оставил письменные свидетельства.

Сэмюэль Батлер (1835–1902) известен в России исключительно как сочинитель эпатажных афоризмов. Между тем сегодня в списке 20 лучших романов XX века его роман «Путём всея плоти» стоит на восьмом месте. Этот литературный памятник — биография автора, который волновал и волнует умы всех, кто живет интеллектуальными страстями. «Модернист викторианской эпохи», Батлер живописует нам свою судьбу иконоборца, чудака и затворника, позволяющего себе попирать любые авторитеты и выступать с самыми дерзкими гипотезами.

В книгу включены два очерка — два взаимодополняющих мнения о Батлере — Мирчи Элиаде и Бернарда Шоу.

---

Удивлённый Эрнест не знал, что и сказать. Естественно было ожидать от Эллен негодования на то, как с ней поступили, и обвинений в адрес его отца с матерью за то, что она скатилась до своего нынешнего состояния. Но ничего этого не было и в помине. О Бэттерсби она вспоминала единственно только как о месте, где её щедро кормили и поили, не слишком обременяли работой и никогда не бранили. Услышав, что Эрнест поссорился с отцом и матерью, она, тоже вполне естественно, предположила, что виноват в этом только он.

— О, бедная, несчастная ваша матушка, — сказала она. — Она вас всегда так любила, мастер Эрнест, вы были её любимчиком; я и слышать не могу, что между вами что-нибудь такое. Как сейчас помню, как она меня звала к себе в столовую и учила закону Божьему, правда, правда, учила! Ой, мастер Эрнест, вам надо пойти к ней и помириться, нет, правда.

Эрнест опечалился, но он уже выстоял перед стольким, что лукавый мог бы поберечь силы и не беспокоить себя попытками допечь его по части отца с матерью через Эллен. Он сменил тему, и наша парочка занялась требухой с пивом, всё более проникаясь теплотой друг к другу. Из всех людей на свете с Эллен, пожалуй, он мог в настоящий момент держать себя наиболее свободно. Он рассказывал ей такое, чего не смог бы, казалось ему, рассказать никому другому.

— Так что, Эллен, — заключил он, — я в детстве научился многому, без чего можно спокойно обойтись, а к тому, что наставило бы меня на путь истинный, доступа не имел.

— Джентльмены, которые из благородных, они завсегда такие, — сказала задумчиво Эллен.

— Да, ты права, но я уже больше не джентльмен и не вижу, почему я должен быть «таким». Эллен, дорогая, я хочу, чтобы ты помогла мне как можно скорей стать каким-нибудь другим.

— Бог ты мой, мастер Эрнест, что же это вы такое имеете в виду?

Скоро они покинули харчевню и вместе пошли по Феттер-Лейн.

После Бэттерсби у Эллен были трудные времена, но на ней они почти не отразились. Эрнест видел только свежее, улыбающееся лицо, румяные щёки с ямочками, ясные голубые глаза и прелестные, запомнившиеся ему с детства губы, напоминавшие губы сфинкса. Тогда, в девятнадцать, она выглядела старше своих лет, теперь — гораздо моложе; собственно, она едва ли изменилась с тех пор, как Эрнест видел ей в последний раз, и лишь мужчина с гораздо большим, чем у него, жизненным опытом мог бы угадать, что она совершенно выпала из того слоя общества, к которому первоначально принадлежала. Ему и в голову не пришло, что невзрачность её одеяний была обусловлена её страстью к горячительным напиткам, а сама она провела в тюрьме, считая на круг, в пять или шесть раз больше времени, чем он. Он отнёс бедность её платья на счёт стремления блюсти себя, на что сама Эллен во время ужина не раз намекала. Его очаровало, как она долго отказывалась от пива, уверяя, что захмелеет от одной пинты[242], и лишь после долгих препинаний позволила ему себя уговорить. Она казалась ему сущим ангелом, слетевшим с небес, а что павшим — так тем легче с ним ладить.

Идя рядом с нею по Феттер-Лейн по направлению к Лейстол-Стрит, он думал о чудесной благости Бога, пославшего ему ту, которая была ему сейчас нужнее всех на свете и с которой одной из всей толпы он, несмотря на то, что она жила совсем рядом, мог никогда не столкнуться, разве что по счастливой случайности.

Когда люди забирают себе в голову, что удостаиваются особой благосклонности Всевышнего, им, как правило, надо держать ухо востро, а когда они думают, что с особой ясностью видят пассивность дьявола, пусть вспомнят, что у него опыта побольше, чем у них, и как раз сейчас он, скорее всего, замышляет свои козни.

За ужином мысль о том, что в Эллен он, может быть, нашёл, наконец, женщину, которую сможет любить настолько, чтобы желать с нею жить и на ней жениться, уже проносилась в его голове, а чем дольше они болтали, тем резоннее ему казалось, что пусть в обычном случае это и могло быть глупостью, но в его случае глупостью не было.

Он должен жениться; это вопрос решённый. Он не мог жениться на женщине благородного происхождения; это полная нелепость. Он должен жениться на бедной женщине. Да, но на падшей? А сам он кто, не падший? Эллен уже более не падёт. Стоит только посмотреть на неё, чтобы в этом убедиться. Он не может жить с ней в грехе, по крайней мере, не дольше кратчайшего срока до их женитьбы; в сверхъестественный элемент христианства он более не верит, но христианская мораль уж во всяком случае бесспорна. Кроме того, могут родиться дети, и на них останется пятно. У кого ему нужно теперь спрашивать совета, кроме как у самого себя? Отцу с матерью совершенно незачем об этом знать, а если и узнают, то должны радоваться, что он женится на такой женщине, как Эллен, которая составит его счастье. А то, что женитьба ему не по карману — как же бедные вообще женятся? Разве хорошая жена не должна помогать мужу? Где проживёт один, проживут и двое, а что Эллен его на каких-то три или четыре года старше, так что с того?

Случалось ли вам, благородный читатель, влюбляться с первого взгляда? Когда вы влюблялись с первого взгляда, сколько времени, позвольте спросить, вам было нужно, чтобы отбросить все соображения, кроме одного — овладеть предметом своей любви? Вернее сказать, сколько времени понадобилось бы вам, если бы у вас не было отца и матери, если бы вам нечего было терять в смысле денег, положения, друзей, продвижения по службе, чего угодно, а предмет вашей любви был бы столь же свободен от всего этого багажа, как и вы?

Если бы вы были юным Джоном Стюартом Миллом[243], сколько-то времени вам бы понадобилось, но предположим, что у вас донкихотская натура, импульсивная, альтруистическая, бесхитростная; предположим далее, вы изголодавшийся мужчина, изнывающий по чему-то, что можно любить и на что опереться, по кому-то, чьё бремя вы сможете нести, и кто поможет вам нести ваше. Предположим, вам изменила удача, вы всё ещё не оправились от страшного удара, и вдруг перед вашими глазами возникает это чудное видение счастливого будущего — долго ли, скажите честно, будете вы раздумывать, прежде чем ухватитесь за подброшенный вам шанс, каким бы он ни был?

Мой герой раздумывал недолго, ибо, ещё не доходя мясной лавки в конце Феттер-Лейн, сказал Эллен, что она должна пойти к нему домой, и остаться, и жить с ним, пока они не поженятся, что произойдёт в ближайший же дозволенный законом день.

Я думаю, что на сей раз лукавый сыграл наверняка и теперь прыскал от удовольствия.

Глава LXXII

Эрнест рассказал Эллен о своих трудностях с работой.

— Но для чего же идти работать в мастерскую, милый, — сказала Эллен. — Почему бы не открыть маленькую мастерскую самому?

Эрнест осведомился, сколько это может стоить. Эллен объяснила, что можно снять дом на какой-нибудь маленькой улочке, скажем, близ «Слона и крепости», за 17 или 18 шиллингов в неделю, сдать два верхних этажа за 10, оставив заднюю комнату и мастерскую себе. Если он сможет добыть пять-шесть фунтов, чтобы накупить поношенной одежды, они смогут её постирать и починить, и она сможет заниматься женской одеждой, а он мужской. Потом, если появятся заказы, он сможет и чинить, и шить новое.

Так они скоро смогут раскрутиться до двух фунтов в неделю; у неё есть подруга, которая начинала так, а теперь зарабатывает пять и шесть фунтов в неделю и уже сняла место получше — да и сама Эллен немало поднаторела в купле-продаже.

Да, в этом действительно был отблеск надежды, как если бы он вдруг получил обратно свои 5000 и ещё гораздо больше того в перспективе. Да, Эллен — определённо его добрый гений.

Она сбегала и принесла несколько ломтиков бекона им на завтрак. Она поджарила его гораздо лучше, чем когда-либо удавалось ему, и накрыла на стол, и поставила кофе и аппетитные гренки. Последние дни Эрнест был сам себе и повар, и служанка, и ничего хорошего из этого не получалось. И вдруг рядом кто-то, кто ему прислуживает. Ведь Эллен не только научила его, как заработать на жизнь, тогда как никто, кроме него самого, не мог ему ничего посоветовать, но ещё вот она здесь, такая хорошенькая, такая улыбающаяся, так хлопочущая о его удобстве; она восстанавливает его практически во всех отношениях, которые для него имеют значение, возвращает его в то, прежнее, утерянное положение — а вернее даже ставя в новое, которое ему гораздо более по душе. Так что тот сияющий вид, с которым он пришёл ко мне рассказать о своих планах, вполне понятен.

Ему стоило труда рассказать обо всём. Он мялся, краснел, мычал и запинался. При пересказе всей истории постороннему человеку в его душе начали возникать нехорошие предчувствия. Он явно пытался кое-что смазать, но я хотел знать все факты, так что помог ему в самых трудных местах и донимал его вопросами, пока не выяснил практически всех подробностей, которые и привёл выше.

Надеюсь, я этого не показал, но я был очень зол. Эрнест начинал мне нравиться. Не знаю почему, но не было в моей жизни такого случая, чтобы молодой человек, к которому я питал привязанность, сообщал мне, что собирается жениться, и я тут же не начинал инстинктивно ненавидеть его суженую, в глаза её не видя; я заметил, что большинство старых холостяков чувствуют так же, хотя все мы это болезненно скрываем. Наверное, это из-за того, что мы знаем, что нам и самим следовало жениться. Обычно мы говорим, что очень рады, но в данном случае я не чувствовал за собой и такой обязанности, хотя досаду свою скрыть всё-таки постарался. Чтобы такой многообещающий молодой человек, к тому же наследник очень прилично выросшего к настоящему времени состояния, вот так бросал себя под ноги такой личности, как Эллен, — это было невыносимо досадно, и тем досаднее, чем неожиданнее была вся эта афера.